В Московском музее современного искусства на Петровке проходит одна из самых масштабных и амбициозных выставок года — «Генеральная репетиция», замечательная не только работами выдающихся художников, в числе которых Луиз Буржуа, Герхард Рихтер, Джефф Кунс, Филипп Паррено, но и своей концепцией «представления в трех актах».
В экспозицию вошли произведения из коллекций ММОМА, основанного Леонидом Михельсоном фонда V-A-C, а также базирующегося в Париже и Сан-Франциско фонда Kadist.
Репетируют ни много ни мало чеховскую «Чайку». В ролях — произведения современного искусства. Представление разворачивается в музейных залах — и воображении зрителей, с которыми работы художников ведут диалог. И хотя экспозиционное пространство, казалось бы, предполагает больше зрительской свободы, чем театральный зал, здесь вы также оказываетесь ведомы невидимой режиссерской (кураторской) рукой от действия к действию. В самой идее превращения произведений искусства в актеров есть что-то от детской игры, оживляющей кукол, солдатиков и плюшевых медвежат. Что, впрочем, совершенно логично: играя, ребенок познает мир; этим же занимаются художники, проверяя его на прочность неудобными вопросами и пытаясь найти свое место в нем.
Собственно, чеховская пьеса — это только первый акт «представления», который продлится до середины июня. Затем в музее развернется второй акт, сценарий к которому написал австрийский философ Армен Аванесян, а 26 июля начнется третий акт авторства писателя и поэта Марии Степановой.
Сценарий по мотивам «Чайки» написан художниками нового московского объединения «Театр взаимных действий» (их псевдодокументальный спектакль «Музей инопланетного вторжения» о якобы зафиксированной встрече с внеземным разумом был номинирован на «Золотую маску — 2018»). Так почему «Чайка»? Предвидя этот вопрос, художники объясняют: что в русском театре может быть символичнее Чехова? А «новые формы», в поисках которых ломаются копья и судьбы в пьесе и вокруг нее, заключают в себе потенциал для множества трактовок.
Но прежде чем прийти (вернуться) к Чехову, зрителю предстоит преодолеть довольно долгий путь. На первом этаже его ждет своеобразный пролог — инсталляция британского художника Майка Нельсона «Снова больше вещей (Разрушение плиты)», в которой он объединяет произведения искусства разных эпох: здесь нигерийская скульптура 1 тысячелетия до н. э. соседствует с работами Бранкузи и Джакометти, Виллема де Кунинга, Луиз Буржуа и Анатолия Осмоловского. Таким образом Нельсон напоминает об обращении европейских модернистов к культуре раннеклассовых цивилизаций в поисках тех самых «новых форм», а также подчеркивает нелинейность развития искусства.
Нелинейна и траектория, по которой следует зритель. Экспозиция продолжается на третьем этаже, где происходит «кастинг» объектов-актеров, которые примут участие в пьесе, представляемой на втором этаже музея. А пока нам предстоит познакомиться с потенциальными исполнителями, объединенными в восемь тематических групп: «Вымыслы», «Рекурсии», «Навязчивые образы», «Вещи в гневе», «Перевоплощения», «Свидетели», «Флюиды» и «Системы».
В «Вымыслах» представлен ряд футуристических фантазий художников, конструирующих модели будущего из элементов настоящего. Так, здесь можно увидеть ковер группы AES+F с изображением странного симбиоза здания Рейхстага и мечети из серии «Исламский проект» 1997 года, которая представляет собой визуализацию параноидальных страхов западного мира перед арабской цивилизацией. Виктор Алимпиев в своей видеоработе «Корона» обращается к исследованию самого понятия времени. Две женщины поют в унисон, только слова песни одной в настоящем времени, а другой — в будущем: первое накладывается на второе, предчувствие через секунду становится проживаемой реальностью, а мгновение спустя — прошлым. В этом же зале — «Колыбель человечества» Арсения Жиляева, фантазия о далеком будущем, в котором люди расселились по другим планетам, а Землю превратили в музей своей цивилизации.
В «Рекурсиях» центральное место отведено работам английского художника Саймона Старлинга. Рекурсией называется оптическая иллюзия, когда помещенный между двух зеркал предмет создает бесконечную перспективу отражений. В серии «Картинки к выставке» Старлинг обращается к серии оригинальных фотографий, запечатлевших организованную Марселем Дюшаном выставку Константина Бранкузи «Скульптура и рисунки» 1927 года. Старлинг проследил перемещения всех скульптур на протяжении последних 87 лет, зафиксировав их настоящее местоположение на камеру той же марки, которой были сделаны фотографии в прошлом веке.
В разделе «Флюиды» соседствуют друг с другом «Абстракция 721-2» (1990) Герхарда Рихтера и «Шипы акации — Ладони» (2004) Джузеппе Пеноне. Первая являет собой пример этапного для художника перехода к его знаменитой технике нанесения краски с помощью скребка, дающей непредсказуемый результат. Работа итальянца Пеноне развивает идеи движения арте повера о взаимоотношениях человека и природы. Ряды шипов акации на шелковом полотне выстраиваются в линии на человеческой ладони — метафору разных состояний жизни на земле: растительной, животной, минеральной.
Каждый из разделов являет собой самодостаточную, но при этом открытую и подвижную систему, о чем напоминают встречающиеся во всех залах надписи со словами: «Эта работа принимает участие в постановке на втором этаже».
Наконец мы оказываемся на втором этаже — один на один с пьесой или скорее внутри нее. В каждом зале находим соответствующий месту и времени действия фрагмент либретто, поясняющий ход мыслей его авторов. Это как раз и напоминает традиционные этапы репетиции спектакля. Вот его участники пытаются ответить на вопрос: так все-таки комедия или трагедия? Со стены на нас испытующе смотрит Кьяра Фумай. «A male artist is a contradiction in terms», — читаем слова у нее за спиной. «Мужчина-художник — это явное противоречие». Владислав Мамышев-Монро в образах Ахматовой, Блока, Керенского, Вертинского и других — как иллюстрация природы лицедейства: быть актером — значит быть другим. «В пробах на роль Аркадиной» встречаем совершенно разные женские образы: легендарная модель Марелла Аньелли в объективе Ричарда Аведона, «Вампирша» Урса Фишера и портрет Беатрис Гастингс кисти Амедео Модильяни. Чем дальше углубляешься в эту пьесу вещей, тем сильнее связь с ее персонажами, тем эмоциональнее восприятие. В определенный момент «новые формы» перестают быть новыми или старыми, а превращаются просто в жизнь, по которой путешествует зритель. И уже невозможно сказать, где заканчивается театр. Потому что он не заканчивается. Впереди еще два акта.
Детали
Выставка работает до 15 сентября
Московский музей современного искусства, ул. Петровка, 25
