В рамках своей колонки наш колумнист, общественный деятель и руководитель школы танцев Prime Academy Катя Лиепа проводит серию эксклюзивных интервью с самыми успешными и интересными героями современной России.
«Все мы иногда читаем книги по психологии: о правилах и ошибках, секретах успешных людей, их крылатых фразах и примерах из учебника под названием „Жизнь“. Все в этих книгах хорошо, кроме одного: их герои — не из нашей жизни. То, что сработало у них, может не помочь нам. И наоборот. Поэтому я решила встречаться с реальными героями нашего времени и узнавать: какие секреты успеха действительно работают сегодня, здесь и сейчас».
Сати Спивакова: нескучная классика. Артистичная, яркая, любящая и любимая
Фото: Jan Coomans
Из ахрива Сати Спиваковой
Сати Спивакова — яркая телеведущая,
свой человек в мире музыки и моды, и в то же время личность с историей и территорией. Она способна увлечь собеседника с первых минут разговора, будь то easy talk или обсуждение любопытных тайн музыкальной классики. Но это — лишь внешняя, «глянцевая» сторона ее жизни. Умение отстоять себя, идти вперед и удерживать в руках штурвал корабля собственной судьбы — вот другой фокус ее личности. И это еще не все. «Не все» — именно так Сати назвала свою мемуарную книгу, вышедшую несколько лет назад. Сейчас пишется новая страница книги ее жизни, в которой есть и игра в постановке Романа Виктюка «Нежность» и новом спектакле «Фетишист», и представительство брендов Dior и Bellefontaine, и жизнь любящей жены любимого мужа.
Екатерина Лиепа: Сати, дорогая, для меня ты — очень успешная: не только как мать, как жена, как «директор своего мужа», но и как состоявшаяся женщина Сати Спивакова. Ведь чтобы быть рядом с сильным человеком, нужно быть личностью. Что для тебя успешная женщина и успешный мужчина? Есть ли разница?
Сати Спивакова: Да, разница кардинальная. У мужчины успех всегда равняется реализации в профессии и в бизнесе. Хороший семьянин никогда не скажет, что он успешный, пусть даже он отметил золотую свадьбу и у него 8 детей и 12 внуков. Для мужчины критерий успеха — не семья, а гиперреализация в области искусства, бизнеса, политики, науки. У каждого — свое мнение, но что для меня точно не является критерием успеха — это деньги. Ведь бывают же потрясающие, талантливые артисты, врачи и ученые, которые физически не могут заработать столько, сколько топ-менеджер. Но эти люди создают нечто большее, то, что остается после них, становясь символом. Вот пример — Святослав Игоревич Бэлза. Он был успешным в том, что он делал, и делал это самоотверженно, всего себя отдавая работе и вовлекая других. И когда уходят такие люди, мир пустеет, и не только мир их семьи, а мир в более широком смысле. А женщина может реализоваться в семье — любя мужа, воспитывая детей и создавая домашний уют.
— Ты тоже образцовая мать и жена, но для тебя этого явно недостаточно. Давай немного вернемся к началу — родительская семья, детство, Ереван, музыкальная атмосфера…
— …музыкально-театральная. Я совсем недавно была в Ереване. Нет, детство от нас никуда не уходит. Ереван очень изменился, все перестроили, и дом, в котором до сих пор живет мама и который когда-то называли «хлебобулочным», изменился, но по-прежнему почти из любой точки города виден Арарат. И это для меня знак, образ детства… Есть такая легенда, что гора показывает себя не всем и не всегда. Российский государь Николай I в 1837 году посетил Армению с целью увидеть библейскую гору, но все три дня его визита Арарат был в тумане. Якобы он воскликнул: «Арарат, ты не пожелал, чтобы великий царь увидел тебя, но и ты не увидел меня». И даже чуть ли не заболел после этого, потому что такой знак считается плохим предзнаменованием. Говорят, даже, когда Владимир Путин приезжал пару лет назад, Арарат показался лишь в последний день за час до его отлета. Всем, заранее рассказавшим ему эту историю, конечно, сразу полегчало (смеется). Вот и я смотрела недавно на Арарат во время взлета, уезжая из Армении, — он был такой красивый: эти две четкие, белоснежные вершины…
— Ваша семья соблюдала какие-то местные традиции?
— У меня была абсолютно русскоязычная семья. Папа был скрипач, дирижер, закончивший московскую консерваторию, настоящий интеллектуал, известный в Армении музыкант, общественный деятель, который создал там первый камерный оркестр.
— Ты часто говоришь про папу. Он был для тебя важным человеком?
— Я была папина дочка, и мама — к счастью, она жива и со мной, — любому папиному слову беспрекословно подчинялась, хотя папа был человеком сговорчивым. Он умел убеждать. И когда я сказала, что еду поступать в ГИТИС, он матери сказал: «В армию ей не идти, консерватория армянская не убежит, пусть в свои 17 поедет и попробует, не поступит — вернется, зачем обрезать девочке крылья. Хочется, значит есть амбиции, и слава Богу, если будет диплом московского вуза». Вот так меня в 17 лет отпустили одну в Москву.
— Поддержка родителей была значима для тебя?
— Мне говорят, что у меня сильный характер. Но мне казалось, что без поддержки, особенно отца, я бы не осмелилась уехать. Помню, он даже прилетел в Москву, когда я прошла на последний тур. Я помоталась по съемным комнатам, долго жила у родной тети, а потом вышла замуж в конце третьего курса. Мне тогда был 21 год.
— Как смогли сойтись взрослый, состоявшийся мужчина и молодая девочка с театральными амбициями и разницей в 18 лет?
— Меня «накрыла» совершенно сумасшедшая любовь. А потом это было и проявление характера маленького, но гордого народа: когда мы стали открыто встречаться, все в окружении будущего супруга на меня ополчились. В мой адрес со стороны его знакомых неслось: «армянский сорняк», «актерка», которая жаждет «пресловутой московской прописки» , да еще и от завидного жениха. Меня даже хотели выжить из института на последнем курсе, вызывали на комсомольские собрания, обвиняя в валютных операциях.
— Откуда это пошло?
— Поводом стало то, что у меня появились сигареты Salem, а откуда они могут быть у студентки? Просто Володя мне привозил их блоками, а я добрая, всем давала покурить. Еще я ходила в каких-то модных тогда балетках — тоже он мне привез несколько пар разных цветов, и 2 пары я подарила подружкам. Тогда мне заявили, что я занимаюсь валютными операциями. В итоге мне не дали ни одной роли ни на одном выпускном спектакле, хотя, казалось бы, какое отношение личная жизнь имеет к жизни творческой?
Я пришла к руководителю курса узнать, как так? Он ответил: «Давайте будем откровенны, Саакянц (моя девичья фамилия), зачем нужны выпускные спектакли? — Это — ярмарка, где режиссеры смотрят и выбирают актеров, а вам это зачем? Спиваков вас по звонку устроит в любой театр». На что я сказала, что самого Спивакова никто никуда по звонку не устраивал, и я никогда не позволю ему меня устраивать. В результате — дай Бог здоровья Каме Гинкасу, который мне помог — фактически придумал длинную роль из эпизодической в спектакле «Блондинка» по пьесе Володина. Текста там было ровно 4 слова, помню как сейчас — «Читай! Читай! Читай дальше!», но он как-то меня задействовал таким образом, что я практически постоянно безмолвно присутствовала не сцене«.
— Сейчас ты с юмором рассказываешь, а что испытывала тогда, молодой девочкой?
— Надо было это пережить. Когда несколько лет спустя мы встретились с Георгием Александровичем Товстоноговым, он вспомнил меня в этом спектакле, а мне было так стыдно! Это была неплохая школа жизни. Меня, как говорят, «поколотили фейсом об тэйбл». Но могло ли быть иначе?
— Как относиться к зависти? Она ведь и сейчас есть…
— Не реагировать. Я сама никому никогда не завидовала. Мстить — значит становиться на ту же ступень. Иногда я отвечала и потом жалела, оставалось ощущение, что сама измаралась.
— Надо было каждую секунду что-то доказывать?
— Я долгие годы будто сидела в окопе. Свадьба — просто роспись, я надела белый костюм и шляпку, которые Володя мне привез из Швейцарии, и мы поехали в Тропарево, где хороший фотограф Гена Андреев сделал романтические фото. Но свадьбы как таковой не было, дома тихо посидели…
— Жалеешь?
— Наверное, да, ведь второй раз не повторишь. Но с другой стороны, я видела такие роскошные свадьбы, одна из самых красивых была у моей приятельницы в Париже, а люди потом развелись через 5 лет. Да, это красивый ритуал, но… у меня такая судьба: мы с Володей — это не про пышные торжества.
— Ты ревнивая? Ты собственница?
— Да, ревнивая, но не собственница. У меня мудрый муж, он никогда не дает повода ревновать, а если вдруг я что-то почую, он делает такое наивное лицо и так начинает меня высмеивать, что мне становится стыдно продолжать. Если же я сопротивляюсь его «методу», говорю «не надо делать из меня дуру», он мудро отвечает: «зачем делать, ты и так дура!» (смеется). 32 года мы вместе, всех пассий я «пересидела», но понимаю, что расслабляться нельзя, даже прожив 30 лет.
— Настал, по-моему, тот момент, когда прекрасный и талантливый Владимир Спиваков должен сам волноваться за свою жену!
— Он вида не показывает, но тоже ревнив.
— Ты всегда себя чувствовала такой сексуальной, обворожительной красоткой?
— Кто тебе сказал, что я себя чувствую обворожительной и сексуальной красоткой? Это совершенно не так. Я чувствую, может, себя так в спектакле «Нежность», потому что там сублимация всего, что я пережила и чего не пережила за свою жизнь. Но там — не я. Я понимаю, что там я должна будить и вызывать чувства…
— От тебя исходит такая энергетика…
— Канал какой-то? Открылся бы уж он!
— Ты еще и красивая, но порой женщина может быть и некрасивой вовсе, но от нее что-то такое исходит, я бы назвала энергетикой, харизмой, что заставляет людей восхищаться ею. Это что-то на другом уровне…
— Я этого не чувствую, но дай Бог, чтобы было так, как ты говоришь (смеется).
— Ты очень чувственная, женственная, настоящая в спектакле «Нежность», который для тебя поставил Роман Виктюк. Как родилась идея этой постановки?
— Длинная история. Я давно пыталась вернуться на сцену, но все мои ближайшие «друзья» относились к этому, мягко говоря, с юмором. «Не смеши нас», «сиди на своём месте», «у тебя есть свое амплуа телеведущей и жены маэстро, хватит лезть туда, где тебя никто не ждет», «какая ты артистка — ?!»
— Тяжело такое слышать? Имея актерское образование.
— Непросто слышать, да. Но мало ли у кого какое образование… И я понимаю, что мне нечем крыть, потому что мои юные работы в кино не выдержат конкуренции с нынешним кинопроизводством, хотя я все-таки ГИТИС заканчивала еще у старых мастеров, у нас преподавали люди, которые находились, как говорится, на расстоянии одного рукопожатия от Станиславского. И Туманов преподавал, и Кнебель, и Гончаров… Но, закончив институт, я настолько боялась сама себя и собственной тени… Короче, мечта вернуться в профессию меня преследовала все эти долгие годы, но каждый задуманный проект на каком-то этапе обрывался, не складывался.
— И что же ты подумала?
— Я подумала, что это какая-то кармическая история, ну не принимает меня назад профессия! И что-то во мне сломалось. А с 20010-го года в моей жизни появилось телевидение, Первый канал, потом канал «Культура», в 2010-м появился проект- «Сати. Нескучная классика».
— Ты сама это придумала?
— Да. Меня это еженедельное ток-шоу на 40 минут захватило с головой. И вот потом ко мне на очередную передачу пришел Роман Григорьевич Виктюк, и я спрашиваю: «Роман Григорьевич, а вы знаете, что я актриса?» Он говорит: «Знаю». Я предложила ему сделать постановку вместе. Он нашел пьесу на двух актрис, привел ко мне Иру Апексимову, мы начали репетировать, а потом они оба исчезли — якобы, на гастроли. Как сейчас я понимаю, тогда возник конфликт с Апексимовой… Вспоминая ту ситуацию, могу сказать, что мне было очень жалко Романа Григорьевича, потому что, чья бы правда ни была, надо понимать, что Виктюк — это все-таки великая личность и часть нашей культуры, к таким людям как он надо относиться бережно.
Я снова с головой ушла в свою телепередачу. И вдруг случайно, разбирая какие-то бумаги, попадаю на текст, который знаю с юности. Звоню Виктюку, говорю, что хочу показать его. При этом со мной к тому моменту часто встреччается замечательная девушка Басиния Шульман — классная пианистка и при этом продюсер, и предлагает мне сделать то переписку Жорж Санд и Шопена, то переписку Альфреда Мюссе.
— То есть в нужный момент в нужном месте все сложилось.
— Видимо, стоило столько ждать… Честно скажу, я так любила виктюковских «Служанок», когда они только появились, и на многие его спектакли ходила. Но и не думала никогда, что буду сама с ним работать!
— Но вы совпали, я чувствовала, что режиссер это делал для тебя, для актрисы, для женщины.
— Да, он это сделал для нас с Басинией — музыкально-драматический моноспектакль. Я рада, что ты была на пятом спектакле, потому что он у меня получился — а я абсолютно объективно к себе отношусь — пожалуй, лучше, чем все предыдущие. Потому что ты же себя понемножку отпускаешь — это как раздевание в стриптизе (сама не пробовала, но представляю) — боишься, потом перестаешь бояться и думаешь: «А попробую-ка я еще что-то».
— Надо его играть, это живой спектакль.
— Его очень важно не затаскать внутренне, потому что текст-то простенький на первый взгляд. Если ты заметила, я больше молчу, чем говорю.
— Но это самое сложное — молчать на сцене одной.
— И Виктюк поставил так незаметно для меня пластический балет.
— Да, пластика, и необыкновенно красивые ноги и стопы, какая-то невероятная сексуальность…
— Ладно, хватит меня хвалить, а то, не дай Бог, сглазишь! Ведь совсем скоро — премьера нового спектакля, потому что, войдя во вкус с «Нежностью», остановиться уже не было сил. И вот мы с Андреем Фоминым решили на ровном месте «замутить» театральный проект! У Андрюши судьба в чем-то схожая с моей: по сути, он многие годы своей первой профессией — актерской — не занимался, хотя, в отличие от меня, играет в нескольких спектаклях, в кино снимался часто. Мы решили найти пьесу на двоих, пригласили Василия Бархатова, драматург Максим Курочкин написал очень интересную, на мой взгляд, пьесу специально для нас: это такая грустная комедия, с элементами абсурда, и даже детектива каждый может понять и услышать ее по-своему. Декорации сделал выдающийся сценограф Зиновий Марголин. Музыку написал наш друг Марк Тишман.
Весь проект поддержала моя прекрасная подруга Марианна Сардарова и ее фонд RuArts. Кстати, Марианна сама — пример того, как вполне благополучная обеспеченная женщина, идеал жены и мама троих детей не может жить без самореализации, без творческих идей и постоянного созидания, без новых проектов и выставок… Из-за скорости решения и отсутствия времени репетировали мы все в бешеном темпе, два летних месяца, потом сентябрь, теперь вот ждем возвращения нашего дорогого режиссера с дальних постановочных гастролей. Так что 14 и 15 декабря приглашаю на премьеру новой пьесы «Фетишист»!
— Спасибо! Сати, у тебя телевидение, постановки, семья… Ты чувствуешь себя полностью реализованной, можешь сказать, что успех — гармоничное существование с собой?
— Думаю, что да. Но мне кажется, если женщина не реализуется никак помимо семьи, то она не может быть успешной. Проецируя себя на эту ситуацию — я бы ела себя поедом. Более того, с годами я отошла от прошлой ипостаси, когда фактически была «менеджером мужа». Потому что поняла, что очень часто ситуация, создаваемая женами, которых называют в одно слово — «женашефа» — выглядит смешно. Когда любой вопрос, проходящий через нее — «А можно у него взять интервью?», «А когда он едет туда-то?», «А что он ест: рыбу или мясо?» — превращается в гротеск. Никогда в жизни я не буду такой женой! Муж должен быть самостоятельным человеком, устанавливающим ту дистанцию между людьми, которую он сам допускает: хоть напрямую, хоть через секретаря, хоть через двух, но не через меня! Нужно — я помогу, посоветую, все равно ни одного важного решения он без меня не принимает.
— Это очень важно, что вы вместе, но каждый — самодостаточный.
— В какой-то момент я просто поняла, что «задыхаюсь». Он и сам понял, что я не могу не работать, не могу не иметь какую-то свою нишу, где я сама за себя отвечаю. Уже, правда, с его фамилией, что гораздо сложнее, но я сама за себя отвечаю.
— Я читала в каких-то твоих интервью, что несколько раз тебе предлагали съемки и ты уезжала, но понимала, что ставишь под угрозу семью, что надо все равно было заниматься Володей, что ты в какой-то момент все же жила его жизнью…
— Да, наверное, так. Это случалось пару раз, очень давно, еще до рождения младшей дочери. Но потом все пришло в какую-то гармонию, дети выросли, появилось взаимное доверие. Верность — вопрос доверия и твоей морали, когда ты понимаешь, что связан с человеком — не обязательствами, а чувством. Я не жалею ни о чем… У меня замечательные дочки, которых я воспитала абсолютно по-другому, чем воспитывали меня.
— А в чем заключается эта разница?
— Они абсолютно самостоятельны. Я не дуюсь из-за того, что они не звонили мне три дня. Если они не ответили на три моих звонка, я позвоню и скажу, что можно просто написать смс. Можно найти время на «куку, хелло, хай, гудбай», можно найти время и не говорить, что «нет времени» или «села батарейка». Но в глубине души я знаю, что у них у каждой — своя жизнь, я чувствую, какие мои дочери, с кем они, чем занимаются…
— Еще я хотела поговорить о твоем отношении к моде. Я очень согласна с твоими представлениями о том, как одеваться, как относиться к одежде, к дорогим брендам… Особенно интересно то, как одеваются твои девочки. Это твое воспитание?
— Нет, не мое — объясню тебе, как это получилось. Я сама, хочу этого или не хочу, связана с брендами, ты знаешь, что я — посол LVMH в России. Поэтому уже лет десять — начиная с 2006 года — я ношу вещи домов Dior или Louis Vuitton. И великий дизайнер Аззедин Алайа, у которого я часто заказываю вещи — мой большой друг. Да, с годами я стала любить красивую дорогую одежду, но дело не в бренде…
Мои дети — учитывая, что старшей 30 лет и она несколько лет работала в Доме Alaia — получили своеобразную прививку моды и имеют замечательный вкус. При этом они настолько отрицают моду в смысле брендов! Это ипично парижское — там есть такая философия no name, не дай Господи, чтобы нигде не было лейблов! Даже у средней моей дочери было соревнование, кто из подруг на рынке винтажа в Лондоне найдет самую дешевую пару ботинок — за 7 или за 12 фунтов. При этом они умеют выглядеть стильно. Но, конечно, когда приезжают в Москву, дочки говорят, что самый лучший шопинг — это мой шкаф, потому что выбор огромный и все даром.
— Расскажи немного про твою миссию в LVMH, с чего все началось…
— Началось с того, что Володя с юных лет был дружен с семьей Элен Арно, которая сама замечательная пианистка. Когда открылся первый бутик Louis Vuitton в Столешниковом, господин Арно попросил меня об участии в Москве, потому что в то время было еще не очень понятно, как представлять здесь модные бренды. Больше всего я горжусь тем, что мне удалось придумать и довести до конца идею с выставкой Dior в Пушкинском музее. И то, что выставка войдет в историю Пушкинского как связь моды и искусства, — самое ценное для меня.
— Очень показательно, что ты являешься лицом Louis Vuitton. Обложки глянцевых российских журналов пестрят очень молодыми девочками, на которых еще и каждая морщинка отредактирована. А Европа и Америка уже давно от этого отошли…
— Да, мы немного позади в этом смысле, там главные модели — все старше и старше. Я считаю, что наш глянец проигрывает этому тренду. Молодые девочки, которые слюнявят эти страницы, не имеют возможностей купить то, что там изображено. Но глянец — это прежде всего реклама и увеличение продаж. А покупать, особенно в нынешней ситуации, способна очень состоятельная женщина, которая заработала и готова вложить эти деньги в настоящую вещь. Она строит базовый гардероб, а не просто расшвыривает эти деньги, как в шальные 90-е, когда были, как их называли французы, «люксовые курочки», приезжавшие в Париж с богательньким дяденькой. Он давал карточку и говорил: «Иди, дорогая, вон там — Монтень, а там — Фобур». Даже в Dior мне говорят, что русские клиентки уже стали другими. Они приходят и смотрят на ценник… А я говорю: «Почему вас удивляет, что русская женщина смотрит на ценник?» — «Потому что раньше не смотрели!» Я считаю, что западная пресса поступает абсолютно правильно, потому что люкс должен быть многолетним, вещь должна носиться!
— Ты такой посланец нового, опровергающая нелепые установки, посланник не только брендов, но и здравого смысла… О тебе можно рассказывать как о женщине, которая необыкновенно выглядит, которую невозможно не любить и которая не стесняется своего возраста.
— В наше время возраст скрывать невозможно.
— Но о том, как хорошо выглядит Сати Спивакова, ходят легенды! Может, дело в том, что ты лицо прекрасной косметики Bellefontaine?
— Косметика действительно волшебная. Я дружу с замечательной женщиной, которая представляет Bellefontaine — Софией Бигвава (кстати, именно она поддержала проект «Нежность», когда мы только его выпустили). Когда она пришла ко мне ровно 5 лет назад и сказала, что хочет меня снять в кампании, я сразу согласилась. Но дело же не в кремах! У меня тело очень восприимчиво — хотя я рождена в Армении, где горы, а не море, — я абсолютно расцветаю на море. Мне достаточно 10 дней поплавать, и я абсолютно меняюсь. Для меня две вещи важны: сон и море.
— Вот об этом я и хотела поговорить. Ведь кто-то предпочитает Bellefontaine, кто-то La Prairie…
— Создатель La Prairie — тот же самый доктор, который потом продал все свои акции и создал Bellefontaine. Я это знаю доподлинно, потому что я с ним знакома, и La Prairie сейчас — это немного другое, так как это купленный патент.
— А детокс и SPA ты признаешь? Расскажи про клинику SHA.
— В SPA я ездила дважды, поехала туда одной из первых и встретила русского приятеля. Cказала, что приехала от Tatler, чтобы написать статью, а он мне предложил заплатить больше, чем Tatler, чтобы я ничего не написала и наши сюда не ездили (смеется). Но я честная. У меня трепетное отношение к себе оборачивается обратным результатом. А хорошо выглядеть я начинаю тогда, когда загоняю себя до предела. Парадокс!
— Но ты себя изводишь, чтобы держаться в форме?
— Извожу! Мне нужно себя лишать всего, компенсировать это водой. И еще я грешна: если мне предложат лишний бокал шампанского или бутерброд с колбасой, я выберу шампанское.
Блиц-опрос
Екатерина Лиепа: Лучший ресторан в Париже?
Сати Спивакова: Я вообще совершенно не гурман. Люблю кафе Café Marly, потому что это прямо у Лувра. Это ресторан группы Costes, и когда сидишь там на террасе, ты видишь и пирамиду, и весь Лувр, и их меню мне всегда подходит.
— Лучший ресторан в Москве?
— В Москве самый любимый — это места наших свиданий с мужем — «Недальний Восток» и «Турандот». Там мы назначаем друг другу свидания.
— Это атмосфера или повар?
— И то, и другое.
— Последние книга или фильм, которые произвели на тебя впечатление?
— Я открыла для себя неизвестного писателя — Артура Соломонова, автора «Театральной истории», изумительного романа. Прочла пару месяцев назад, хотя написан он в 2013 году. Он о том, о чем мы говорили с тобой. Очень понравился фильм моей подруги Фанни Ардан — «Навязчивые ритмы». Она сняла его сама с маленьким бюджетом, но фильм прекрасный, хотя и не имел должного успеха, ведь она некоммерческий человек. Ещё мне очень понравился «Бертмэн». Из последних спектаклей — «Кому на Руси жить хорошо» Серебренникова в «Гоголь-центре» и «Сказки Пушкина» Роберта Уилсона в Театре Наций.
— Где любишь отдыхать?
— У нас небольшой дом на юге Франции, мы очень любим это место, потому что климат похож на ялтинский, и для скрипки он хорош, там не сыро… Отдыхаем в августе — это единственный месяц, когда муж отказывается от всех концертов. Я обожаю морские путешествия. Человек я очень ответственный, вечно себя чувствую перед кем-то виноватой и должной, а тут ты уплыл — связи-интернета нет, и меня нет. Есть такое французское слово evasion — «побег», «бегство». Уплыл-сбежал в чисто море — это я обожаю! Когда берегов не видно…
— А отели есть любимые?
— Я люблю приехать в отель и сразу обжить комнату. Для этого мне надо поставить фотографии дочек, маленькую иконку, которую, как ни странно, мне подарила Людмила Собчак. Мы очень дружили с Анатолием Собчаком, и эта иконка была у Толи последние три года, когда он жил в Париже. Он часто у нас бывал. В Нью-Йорке я очень люблю Hotel Pierre, он такой домашний, там окна открываются, можно жить без кондиционеров. В Париже я всегда живу у себя в квартире. В Лондоне очень люблю отель Claridge’s. В Мадриде — Villa Magna прямо на Castellana. Венеция… Обожаю Венецию, но каждый раз приезжаю и никак не найду свой отель. Из таких, которые меня потрясли до того, что я бы не хотела выходить, был отель Peninsula в Токио. Я день по Токио погуляла, а следующие дни, кроме концерта, сидела там: комната, бассейн, ресторан, холл… Не хотелось выходить в город, в котором не видно неба, воздух какого-то серого цвета, и ты чувствуешь себя муравьем в лабиринте.
— С кем бы ты хотела встретиться, из любого времени?
— Если бы я жила в России, я бы хотела встретиться с Анной Андреевной Ахматовой. А окажись я во Франции, встретилась бы с Жаном Кокто, мечтала бы. У меня есть даже коллекция тарелок, расписанная им.
— Что значит быть музой и быть любимой?
— Быть музой и любимой — «две большие разницы», как говорили в Одессе! Женщина, которая сильно любит или любима, уже не может быть музой. Плотское и духовное — два несовместимых для меня жанра, и одно страдает за счет другого.
Предыдущая статья
Знаменитый отельер и исполнительный директор Oetker Collection Франк Марренбах
Фото: Jan Coomans
Благодарим Four Seasons Moscow Hotel
за помощь в организации фотосьемки
Опытный профессионал,
проницательный бизнесмен, приятный и остроумный собеседник и счастливый отец двоих детей… Все эти эпитеты вполне применимы к моему сегодняшнему собеседнику — исполнительному директору известнейшей люксовой сети отелей Oetker Collection Франку Марренбаху, обладателю престижной награды Gault Millau Hotelier of the Year и, по совместительству, заместителю генерального директора The Leading Hotels of the World. В коллекции отелей Oetker, которые представляет г-н Марренбах, собраны настоящие шедевры гостиничного искусства: Le Bristol в Париже, The Hotel du Cap-Eden-Roc, Brenners Park-Hotel & Spa в Баден-Бадене, L’Apogee Courchevel, Chateau Saint-Martin & Spa, Fregate Island Private Seychelles, The Lanesborough London, Palais Namaskar Marrakech…
Читать далее…
