В «Гоголь-центре» состоялась премьера спектакля «Две комнаты» в постановке режиссера и хореографа Евгения Кулагина, а Электротеатр «Станиславский» представил эпический проект «Орфические игры».
Фото: Ира Полярная
Андрей Безукладников
Оба спектакля — изобретательные и зрелищные игры воображения.
«Две комнаты»
Две комнаты, две женщины, две судьбы — столь похожие и столь разные одновременно. У них нет имен — потому что это не имеет никакого значения, в них легко узнать свою соседку, сестру, мать и саму себя. Жизни главных героинь (Чулпан Хаматова и Инга Оболдина) разворачиваются параллельно — но по законам неевклидовой геометрии, что означает неизбежность пересечений. Сцену разделяет перегородка, по обе стороны которой — те самые две комнаты, в которых женщины выясняют отношения с мужчинами и родственниками, плачут, радуются, приходят в отчаяние от безысходности и вновь обретают надежду. Стена оказывается проницаемой, и действующие лица легко перемещаются из одной жизни-комнаты в другую и обратно. Более того, граница между ними и вовсе стирается в снимаемом в режиме реального времени видео, которое проецируется на расположенный над сценой экран.
Режиссер и хореограф Евгений Кулагин, соавтор ряда проектов Кирилла Серебренникова, в том числе балета «Нуреев» в Большом театре, перенес на сцену кинематографический прием параллельного монтажа, который здесь становится не просто художественным средством, но смыслообразующей основой. Автором драматургии выступает Евгений Казачков — его пьеса с минимумом текста служит каркасом преимущественного пластического спектакля, который, впрочем, нельзя отнести к определенному жанру (чего в современном синтетическом театре в принципе делать не нужно). В течение спектакля две комнаты несколько раз трансформируются: сначала это кухня, потом гостиная, спальня, ванная. В каждой из картин постепенно открываются новые детали жизни героинь, их противоречивые чувства, мысли, разочарования и мечты. В происходящем на сцене читаются мотивы «В ожидании Годо», но в финале театр абсурда сменяется пронзительной сценой в духе Театра.doc. Спектакль строится на тончайших нюансах настроений и состояний, которые артисты «Гоголь-центра» виртуозно передают в движении и редких репликах.
«Две комнаты» — история одновременно универсальная и очень наша. Разговор героинь с матерями, которые в финале в почти идентичных выражениях упрекают дочерей — в том, что связались не с теми, что о будущем не думают, легко представить практически в любой российской семье. Однако какими бы неидеальными и противоречивыми ни были жизни этих двух женщин, они настоящие. Они умеют любить и даже быть счастливыми вопреки всему, порой не всегда отдавая себе в этом отчет. В последней сцене спектакля стена, разделяющая героинь, исчезает. Возможно, этих двух комнат и не было, как не было и двух женщин. Возможно, это всего лишь видения накануне солнечного затмения. Но кто сказал, что видения нереальны?
Детали
Ближайшие спектакли: 5 и 6 июня
«Гоголь-центр», ул. Казакова, 8
|
|
«Орфические игры»
В XX веке художники обращались к мифу как средству преодоления обыденности и мещанского существования, в нем они видели архетипическое пространство, в котором проявляются глубинные основы человеческого существования. Худрук Электротеатра Борис Юхананов, взяв за основу пьесы Жана Кокто и Жана Ануя, деконструирует и перекраивает их, позволяя зрителю самостоятельно решать, как глубоко тот готов погрузиться в миф. «Орфические игры» — это 12 спектаклей с участием сотни актеров, разворачивающиеся на протяжении шести дней. Не каждый выдержит подобный марафон, но смысл в самой возможности предлагаемого чувственного опыта. В современном мире, где картинки перед глазами меняются, не оставляя воспоминаний, где человек нередко сведен к функции, а жизнь его ограничивается набором стандартных операций, искусство — и театр в частности — становится пространством, в котором время если не останавливается, то как минимум замедляется. В этом среди прочего смысл новой процессуальности, о которой говорит Юхананов, — по сути, новой ритуальности: проживание взамен потребления; эмоции — часто травмирующие — вместо атрофии чувств. Сегодняшняя версия античных мистерий апеллирует одновременно и к архаическому сознанию, для которого характерно цельное восприятие мира, и к современному — бесконечно фрагментированному, порой шизофреничному (неслучайно жанр своего opus magnum режиссер обозначает как «панк-макраме»). Отсюда — видеопроекции типовых многоэтажек в сценографии, сменяемые по ходу действия пещерными сталагмитами; сюрреалистические монстры, рожденные в глубинах подсознания, и футуристические инкарнации то ли людей будущего, то ли пришельцев.
При этом происходящее подчиняется математическим формулам, которые некими апокрифическими символами появляются в программке и в титрах: «Любой элемент из Y имеет свой прообраз». Но, если вдуматься, математика не структурирует, а лишь описывает существующие независимо от человека закономерности — в которых при этом довольно много иррациональности (или того, что мы пока не в состоянии постичь). В греческих мифах Орфей спускается в Аид в поисках Эвридики, но, найдя, снова ее теряет, не сдержав обещания не смотреть на нее до выхода из царства мертвых. В пьесах XX века эти персонажи существуют на двух уровнях. С одной стороны, их отношения — воплощение типичного любовного цикла, от восторга и поэтичности первых минут и дней (у Ануя) до привычки, в которую они перерастают позже (у Кокто). С другой стороны, это метафора искусства, творческого процесса, в котором отношения между художником и его произведением во многом напоминают жизнь любовников, порой трагическую. Любовь — единственная альтернатива пошлости и обывательщине, но она хрупка и не всегда может сопротивляться куда более стойкому мещанству.
По духу спектакль временами чем-то напоминает новый сезон сериала «Мир Дикого Запада»: действие дробится и усложняется, балансируя между триллером и шоу (не теряя при этом своей ритуальной составляющей). «Орфические игры» — это путешествие между хаосом человеческой жизни и кажущейся упорядоченностью смерти. Этот путь в «потоке» из 12 спектаклей закольцован и цикличен, в нем нет конечного пункта назначения, как нет выхода в неровного белого круга, что появляется на черном заднике сцены. Но внутри него возможно все, даже отсутствие смерти.
Детали
Следующий цикл спектаклей — в новом сезоне
Электротеатр «Станиславский», Тверская ул., 23
