В Москве холодно. В бегах и организации рабочих и учебных процессов сильно простыла. Пью имбирь, мерзну, и с шарфом на шее отвечаю на вопрос постоянного гостя нашей компании о том, что особенно интересно увидеть летом.
Отвечая — решила поведать о доме,
где живет ветер и солнце. При воспоминаниях
о нем я почувствовала себя лучше….
Простор врывается в легкие, наполняет все тело невесомостью, отрывает от земли. Делаешь последнее усилие — и уже вверх, вверх, паришь, расправляя с треском руки-крылья, взмываешь сквозь тугие струи невероятно прозрачного воздуха. Все выше, выше, подо мной стремительно уменьшается скалистый остров в жемчужном ожерелье прибоя с бело-синими пятнами деревень и зелеными мазками виноградников. В ушах еле слышно звенит тонкий колокольчик: «Дилинь-дилинь, дилинь-дилинь, Санторини, Санторини»…. Стук в дверь. Еще не спустившись с небес, машинально открываю. «Ваш багаж, мэм», — неуверенно, как бы извиняясь за вторжение, произносит добросовестно загоревший грек с белыми, как морская пена, зубами. Я на Санторини, острове в Эгейском море, я только что вошла в свой дом на ближайшие несколько дней, в дом, где живет ветер. И мне невыразимо, непередаваемо грустно, потому что скоро придется отсюда уехать.
Едва оказавшись на Санторини, я полюбила этот маленький греческий островок огромной и честной любовью. Точнее, я поделилась с ним своей первой любовью, которая целиком и безраздельно отдана Крыму. Отломила маленький кусочек своей любви и подарила его Санторини. Кусочек моментально разросся до масштабов самого острова, а может быть, и больше, вплоть до таинственного потухшего вулкана далеко в море, который украшает мой новый вид из окна. Я чувствую себя здесь, как дома. Мне все знакомо. Красивейшие виды, открывающиеся практически отовсюду, — бескрайние, сине-голубые пространства, растворяющиеся в молочной белизне горизонта. Прозрачный воздух, плавные, пьянящие воздушные струи, в которых словно плывешь, легкие облака, непрерывно меняющие акварель неба, оживающие по ночам звезды, спускающиеся так низко, что можно погладить их бархатистые спинки. Сплетение мифов и реальности, гармония природы и рукотворной красоты, бесконечная лазурь моря и узкие черные полоски песчаных пляжей — это мой Санторини.
Мой дом здесь называется «Дом ветров» — он, вместе с пятью другими, именуется «Коллекцией Цитураса» (Tsitouras Collection). И это действительно самая настоящая коллекция прекрасных произведений искусства, в которую превратилась, благодаря личности г-на Димитриса Цитуроса — в прошлом юриста, а сейчас знаменитого коллекционера и дизайнера — маленькая греческая деревушка Фиростефани, прилепившаяся к скалам острова высоко над морем.
Каждый дом носит свое имя: Дом моря, Дом Портретов, Дом Фарфора, Дом Нуриева, ТС Villa и, конечно, мой Дом Ветров. Может показаться, что дома наполнены предметами, вещами, произведениями искусства, мебелью, картинами, рисунками и прочим, прочим. Можно подробно описывать древние амфоры со следами ракушек, византийские иконы, венецианские светильники, фарфоровые тарелки, французские гравюры… На самом деле, каждый по отдельности и все вместе, дома буквально сотканы из фантазий, ассоциаций, маленьких и больших воплощений мыслей и чувств их создателя. Дом моря приветствует вас широкой пенной волной, несущей к вашим ногам морские сокровища: старинный морской сундук, керамическую рыбину работы Пикассо (чего совсем не ожидаешь), морские карты, осколки амфор и русскую икону Св. Николая — покровителя моряков.
Дом Портретов уносит в прошлое, откуда смотрят на вас задумчивые лица со старинных полотен, здесь ощущается эхо былой любви, грусть расставаний и восторг встреч. Бронза канделябров отражается в зеркалах в золоченых рамах, и в бесшумном танце кружатся воспоминания беспечной молодости прошлого века. Дом Фарфора — это продолжение бело-голубого настроения Санторини в коллекции фарфора, разместившейся в китайском кабинете XIX века. Другая не менее интересная коллекция — предметы старинной мебели разных эпох и стилей, которые мирно сосуществуют в теплом лимонном цвете стен, разрываемом в оконных проемах бесконечной голубизной Эгейского моря. Самый воздушный, самый летящий и невесомый, словно балеро, застывший в долгом прыжке, — Дом Нуриева. Выше всех остальных домов, с просторной верандой, он будто специально создан для влюбленных. На его стенах — коллекция рисунков, изображающих Рудольфа Нуриева во время его афинских гастролей. И, конечно, мой дом, таинственный Дом Ветров.
Почему таинственный? Потому что здесь живет ветер. Утром он шаловлив и нежен, как ребенок. Врывается с морской свежестью в распахнутое окно, гладит по щеке, путает волосы, проносится по комнатам, окрашивая все вокруг в прозрачно-голубые тона, замирает на секунду в гостинной, столкнувшись с забавным херувимом, усевшимся на старинной венецианской масляной лампе, срывается снова, чтобы, хлопнув дверью, вернуться опять и требовать игры, движения. Выманив меня из дома, он летит вперед, поджидает меня на узких улочках Фиры, кружит пыль на камнях древнего города, в руинах которого притаилось время, раздувает мое платье на черных песчаных пляжах острова, отнимает полотенце и, наконец, устав, ложится рядом понежиться на солнце, лишь изредка трогая прядь волос. Вечером он меняется, кажется, грустит, свернувшись у меня в комнате на мраморной капители античной колонны, приспособленной под столик. Поет о чем-то, сначала тихонько, потом резко вскрикнет и держит высокую ноту пока не успокоится. Ночью вдруг просыпается, пытается забраться ко мне под одеяло, шепчет на ухо о том, что одиноко, рассказывает запутанные истории своей бесконечной жизни. Сначала слушаю, потом засыпаю, убаюканная монотонной мелодией.
Завтра нужно встать рано утром, часов в шесть или чуть раньше, когда крыши деревушек еще не выкрасились синим, и еще дремлют местные коты с забавными колокольчиками на ошейниках, выйти на балкон и, завернувшись в одеяло, смотреть, как из темной, стремительно светлеющей багровости моря рождается красное, ослепительно красивое солнце. Медленно пробуждаются скалы — вычерчиваются из бесформенных предрассветных теней. Оживают дома и церкви. Наполняется красками и звуками Фиростефани, а вместе с ней и коллекции г-на Цитуроса. Пробуждается прекрасный остров, и имя его пением звонкого колокольчика плывет над волнами Эгейского моря — «Санторини, Санторини, Санторини».
Всегда ваша, Татьяна Шевченко
P.S. Если захочется сбежать из серой Москвы, то до 31 октября Tsitouras Collection может стать вариантом прекрасного long weekенда.
Предыдущая статья
World Travel с Татьяной Шевченко: почему следующим летом обязательно нужна Ибица?
Порой так говорят: «Clap along if you feel like happiness is the truth». Я это делаю постоянно… когда нахожусь на Ибице!
Дорогие Читатели! Прежде всего хочу принести свои извинения
за долгое июльское молчание. Не писала, не делилась впечатлениями, открытиями. Честно? Активно занималась детьми, их каникулами, давала им возможность насладиться мамой с утра и до ночи, ведь обычно, в Москве, слишком много работы и всегда не хватает времени на главное.
Итак, я проводила время в бесконечной череде всевозможного спорта, занятий языками, «тонула» в книгах и фильмах, дискуссиях и играх в Uno.. Тем не менее, пыталась найти время для себя и в физическом, и в моральном смысле. Уверена, вам знаком подобный вид отдыха. Случались и экспромты в тщательно обдуманной программе каникул. Я им очень рада, так как они добавили special flavor этому лету и я обязательно о них постепенно доложу. А пока стараюсь реабилитироваться за долгое отсутствие на Posta новостями из одной из самых горячих точек планеты (в хорошем смысле «горячих»!). Конечно, я о балеарском острове Ибицы…
Читать далее…
