Posta Art c Ренатой Пиотровски: Александр Цимайло и Николай Ляшенко — о том, как не испортить город, за что любить промзоны и зачем популяризировать профессию архитектора

Во всем мире — и в Москве в частности — активно облагораживают бывшие промзоны. Наверняка с точки зрения архитекторов это интересная задача, но не скрывает ли эта территория некие минусы для покупателя квартиры в таком районе?

Николай: Промзоны бывают очень разные. Если вспомнить промзоны XIX века, то сейчас все они по геолокации находятся практически в центральных районах городов, потому что они сосредотачивались, как правило, около рек, это было продиктовано технологической необходимостью, транспортом. А есть индустриальные зоны, которые находятся на каком-то отдалении от города, и буквально выжигают большую часть территории города, не дают возможности городу сшиться, являются преградой, но и такие территории город со временем тоже осваивает — и для будущих жителей это только плюс.

Александр: Если это решенный вопрос и промзона выносится из города, а на ее месте планируется жилой комплекс — то минусов никаких. Это будет совершенно новое пространство, которое не только добавит полезных квадратных метров жилья, но и облагородит окружение и обновит инфраструктуру, потому что бывшая промзона — это обычно закрытая территория, просто некрасивая и экологически неблагополучная дырка в городе, которую нужно объезжать, обходить, а при строительстве жилого района у этой зоны откроется второе дыхание.

Николай: И ведь это не только жилье, но и все инфраструктурные объекты, общественные зоны — все это становится частью нового района. И это большой плюс, потому что вопрос решается комплексно, продумывается вся структура генерального плана, это не точечное строительство, где один девелопер не знает, что делает другой, город не рассыпается, а грамотно сшивается со всем, существующим рядом.

Александр: А если на месте промзоны сделать парк — это вообще победа. Хотя такое решение всегда зависит от того, насколько экономически это может себе позволить город — не продавать площадку, а затеять парк или иное общественное пространство — театр, музей.

А почему у нас теперь каждый второй новый ЖК называют громкими именами вроде ЖК «Бродский», ЖК «Армстронг», ЖК «Рахманинов». Это такой модный маркетинг?

Александр: Абсолютно точно, это маркетинговая политика девелоперских компаний, которые хотят, чтобы их дом был легко узнаваем. Например, наш «Бродский» — из серии домов, названных именами больших русских литераторов. Такие названия легко запомнить всем — независимо от того, чем мы занимаемся.

Сегодня редкий новый ЖК не хвастает просторным пафосным фойе на входе. Без этого атрибута современное жилье уже не ценится?

Николай: Качество тут зависит не от размера: бывает маленькое дурацкое, а бывает камерное и эстетское фойе, бывает большое бессмысленное, безликое и неуютное, а бывает по-настоящему красивое. Тут не всегда размер имеет решающее значение.

Александр: И покупатели очень разные — и их вкусы и запросы. Кому-то шаровары, а кому-то зауженные брюки. Один любит огромные автомобили, другой — маленькие микрокоробочки, а стоят они одинаково. У людей должен быть выбор. А размер действительно часто ничего не определяет.

Николай: Да, можно сделать квартиру 500 метров с глупой планировкой, а можно 100 метров, но она будет классная, эстетская, с шикарными окнами и правильным светом, с грамотными планировочными решениями. Так что эти фойе — не самоцель, хотя, безусловно, просторное пространство на входе — это удобно. Но есть огромное количество нюансов, деталей, которые нужно учитывать, ведь мы говорим про образ жизни, про атмосферу, а она достигается разными методами.

Александр: Главное, что эти фойе должны быть стилистически связаны с общей идей дома, с концепцией, одно из другого должно теоретически вытекать.

Николай: Подытожу: не всегда большой и красивый человек приятен для совместного проживания. Иногда маленький симпатичный человек с хорошим чувством юмора гораздо приятнее. (Смеются.)

Еще один тренд — высокие потолки. Это тоже важный атрибут качества жизни — или маркетинг?

Александр: Это психологический барьер из советских времен, который мы не преодолели, потому что все жили в унифицированном жилье с не очень высокими потолками. И теперь люди решили, что им обязательно нужны высокие потолки, три метра — иначе не продать! Но если посмотреть, например, на Европу, то вот сейчас строятся апартаменты в Монако стоимостью 100 тысяч евро за квадратный метр, а высота потолка — 2.80. Для них это нормальная высота потолка. Безусловно, высоко — это красиво, это больше воздуха, но насколько это критично? Мы тоже за то, чтобы пространства были больше, но если у девелопера есть возможность сделать потолок ниже, но вставить еще один этаж в доме, то сложно спорить.

Николай: Да, стереотипы и вопрос нашей ментальности. И наша страсть к брендам и жажда дорогих машин — оттуда же, это попытка восполнить. Но в европейских странах действительно потолок даже 2.65 — вполне хорошая высота. Качество — это же вопрос пропорций пространства, соотношения стены и окна, наличия света. Да, высота — это, скорее, в плюс, чем в минус, но это не залог успеха. А вообще хорошие архитекторы любят экспериментировать — интересно сделать хорошо и с 2.65, и с трехметровыми потолками.

Кстати, об экспериментах: слышала новости, что в Москве будут строить деревянные девятиэтажки…

Александр: Деревянное строительство пытаются развивать во всем мире, есть примеры строительства высокоэтажных деревянных зданий в наше время. Возможно, экологически это выгоднее, чем строить из бетона.

Николай: При этом что это за дерево, которое не горит? Оно уже настолько пропитано, что встает вопрос, что там от дерева осталось, какой процент, это же сплошные лакокрасочные материалы… Возможно, главный лейтмотив — возобновляемость сырья, идея — не навредить природе. И из дерева имеет смысл строить там, где есть леса, чтобы действительно экономить. А насчет Москвы посмотрим — интересные новости!

Еще один тренд — клубные дома. Что это и на кого рассчитано?

Николай: Клуб — это всегда что-то уникальное, туда не попадешь со стороны, это дает иллюзию избранности — ну и в некотором смысле характеризует размер, масштаб и индивидуальность людей, которые там собрались. Красивый маркетинговый ход.

Александр: Раньше у этой «клубности» смысл был в том, что туда селили людей определенной профессии. Интересно поразмышлять, если бы сейчас создавались такие клубные дома, в котором жители решали бы, кто может жить в этом доме, а кто нет? Есть, кстати, такие ТСЖ в Швейцарии: пока все жители дома не подпишут согласие, ты не можешь купить в доме квартиру… Тоже любопытный вариант большей эксклюзивности.

Николай: Я посмотрел бы, как они договариваются!

Если квартиру для себя ищет москвич, у которого предки в усадьбах жили, а бабушки с дедушками — в историческом центре, и он хочет, чтобы и модно, и современно, и с каким-то московским колоритом. Так бывает?

Александр: Я москвич, и при этом я жил большую часть своей жизни в Выхино, которое никакого отношения к усадьбам не имеет, в маленьком панельном доме. При этом мои родственники до этого жили на Сретенке. Так что москвич москвичу, конечно, рознь. Но москвич, о котором вы говорите, возможно чуть лучше знает город, чуть лучше в нем ориентируется, и него есть какая-то ностальгия по определенным историческим местам — и это для него делает выбор квартиры сильно сложнее.

Николай: Да, потому что в историческом центре мало квартир в любом городе — это самый ценный жилой фонд. При этом историческая память, мне кажется, играет роль только одно поколение: жить там, где родились, например, родители или где прошло детство.

Важный тренд в строительстве — учитывать национальную идентичность города. Вот в Казани вы строите портовый кластер — и вдохновляетесь местными традициями. Насколько вообще сложно строить в Москве, легко ли «вписываться» в уже существующее многообразие?

Александр: В Москве достаточно домов, вдохновленных историей. И даже то, что мы строим в деловом центре, этим контекстом подпитывается. Учитывать, в каком контексте находится твое новое здание, — очень важно. Важно уметь переосмыслить. Это как в моде: ультрасовременные вещи могут быть вдохновлены старинным корсетом, который сегодня может превратиться в майку.

Николай: При этом в архитектуре этот процесс не оторван от места, а привязан к определенному контексту города, к окружению, к среде, где будет находиться это здание. Тут очень важно сделать детальный исторический анализ, особенно, если мы говорим о центре города, чтобы понять идентификацию, уникальность не только района, но каждой улицы и переулка.

Александр: Причем такой анализ не исключает того, что ты решишься сыграть на контрасте.

Николай: Да, именно так создавался «Москва-Сити» — на контрасте, на противопоставлении современной архитектуры, которая олицетворяет время, и окружающего ее исторического города. А когда мы работаем в историческом центре, мы очень щепетильно анализируем все нюансы, фиксируя, какие там архитектурные детали, окна, двери, чтобы уникальность этого места прочувствовать. И в новом проекте это обычно переосмысление этих деталей, пропорций или конфигураций зданий.

Ваше бюро как генпроектировщик разрабатывает крутую идею — а можете ли вы быть уверены, что в итоге подрядчики вашу идею воплотят в жизнь честно и качественно? Вот вы спроектировали дом, «подписали» его своим именем, своим брендом — а там потом трубы текут. Кто в итоге отвечает за то, как дом построен?

Александр: Люди часто считают, что архитектор за все отвечает в здании, но по факту это не так, времена, когда архитектор отвечал за все, были лет 200 назад. Сегодня далеко не все процессы мы контролируем, даже если выступаем как генпроектировщики. Все зависит от конкретного контракта — где-то мы делаем начальную часть, где-то все все целиком и проводим авторский надзор.

Николай: Мы заинтересованы контролировать все до последнего момента, но не всегда принимается такое решение.

Александр: И поэтому бренд действительно всегда «рискует». Бывает, что мы какой-то проект нарисовали, а его уже в процессе более детального проектирования по каким-то техническим вопросам меняют — и были прецеденты, когда дом настолько менялся, что мы расторгали контракт, потому что это могло стать выстрелом по нашей репутации, а репутация — это наш самый ценный актив, наработанный за эти 20 лет.

Кстати, как сейчас в рестораны стали ходить на шеф-повара, так и при покупке квартиры люди стали обращать внимание на имя архитектора…

Александр: И это хорошая тенденция.

О планах на будущее: в вашем портфолио много жилых домов, но и в более масштабном строительстве вы тоже замечены. Есть ли какие-то мечты в профессии, которые вы еще не исполнили, каких проектов не хватает в вашем резюме?

Николай: Нас действительно в основном знают по зданиям тяжелого жилого люкса, но это связано с тем, что такие проекты подпитаны большим маркетинговым импульсом, они активно рекламируются. При этом параллельно мы активно занимаемся и другой архитектурой, и наш фокус внимания сейчас во многом сосредоточен именно на общественных зданиях. Наш главный постулат — делать немного, но качественно, максимально педантично по отношению к деталям, и мы очень выборочно подходим к выбору проектов.

Александр: При этом неважно, что вы строите — дома или театры, главное — сделать качественно. И мы все время развиваем и растим качество. Это могут быть и жилые дома, и общественные сооружения, и даже предметный дизайн — это нам тоже интересно. Нам интересна любая история, связанная с проектированием, с дизайном, с концептуальными решениями. И преподавание — тоже, это большое и важное дело, ничуть не менее важное, чем строительство дома.

Николай: Нам вообще важно сохранить интерес к профессии, поэтому нас действительно интересуют очень разноплановые проекты. А тяжелый люкс — это большие возможности с точки зрения архитектуры…

Александр: Посмотрите историю архитектуры: дорогие усадьбы и дома прошлого — предмет сегодняшнего восхищения. На месте рядового дома появляется другой, но интересная дорогая усадьба становится памятником архитектуры. И в любой ЖК мы вкладываем душу. Классно же, когда ты можешь подойти к дому и рассказать о нем — почему он такой, в чем концепция.

Николай: И в таких зданиях, как правило, фокус внимания не останавливается только на планировках, на фасаде, там каждая деталь является важной. Потому что на реализацию проекта есть больше времени и финансов. Это создание handmade-продукта — и не для дальнейшего воспроизведения, потому что повторение — это абсолютное табу в такой архитектуре, клонировать проекты — дурной тон, это не массовая архитектура. И одновременно это не значит, что архитектору неинтересно строить девятиэтажки: просто там будут другие задачи.