Арт-уикенд: прощание с вечной молодостью в Palazzo Koshelev

До 16 мая на «Винзаводе» проходит выставка Palazzo Koshelev Егора Кошелева. Это первый проект большого экспозиционного цикла «Прощание с вечной молодостью» к десятилетию центра современного искусства, в рамках которого «Винзавод» представит самых заметных российских художников нового поколения.

Фото: Александр Лепешкин

Егор Кошелев

Егор Кошелев, получивший академическое образование в Строгановской академии, избрал не самый популярный среди современных художников вид искусства — живопись. Ироничные, полные визуальных отсылок к искусству прошлого и настоящего, его картины привлекают парадоксальностью, обилием значимых деталей и мастерством исполнения.

Главная тема работ Егора Кошелева — непрерывный разговор с неким «большим мастером», альтер эго художника, который к своему великому предшественнику испытывает довольно противоречивые чувства. С одной стороны, это несомненный пиетет, с другой — желание себя ему противопоставить, как будто даже доказать, что время «большого мастера» прошло. А какое наступило? Собственно, об этом работы Кошелева.

Парадокс заключен уже в самом отдающем мегаломанией названии выставки — Palazzo Koshelev. Здесь привет и «нашему всему» Александру Сергеевичу с его хрестоматийным «нерукотворным памятником», и столь любимому Кошелевым итальянскому Возрождению, и идеальному образу самого себя, который всегда останется лишь мечтой. Просто потому, что ни в жизни, ни в искусстве идеала не существует, но желание к нему приблизиться и есть главная движущая сила культуры. А ее состояние современные философы определяют уже даже не как постмодернизм, а постпостмодернизм, или метамодернизм. Если первый наряду с иронией и стилизацией характеризуют деконструкция и нигилизм, то второй, по словам английского художника, автора «Манифеста метамодерниста» Люка Тёрнера, балансирует «между иронией и искренностью, конструкцией и деконструкцией, апатией и влечением», сочетая в себе прямо противоположные вещи.

Искусство 37-летнего Кошелева — показательный пример метамодернизма. В его иронии нет отрицания и желания разобрать на части — наоборот, он любовно объединяет различные элементы, из которых собирает модель настоящего. Скажем, современные ведьмы в его работах выглядят как персонажи монументальных советских мозаик с айпэдом вместо магического кристалла в руках. Две женщины, грациозно склонившиеся над экраном телефона на картине «Смска», вызывают в памяти одухотворенных мадонн Возрождения, но, стоит перевести взгляд чуть ниже, замечаешь в их сумках отрезанные мужские головы, а на лицах хищные улыбки Саломей.

В триптихе «Советская Аркадия» соцреалистичная манера сочетается опять же с композицией, характерной для религиозной живописи Возрождения, а также с элементами барочного жанра ванитас. Так, погибший красноармеец на руках своего старшего товарища изображен в иконографии сцен оплакивания Христа. Череп в руках другого персонажа вроде бы напоминает о бренности всего сущего, но при ближайшем рассмотрении оказывается головой «человека, похожего на Путина», вполне себе живой, хотя и лишенной тела.

А вот «Гитара для Кузлика»: примостившись на музыкальном инструменте, на зрителя удивленно и слегка растерянно смотрит ушастый коала. «Я пытаюсь ответить на простой вопрос — а что делать современнику с культурными фетишами прошлого, с тем, что преподносится ему едва ли не как сакральные артефакты, но на самом деле не представляет никакого реального интереса? — объясняет Егор Кошелев. — Я стремлюсь следовать линии мысли сегодняшнего продвинутого пользователя — что ему делать с гитарой Пикассо? На ней не сыграешь, ее внешние формы кажутся неприглядными глазу, воспитанному современным дизайном — но хотя бы ее можно использовать как убежище для какого-нибудь симпатичного зверька. Хорошо, пусть будет так».

Будущее же представляется Кошелеву, как «агрессивный конфликт животного и машины, почти без участия человека». Зачатки этого не столь отдаленного времени проявляются уже сейчас — в настойчивом самоутверждении иррационального в культуре, феномен, который со свойственным ему чувством юмора художник трактует в «Явлении козерога» и «Снежке» (этим нежным именем зовется изображенный на картине единорог, широко раздутые ноздри которого заставляют усомниться в его дружелюбии). Является ли этот уход в мир фантастики ответной реакцией на технический прогресс? Возможно. Так или иначе единороги, гоблины, драконы и прочие монстры существуют с нами в одном измерении — достаточно открыть крышку компьютера или шагнуть в темноту кинозала. Или зайти в Palazzo Koshelev.

Previous Next