В июне на полках книжных магазинов нас ждут: рассказы Паоло Соррентино, греческие мифы в искрометном пересказе Стивена Фрая и переизданные «Хроники Заводной Птицы» Харуки Мураками.
Читайте также о том, как все устроено в книжном мире, — в версии российского литературного критика Галины Юзефович и шотландского книготорговца Шона Байтелла.
Паоло Соррентино. Не самое главное
М.: Corpus, 2018. Перевод с итальянского А. Ямпольской
Первое, если вообще не главное, что их объединяет, — возраст: как и ключевые герои
фильмов Паоло Соррентино («Великая красота», «Изумительный»), персонажи его рассказов, за редчайшим исключением, люди немолодые. Второе: все они если и не его близкие друзья, то, во всяком случае, люди, бесконечно ему симпатичные. Каждый образ пронизан не приятельской даже, а скорее родительской любовью — всепоглощающей, временами будто бы несколько отстраненной и ироничной, но отстраненность и ирония нужны здесь в основном для того, чтобы не впасть в сантименты. «Не самое главное» — это 23 вымышленных истории из жизни людей с фотопортретов Якопо Бенасси. Кому-то из них Соррентино дает новые имена, каждому — пишет абсолютно иную биографию, отталкиваясь исключительно от изображения, пытаясь, как по волнистым кольцам на срезе древесного стола, прочесть по морщинам этих людей жизнь, которую они могли бы прожить. Та история, что рассказывает о человеке его лицо, почти никогда не совпадает с действительным прошлым, однако, при ближайшем рассмотрении, выглядит не менее реальной. И где здесь правда, а где вымысел, известно, как это водится, одному лишь автору.
|
|
Шон Байтелл. Дневник книготорговца
М.: Азбука Бизнес, Азбука-Аттикус, 2018. Перевод с английского И. Левченко
Сравнения мемуара известного шотландского книготорговца Шона Байтелла с сериалом «Книжный магазин Блэка» неизбежны — во многом потому, что автор сам же их и провоцирует, то напрямую сравнивая себя с главным героем
любимого многими книгочеями телешоу, то время от времени отпуская циничные шуточки, за каждой из которых буквально видится кривая ухмылка и слышится осипший тенорок Дилана Морана. Рассказывая о буднях своего букинистического магазина — вполне успешного, сколько бы автор это ни отрицал, — Байтелл будто бы старается оскорбить все возможные чувства абсолютно каждого, будь то гипотетический читатель или же невымышленные герои его историй. Последним, к слову, достается в первую очередь, и тем не менее за разудалым цинизмом и напускной грубостью в конечном счете кроется глубокая симпатия, хотя, разумеется, автор до самого конца будет усиленно пытаться убедить вас в обратном. «Оскорблять людей, когда любишь, — особая доблесть: / через грубость и нежность — жизнь через нас поет», — по ходу чтения две эти строчки из поэмы Дмитрия Воденникова «Небесная лиса улетает в небеса» то и дело приходят на ум.
|
|
Стивен Фрай. Миф. Греческие мифы в пересказе
М.: Фантом Пресс, 2018. Перевод с английского Ш. Мартыновой
Покупатель (глядя на переплет): «Это настоящая кожа?» Блэк: «Это настоящий Диккенс!» Не скажут, так подумают — в общем, давайте с этого и начнем. Перевод зарубежных текстов на русский язык во многом напоминает озвучивание фильмов: мы волей-неволей привыкаем к определенным голосам, и вот уже практически невозможно представить себе, например, Роберта Дауни-младшего, если за него не говорит при этом Владимир Зайцев; или, там, Ди Каприо без спайки с Буруновым. Точно так же Стивен Фрай для многих отечественных читателей трудно представим без моментально распознаваемой интонации его российского переводчика Сергея Ильина, ушедшего в 2017 году. Однако вот она, новая книга, и вот он, тот самый, настоящий Фрай, превращающий мифы Древней Греции, внешне вроде бы вообще никак в них не вмешиваясь, а просто пересказывая, в исключительно фраевскую литературу, с первых же строчек оборачивающуюся захватывающим языковым приключением. И как раз таки язык, что для нас важнее всего, здесь тоже — тот самый. В этом смысле перевод Шаши Мартыновой — абсолютнейшее чудо перевоплощения.
|
|
Харуки Мураками. Хроники Заводной Птицы
М.: Издательство «Э», 2018. Перевод с японского И. и С. Логачевых
Тридцатилетний токиец увольняется с работы, ищет пропавшего кота, потом — пропавшую жену, потом — пропавший смысл жизни, причем последнее — на дне глубокого пересохшего колодца, и все это лишь присказка, потому что в сказке порядка 800 страниц. Хотя, конечно, сказкой «Хроники Заводной Птицы» можно назвать с большой натяжкой, даже несмотря на то что волшебства, точнее мистики, здесь более чем хватает. Мысль о том, что литература, по сути, есть галлюцинация, не нова, однако Мураками в одном из самых известных своих романов, по сути, выворачивает ее наизнанку, как бы говоря: «Галлюцинация есть литература». Его часто обвиняют (и доля правды тут, безусловно, есть) в многословности, граничащей с графоманией, а также в перманентных попытках продажи родины: Япония на страницах его книг существует исключительно в экспортном варианте, имеющем мало общего с реальной страной и ее культурой. Однако стоит как минимум попытаться взглянуть на это с несколько иного ракурса. Многословность здесь — скорее форма медитации, когда ты отдаешься захватывающему тебя потоку, неизбежно состоящему из образов, и не важно, вызваны они к жизни фрагментами твоей памяти или же печатными знаками. Описанной в книге Японии не существует вовсе, потому что, по большому счету, это внутренние земли самого Мураками, где американская джазовая гармония становится почвой, на которой прорастает его собственная версия «Легенды о Великом инквизиторе», но и она, впрочем, лишь повод для очень странной, бесконечно ветвящейся истории, встроенной в не менее диковинный пейзаж. Наряду с несколькими другими избранными произведениями Харуки Мураками роман «Хроники Заводной Птицы» выходит в новой издательской серии, приуроченной к Году Японии в России.
|
|
Галина Юзефович. О чем говорят бестселлеры. Как всё устроено в книжном мире
М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2018
Новая книга литературного критика Галины Юзефович, несмотря на вроде бы вполне конкретное название, на самом деле раскрывает ровно противоположную сторону вопроса, а именно — о чем бестселлеры молчат. Мы привыкли думать, что у всякого литературного произведения есть навеки приставленный к нему автор, и имя на обложке эту иллюзию неизменно в нас поддерживает. Правда же заключается в том, что как только книга отправляется в типографию, она тут же остается сама по себе; писатель больше ровным счетом ничего своему детищу не может сообщить. В этой связи правильнее и честнее было бы говорить, что автором, например, «Щегла» была Донна Тартт: с момента выхода первого тиража любая книга переходит из безраздельной собственности писателя в безраздельную же собственность читателя, и вот он уже начинает вертеть ею, как заблагорассудится. Более того, если роман прочли, скажем, 100 000 человек, то в конечном счете мы имеем сто тысяч разных романов, что называется, по цене одного. В этой ситуации книгам нужен адвокат, представитель, голос, проговаривающий за них определенные вещи, которые сами они, с одной стороны, произнести не способны, потому что ограничены множеством барьеров и рамок, начиная с жанра и заканчивая зафиксированным, конечным количеством слов, а с другой — и не должны. Настоящий критик, даже если книгу он, допустим, ругает, становится в некотором смысле духовным (извините) соавтором произведения, продолжая воспроизводить его отражения и смыслы. «О чем говорят бестселлеры» — пример именно такого соавторства.
|
|
