В Москву приехал автор книги о Дэвиде Боуи Саймон Кричли, чтобы рассказать, что связывает его с великим музыкантом и как знакомство с его музыкой изменило жизнь мальчика из британской провинции. По случаю разбираемся, что можно узнать, прочитав его «Боуи».
Книга, вышедшая в рамках совместной программы музея современного искусства «Гараж» и издательства Ad Marginem, — это эссе о текстах, темах и смыслах в творчестве британского музыканта.
Саймон Кричли не журналист и не музыковед, а его книга — не биография и не исследование. Это эссе философа и давнего и исключительно преданного поклонника Боуи, который в первой же строке пишет: «Позвольте начать с неловкого признания: за всю жизнь никто не доставлял мне большего удовольствия, чем Дэвид Боуи». Для университетского профессора, который ведет собственную, посвященную философии колонку в The New York Times, «Боуи» — исключение из правил. Описать отношения музыканта и автора просто как «кумир — поклонник» нельзя — потеряется слишком много смыслов, столь важных для самого Кричли. Их он подробно расписывает, объясняя, как именно его жизнь изменилась в 12 лет — тогда, когда он впервые услышал Боуи. Речь идет о выступлении музыканта на шоу BBC Top of the Pops в 1972 году. Самоуверенный и уязвимый, искушенный и странный, каким увидел его мальчик из британской провинции, Боуи исполнял «Starman».
Кричли понимает, что был не единственным таким мальчиком, чье восприятие мира изменилось так неожиданно. «Тех, кому Боуи дал почувствовать сильную эмоциональную привязанность, — целый мир; он освободил нас, помог нам обнаружить других себя, более эксцентричных, более честных, открытых и интересных», — пишет он, тут же разделяя «преданных поклонников» и тех, для кого музыкант превратился в поп-икону, о которой они знают несколько заштампованных временем фактов.
Для Кричли же Дэвид Боуи стал абсолютом, поэтому попыток проанализировать его влияние на поп-культуру или расписать факты биографии он не делает. Его цель — рассуждения, укладывающиеся в короткие главы с заголовками наподобие «Мое занудное хайдеггерианство», «Гамлет в космосе» или «Королевское величие абсурда». Объясняя, чем так увлек его странный человек с загадочным знанием на лице, он формулирует: «Он тот, кто сделал жизнь чуть менее обыденной на очень долгое время».
В книге легко увидеть немало недостатков, ведь автор анализирует тексты песен Боуи исключительно пристрастно, делая порой неоднозначные выводы, согласиться с которыми можно не всегда. Но в этом же и ее достоинство. Человеку, определившему философию не увлечением, а профессией, всегда есть что сказать о смыслах. Воспользовавшись тем, что он умеет не только слушать, но и понимать, а понимая — формулировать, Кричли, например, приравнивает антиутопические образы Боуи к словам и образам из финала «Смерти Дантона» немецкого поэта и драматурга Георга Бюхнера. И тут же вспоминает обладателя премии Бюхнера Пауля Целана и его речь «Меридиан», произнесенную при получении этой награды.
Разбирая альбомы и композиции, Кричли не забывает и критиковать. Как и у любого поклонника, у него есть право разочаровываться. «Я ходил посмотреть на него в июле 1983-го на сцене Нэшнл Боул в Милтон-Кинси, когда с ним играли Карлос Аломар и Эрл Слик. Билеты стоили целое состояние. На концерте мне было невыносимо скучно. Помню, я досадовал, что потерял очки и не могу почитать „Бытие и время“ Хайдеггера, которые я взял с собой. Вот, пожалуй, и все. Не стоит забывать, что фанатеть от Боуи временами было непросто», — пишет он, чтобы рассказать о неудачах «Tonight» и «Never Let Me Down». «Боуи почему-то решил, что делать каверы и убивать песни, написанные с Игги, как, например, „Neighborhood Threat“, — хорошая идея. Это было кошмарно, удар в самое сердце. Но подождите, это не все, стало еще хуже».
Искренностью и желанием объяснить, почему Боуи превратился для него в целый мир, автор располагает к себе и своим рассуждениям, в которые то и дело проникают факты его собственной биографии. Вот он пришел к приятелю, живущему на Манхэттене, и узнал, что его квартира находится прямо под квартирой Боуи. Но отвечая еще в начале книги (а писать ее Кричли начал после выхода альбома «The Next Day») на собственный вопрос о том, хотел бы он с ним повстречаться, Саймон Кричли отзывается неуверенностью: как себя повести? Что сказать человеку, который изменил твою жизнь, тому, с кем ты — как это странно — не знаком, хотя и чувствуешь такую близость? И вот уже нет никакой разницы между философом и профессором Новой школы социальных исследований и миллионами других, о которых он неоднократно вспоминает. Людей разных профессий, говорящих на разных языках и думающих о разном. Тех, кто однажды впервые услышал «Starman», «Space Oddity» или любую другую композицию странного человека с печатью знания на лице.
