У меня нет предпочтений относительно жанров: если режиссер толковый, ты даже не заметишь, в каком жанре ты существуешь, он мыслит другими категориями. С такими встречаешься редко, в последнее время очень редко, но все-таки они есть.
Психосоматика — это опасно, и я стараюсь выходить из роли, не вживаться до состояния, граничащего с психическими расстройствами. Отработал — снял халатик. Сила актера — в его «наборе красок»: каждый человек талантлив, но у актера есть «актерская копилочка» эмоций, есть наработанная техника, которая позволяет играть, не вживаясь на 100%. Например, хорошие рассказчики не играют, они умеют вживаться «чуть-чуть». Безусловно, я играю — значит, я примеряю это на себя, но при этом в первую очередь задействую профессиональную «технику»: я все равно работаю своим телом, своими лапками, глазками, носом, какими-то морщинками или какими-то мышцами лица, какие-то вещи приходят ко мне интуитивно. В кино вообще очень много моментов, которые нужно делать только технически. Например, в определенный момент прибегать и плакать. Навзрыд. Это можно один, можно два раза сыграть от души, если «накачать» себя — и если у меня до этого не было бессонной ночи, переезда, перелета, если у меня нет температуры, меня не раздражает мой партнер, режиссер и все люди вокруг. (Смеется.) А если нужно восемь дублей плакать, придется делать это технически. Либо прибегать к компьютерной графике или груше, как у клоунов.
Мне награды не важны, мне их не давали. Я бы не взяла. Вот так, наверное, надо отвечать. (Смеется.) На самом деле у меня есть награда «Дух огня» — за мою вторую полнометражную картину. А еще я «Женщина года» по версии Glamour. Но это у них просто год был неурожайный! (Смеется.) Раньше такая награда для артиста считалась дурным тоном: нас учили, что мы не про наряды, не про туфли, не про лицо, не про бренды — это не про нас, это дурной тон для настоящего артиста. И поэтому я получала эту премию с задней мыслью: «А вдруг подумают, что я не серьезная артистка?» Нас учили, что артисты в жизни должны быть серыми мышками в вытянутых свитерах. Что артист должен быть голодным. А теперь костюмчик мирового бренда на каждом втором отлично сидит!
Мне некомфортно сниматься обнаженной. Это было некомфортно даже много лет назад, когда во время подобных съемок всех «лишних» выгоняли, когда пытались сделать это деликатно и, можно сказать, артиста оберегали. Сейчас же это вообще полная суета. После рождения детей я стала задумываться над тем, что не хочу, чтобы эту «спорную информацию» можно было использовать против них, когда они вырастут: «А мы твою маму видели голой». Мне самой бывает неловко смотреть откровенные сцены в кино: я не всегда хочу знать, как у артистки или артиста «там» все устроено. У меня чувство, что я подсматриваю. Кроме того, в отечественном кинопроизводстве откровенные сцены — это чаще неоправданная спекуляция.
