Культура

Posta Art c Ренатой Пиотровски: архитектор Сергей Чобан — о формуле идеального мегаполиса, важности архитектурного рисунка и балансе творчества и рутины в профессии

Архитектор Сергей Чобан

Новым героем серии бесед Ренаты Пиотровски с людьми искусства и архитектуры, преобразовывающими пространство вокруг, стал Сергей Энверович Чобан — знаменитый архитектор, проектировавший башню «Федерация» и Центр Зотов в Москве, «Дом Бенуа» в Санкт-Петербурге, Пакгаузы в Нижнем Новгороде, кинотеатр «Кубикс», отель NHow и множество других зданий в Берлине. Поговорили о том, почему нельзя сносить старое, как строить новое — и как оставаться влюбленным в свою профессию, продолжая каждый день учиться новому даже у студентов.

Рената Пиотровски: Сергей Энверович, вы архитектор мирового уровня. Насколько в работе своего бюро вы вовлечены в решение не только финансовых, но и творческих вопросов, учитывая, насколько много у вас проектов? Успеваете ли все проконтролировать и защитить свою творческую сущность — или вас сейчас больше поглощают корпоративные задачи?

Сергей Чобан: Безусловно, работа в моем берлинском офисе «Чобан Фосс» связана с комплексом задач. Но я не готов утверждать, что творческие и так называемые организационные задачи так уж сильно друг от друга отличаются, что граница очень четкая. Организовать весь процесс, принимая участие в том числе и в проектировании, и в процессе реализации, — это и есть путь, который должен пройти архитектор, чтобы построить здание, которое он задумал. Если работа художника, тоже требуя каких-то организационных усилий, все же остается в целом довольно зацикленным на собственных возможностях процессом, то в реализацию архитектурных проектов всегда вовлечено огромное количество людей. Это вопрос взаимодействия и «внутренней» команды архитектурного бюро, и «внешней» команды, участвующей в строительстве объекта, это комплексный процесс, и ты просто не можешь не быть вовлечен в него полностью, если хочешь реализовать свою задумку. Так что я не вижу противоречия между творческими и организационными задачами, это просто звенья одной цепи.

А какой этап в работе над проектом вам доставляет наибольшую радость?

Все этапы доставляют то радость, то огорчение, потому что каждый этап — это часто взаимные поиски компромиссов с заказчиками, строителями и так далее. Нет, реализация архитектурного проекта — это не процесс непрерывной радости. (Улыбается.) Но это очень креативный процесс, это такая творческая синусоида со своими наивысшими и низшими точками. Главное, чтобы на выходе получился результат, который удовлетворит всех участников.

Архитектор Сергей Чобан

Как вы пришли в профессию архитектора? Ваш отец — физик-теоретик, мама — инженер, дедушка — профессор политехнического института…

Я пришел в профессию архитектора из рисования. Я учился в средней художественной школе имени Бориса Васильевича Иогансона при Академии художеств Советского Союза — этот художественный лицей готовил и продолжает готовить абитуриентов для художественных вузов. То есть ориентация на художественные вузы происходит довольно рано. А живя в тогдашнем Ленинграде, трудно было не погрузиться в атмосферу такого «построенного мира» — сложного, интересного, архитектурного. И в какой-то момент я решил, что меня влечет этот мир необычных пространств, композиций, домов, ансамблей. В общем, я как-то угадал, что мне, условно говоря, нравится рисовать дома — и начал двигаться в этом направлении. В итоге поступил на архитектурный факультет Института Репина в Ленинграде.

В Википедии вы значитесь как немецкий архитектор русского происхождения. Насколько разные традиции у немецкой и российской архитектурных школ?

В Германии очень сильная школа рабочей документации: когда я приехал в Германию в начале 90-х, я был поражен точностью и последовательностью в реализации проектных идей, большой степенью приближения и детальностью чертежей по отношению к изначальной идее — пусть даже самой простой. Эта фундаментальная точность рабочей документации — большой плюс немецкой школы, потому что рабочая документация является основой успешной реализации любого проекта в натуре. И то, что она очень последовательно выходит из проектного чертежа, из концепции, означает, что ты всегда думаешь на шаг вперед. В то же время порой немецкую школу обвиняют в некоторой сухости, но современная архитектура в принципе использует другой словарный запас (с точки зрения орнаментов, деталей и так далее), чем полтора-два века назад.

В России самая известная ваша работа — башня «Федерация» комплекса «Москва-Сити». Какое значение этот проект имеет для вас?

Я в России реализовал множество проектов, но началось все именно с «Федерации»: выиграв в конкурсе, я понял, что этот проект станет для меня в некотором смысле ключевым — и что он не будет единственным, который я реализую в России. Это был гигантский проект, который воплотить в жизнь удалось не полностью, однако он все равно для меня — большой успех и удача, это амбициозное здание высотой 375 метров — важная веха для меня.

Архитектор Сергей Чобан

Насколько сложно строить в мегаполисе, где перемешаны стили, эпохи, где нужно проявлять новаторство и одновременно сохранять историю?

Мегаполис мегаполису рознь. Где-то сильно развито ансамблевое градостроительное мышление, когда ты не можешь превышать высоты соседних зданий, когда ты должен в большей степени ориентироваться на то, что происходит вокруг тебя, а есть мегаполисы, в которых можно позволить себе большую степень свободы, большую раскованность, большую контрастность по отношению к окружению. Например, есть города, которые могут достаточно активно развивать свою небесную линию — та же Москва. А вот Санкт-Петербург или Берлин гораздо в меньшей степени могут себе представить развитие этой небесной линии и держатся за то, что уже есть. Москва в этом смысле очень динамично развивающийся город — и башня «Федерация» как раз соответствовала общим градостроительным задачам.

Хочу вернуться в 2003 год: вместе с Андреем Гозаком и Ириной Коккинаки к выставке, проходившей в Германии, вы издали книгу «Чертежный архив Москвы», посвященную тому, как современная Москва «проступала» и вырастала из купеческого города. А какая бы была Москва сегодня, если бы тогда все задуманные архитектурные идеи были реализованы?

Да, выставка прошла в Берлине, а затем и в Москве в Музее архитектуры… Если бы все планы воплотились в жизнь, появилась бы масса интересных зданий. Например, если брать территорию вокруг Страстного монастыря, вокруг Пушкинской площади: печально, что были снесены знаковые церковные постройки, в том числе Страстной монастырь. С другой стороны, например, на узловых точках Бульварного кольца были запроектированы горизонтальные небоскребы Эля Лисицкого или же здание «Ленинградской правды», на конкурсе для которого были интересные проекты и у Мельникова, и у братьев Весниных, и у Ивана Леонидова, и они были сделаны раньше, чем возникло здание «Известий» Бархина. Все эти здания, будучи вкупе реализованными, могли бы создать еще более сложный и плотный ансамбль на узлах Бульварного кольца, у Никитских ворот или на пересечении Тверской и Бульварного. Лично я за то, чтобы создавать новые архитектурные проекты — но не за счет сноса. Например, идея построить Наркомат тяжелой промышленности на месте ГУМа (и вообще все попытки сделать новые здания на месте ГУМа, который, слава богу, был сохранен) я воспринимаю с отторжением, даже если предлагались яркие идеи «замены». Я за то, чтобы отдельные страницы истории не вырывались, за то, чтобы просто писались новые, чтобы город превращался в правдивую летопись. Идешь по городу — и «читаешь» его историю страница за страницей.

Архитектор Сергей Чобан

Кстати, вы также соавтор книги «30:70. Архитектура как баланс сил» — речь про баланс техничных, модных зданий и рядовых застроек. В каких европейских городах этот баланс сегодня наиболее соблюден?

Книга была написана в середине 2010-х — но процесс развития мегаполисов происходит очень стремительно, и я готов признать, что сегодня это соображение, связанное с регламентаций, с регуляцией внутри города, уже в какой-то степени не актуально. Сейчас мы наблюдаем более хаотичное развитие в большом количестве мировых мегаполисов, чем я пытался описать вместе с Владимиром Седовым. В этой книге я исходил из достаточно идеалистического представления о том, что город можно спланировать в каких-то своих частях, выделить отдельные территории для знаковых построек, которых должно быть не более 20–30 %, а оставшуюся территорию превратить в обрамление бриллианта. То есть бриллиантом является иконическое здание, а кольцом является эта фоновая архитектура, которая выполняется из более простых форм, но с большим количеством деталей, орнаментов, интересных элементов. У этой фоновой архитектуры — довольно «спокойная» высота, а вот отдельные иконы воспринимаются как формы, скульптурные элементы — и используют все возможности того современного языка архитектуры, который сегодня не является прямолинейным, а включает в себя большое количество пластических находок.

Но стало понятно, что и со стороны заказчиков, и со стороны владельцев участков постоянно возникает вопрос: если в одном месте возникло такое иконическое здание, почему рядом не может возникнуть другое? Тот принцип, который я описываю, был бы возможен только с учетом достаточно жесткой регуляции — а создать ее в современном мегаполисе довольно сложно.

Мне казалось, что наоборот сейчас регулирование более жесткое…

Ни в коем случае, сегодня градостроителям доступны гораздо большая спонтанность, хаотичность и, я бы сказал, свобода очень ситуативных решений, причем микроситуативных решений в разных точках становится все больше. Жесткая регламентация была возможна в Париже Османа второй половины XIX века, но сегодня это уже утопия.

Архитектор Сергей Чобан

Вы разрабатывали проект Дворца водных видов спорта к Универсиаде 2013 года в Казани и реконструировали московские «Лужники». Чем вам интересна работа над спортивными объектами?

Как архитектор ты всегда стремишься к разным типологиям: музейная типология, спортивная типология. Это просто объекты другой степени воздействия на человека. Когда ты проектируешь только жилые здания или только офисные здания — это один тип решений, а проектировка спортивных сооружений — это работа с пространством совершенно другого масштаба. На Стадионе водных видов спорта в Казани мы в то время применили клеёные деревянные конструкции, которые перекрыли пролет в 70 метров — десять лет назад это было абсолютно революционным решением, а сегодня уже во многих странах мира все больше строят из дерева — материала восстанавливаемого, который еще при своей жизни поглощает много парниковых газов. Можно сказать, мы на ранней стадии предугадали этот тренд.

Сегодня архитектор — это звезда, люди даже выбирают жилье, приходя на имя. При этом такая слава оборачивается тем, что архитектор в глазах обывателя становится ответственен за все. Вот недавно в Берлине лопнул аквариум, который вы спроектировали в 2004 году. Какие чувства вы испытали?

Этот аквариум — моя градостроительная идея, которая получила довольно яркое воплощение благодаря компании, которая специализировалась на проектировании и производстве таких аквариумов. Этот аквариум как архитектурное и даже в большей степени техническое явление получил огромную известность, объект просуществовал почти 20 лет, собирая сотни тысяч посетителей ежегодно. Безусловно, эта авария — это катастрофа. И счастье, что это произошло рано утром и не пострадали люди, однако пострадали рыбы (кораллы, кстати, там были искусственными). Это беда, так бывает, это часть профессии — видеть, как здания строятся и как иногда, к сожалению, уходят по не зависящим от тебя причинам.

Несмотря на огромное количество работы вы продолжаете активно рисовать. Что для вас рисунок? Способ сохранить впечатления? Отдых?

Это по-прежнему часть профессии. Я проверяю в рисунках какие-то свои пространственные идеи. Плюс это процесс постоянного обучения, очень хороший. Вот сейчас я был в Сан-Паулу, у меня там проходила выставка, и я три дня проводил занятия со студентами — это был очень интересный опыт совместного рисования. Ты учишься у натуры, у зданий, у тех пространственных ситуаций, которые уже существуют. Рисуя их, ты проверяешь какие-то реализованные идеи, насколько они «рисовальны»… Скажем, есть фотогеничность, а есть такая подверженность рисунку — насколько рисунок хорошо ложится на вот эту построенную форму. Это тоже очень важный показатель того, насколько здание интересное, насколько его можно схватить и сделать интересную композицию в рисунке. Так что для меня рисунок — это момент проверки и обучения.

Архитектор Сергей Чобан

А у студентов вы сами чему-то новому учитесь?

Я считаю, что в нашей профессии нет каких-то безусловно сложившихся подходов. Надо внимательно наблюдать за путями, которыми идут другие люди — именно они дают тебе какие-то альтернативные сценарии, которые ты сам, может быть, так для себя и не предполагал. Ты учишься у других постоянно. И в рисунке я, например, когда рисую вместе со студентами, стараюсь не оказывать давление, не навязывать своих идей, как надо делать, а как не надо, с какого ракурса смотреть, а с какого нет. Каждый студент выражает свой внутренний мир в рисунке, и эти пару дней в Сан-Паулу снова это подтвердили, результат нашей совместной работы был интересен не в каком-то своем перфекционизме или сверхсовершенстве, а именно в разнообразии, в том, что каждый максимально проявил себя. То есть ты даже можешь свое физическое состояние проверить по рисунку — насколько у тебя твердая рука, насколько ты быстро реагируешь, насколько быстро рисуешь. Это зеркало твоего физического состояния — и зеркало души.

Расскажите о вашем благотворительном Фонде архитектурного рисунка?

Благодаря Музею архитектурного рисунка в Берлине я стараюсь показывать людям — и близким к архитектуре, и далеким от нее, — как архитектура рождается. Ведь здания — это тоже наша жизнь. Например, в Берлине накал страстей вокруг появляющихся новых зданий всегда очень велик, порой очевидно непонимание, почему такое здание возникло, почему оно такое скучное или, наоборот, экзальтированное. И показать, как рождаются идеи, как они претворяются в жизнь, — это интересно.

Сейчас у нас идет выставка рисунков великого итальянского архитектора Альдо Росси, который своими рисунками выразил гораздо больше, чем даже своими построенными зданиями. И без его рисунков трудно эти здания понять, понять тенденции в современном мегаполисе. Например, в своих рисунках он показывает, насколько современный мегаполис стремится к некоторой коллажности, когда здания разных эпох накладываются друг на друга и превращаются в непрагматичную книгу архитектуры. И, кажется, даже журналисты вдруг увидели ключ к новому Берлину, менее скованному ограничениями, потому что в рисунках этот мир разнообразных зданий, наполненный контрастами и срезами разных эпох, особенно красив. Рисунок позволяет какие-то вещи понять на «нетяжелом», не слишком фундаментальном уровне. Это не книга, которую надо прочесть от корки до корки, это не построенное здание, в котором ничего уже изменить нельзя. А ведь понять, почему окружающая среда становится такой, а не другой — крайне важно для любого горожанина.

Архитектор Сергей Чобан

Генеральный продюсер проекта: Аниса Ашику