Где бы могла поселиться ботичеллиевская Флора — самый знаменитый образ Весны, вздумай она сойти с полотна La Primavera в галерее Уффици?
Мне кажется, я знаю адрес неподалеку,
в «золотом» ренессансном крае: Сиена, Флоренция,
Сан-Джиминьяно — Тоскана.
Я знаю, чем в Тоскане сразить самого рафинированного путешественника, морщащего нос при упоминании этой области Италии. Сезон в La Suvera уже открыт, поэтому добро пожаловать в Dimora storica, великолепное «Убежище истории».
И вот я уже завидую путешественнику, стоящему у кованых ворот с надписью «Suvera XVI», можно сказать, в центре тосканского треугольника: башни Сан-Джиминьяно в получасе езды, как и сокровища Ареццо (в другую сторону); до Флоренции — немного дольше; а вот Сиена, с ежегодным летним нашествием гостей на город по случаю Palio (исторических костюмированных скачек) на самой прекрасной площади мира, — рядом.
Да, я завидую каждому, кто стучит в эти ворота. Потому что именно в La Suvera можно сделать то, что уже, наверняка, давно подспудно хотелось — освоиться в истории, прочувствовать ее. Это возможно, если стать гостем рода Массимо-Риччи, расположившись среди подлинников культуры, рода, времени. Во всем их подлинном великолепии.
Ворота разъезжаются… Перед вами — замок, превращенный в украшенный ренессансными лоджиями дворец 16-го века, рядом с ним — собор (тоже 16-й век) и бывшие стойла 17-го века, теперь переоборудованные в комнаты для гостей. Все здания — в саду, полном холеных деревьев и старинных статуй. Лепечет струящаяся в бассейн вода. А в центре — напротив церкви — фонтан, накрытый полуовалом, скованным из железных лент. «Это — клетка, — скажет вам маркиз Риччи, — Сделана для птиц, но птиц мы в ней не держим. Клетка говорит птицам: „Как хороша свобода! “». Раскрытая клетка символизирует отношение маркиза Риччи к истории — он любит освобождать ее пленников.
Маркиз Риччи и его жена, урожденная княгиня Массимо, первыми из итальянской знати в 1988 году храбро распахнули для гостей двери своего поместья La Suvera, наполненного семейными реликвиями антикварно-музейного значения, совершив тем самым открытие в области отельного бизнеса. Поэтому La Suvera и удостоилось единственного в своем роде звания — dimora storica, что значит: «историческое убежище». Или «убежище (для) истории»? Чиновник, раздающий отельные названия, определенно прячет под мундиром сердце романтика, гордое родной историей.
С другой стороны, назвать La Suvera отелем, задвинуть в отельный ряд? Или объявить музеем, на том основании, что даже элегантные туалеты и ванные экспонируют подлинники? «Нет, мадам. Это не музей, мадам. Мы — комфортабельный отель, в котором нельзя курить в комнатах. Мы не приглашаем детей, пока они не подрастут. И вам придется оставить дома домашних животных», — не устают объяснять звонящим в La Suvera. Потому что на свете есть много желающих заплатить сколько угодно денег за ночь здесь, несмотря на то, что в туристически-популярной округе предостаточно заслуженно знаменитых отелей, вилл и ресторанов. Но La Suvera — историческая аномалия, гармонично-гостеприимная: здесь с удовольствием гостят бок о бок эпохи и времена, настоящие гости и гости из прошлого. Потому что маркиз не допустил в своих владениях самого распространенного вида насилия — насилия над историей. Он сумел умиротворить всех великих родственников, своих и своей жены, всех этих судьбоносных вершителей истории, приютив самым достойным образом, примирив их, таких сложно-сочиненных и сложно-характерных, друг с другом и с нами. Мы развлекаем их. А они — нас. «Хорошо, когда гости в доме. Иначе им скучно одним», — говорит маркиз Риччи, кивая портретам. «Где вы видели такое количество подлинной старины и предметов искусства в сочетании с пятизвездным комфортом и настолько учтивыми кошками?» — спрашивает маркиз. Ответ ему заранее известен — конкурентов у La Suvera нет.
В ответ на мои недоуменные вопросы, как и почему гостеприимный хозяин доверяет свои фамильные сокровища первым встречным, готовым заплатить небольшую (по сравнению с ценностями) сумму за постой в мемориальных стенах, маркиз не устает повторять: «The friends of kind people are kind people». То есть, если вы здесь гость, значит, вы — добрый человек. И баста. Добрые люди располагаются среди древнеримских и этрусских статуй, чтобы почитать что-нибудь поучительное или историческое из семейной библиотеки. Они переводят взгляд, плененный тосканской перспективой уходящих словно в вечность холмов, на из вечности же присланные средневековые гобелены и горки, полные драгоценного фарфора из королевского приданого… Вы будете восходить и нисходить по устланным ступеням, открывать заветные двери, проникать в Историю через истории, одна занятнее другой. Вы увидите покои, каждый наряднее предыдущего. И все они носят имена, причастные к семейной истории, и обставлены, разумеется, соответственно, ибо семейная коллекция неистощима.
«Нет, я не декоратор. Я учился в консерватории. Я — пианист. Но моя подлинная страсть — история. Я почему-то всегда знал, как нужно „придумать“ интерьер. Я ощущаю историю — культуру, мебель, людей. А моя жена училась живописи и реставрации».
«… О, да! Мария-Антуанетта — нам не чужая. Поэтому ей посвящен Marie Antuanette Suite, обставленный и украшенный вещами и произведениями искусства 18 века (из семейной коллекции). Братья ее несчастного мужа, ставшие впоследствии королями Франции, взяли себе жен из Савойского дома. Моя жена, княгиня Массимо, тоже из Савойской династии. … Обратите внимание на ванную — это бывшая замковая тюрьма».
«Наполеон Бонапарт? Конечно, он нам родственник. Ведь его сын женился на принцессе Савойской. Поэтому ему посвящена вот эта The Napolean Room. А вот на этой кровати — даром, что походная — предавался любовным утехам с красоткой Розиной король Италии Виктор Эммануил II из Савойского дома. Вот он в виде статуэтки с пышными усами на столе. В этом кресле он сидел, когда правил Италией. А внука его — Виктора Эммануила III — я выставил на лестницу: он старательно разжигал и разжег две мировые войны — и первую, и вторую».
«Внимание! А вот и „Русская комната“. В память о великой любви графа Миниато Риччи и княгини Зинаиды Волконской. Той самой. Именуемой Пушкиным „царицей муз и красоты“. Той самой, для которой Россини написал партию в опере „Танкред“, чтобы она блистала в Парижской опере. И она блистала!» Зинаида Волконская пела. Екатерина Лунина-Риччи пела. Миниато Риччи, пра-пра-пра- родственник нашего маркиза и муж Екатерины Луниной, пел. Все пели. Такое это было время. Молодые Лунина и Риччи познакомились и полюбили друг друга в Париже. А поженившись, решили поселиться в Москве. Молодой и красивый сеньор Риччи провел в России восемь лет, полюбил Россию и россиянок. Пел, слагал стихи, переводил, в частности, он перевел на итальянский стихи Пушкина «Демон» и «Пророк». Сохранилась переписка Риччи и Пушкина по поводу переводов. В Москве молодоженам нравилось посещать салон Зинаиды Волконской, к тому времени — молодой вдовы. И Зинаида Волконская влюбилась в женатого графа Риччи до беспамятства. Закипели оперные страсти: Риччи развелся с Луниной, чтобы посвятить себя Волконской, Волконская перешла в католичество, чтобы соединиться с Риччи. Они были очень счастливы, пока смерть не разлучила их. В «Русской комнате» Миниато Риччи и Зинаида Волконская снова вместе — здесь «живут» их портреты, в интерьере, который бы им понравился — среди старинной русской мебели и портретов.
Хорош и нарядный, с преобладанием оливково-зеленого цвета, интерьер ресторана Oliviera (бывшая «оливьера», где давили масло огромными жерновами, теперь эти «подлинники» — украшение интерьера). Кухня в La Suvera — высокая и настоящая, тосканская, при этом. Больше всего маркиз годится своим рестораном, своей итальянской кухней, своим итальянским поваром — юношей лет двадцати пяти, можно сказать, выпестованным самим маркизом. «Сделать хороший ресторан — вот самая трудная задача», — говорит маркиз. Он и с этой задачей справился, судя по количеству местных гурманов, которые, не смотря на тосканскую избалованность, предпочитают Oliviera многим другим окрестным гастрономическим достопримечательностям. Маркиз также гордится оливковым маслом из собственной оливковой рощи и вином из собственного виноградника, «центром здоровья» — с джакузи, сауной, косметическим и, конечно, массажными кабинетами, которые он умудрился живописно расположить на первом этаже исторической виллы. Здесь кипит жизнь и все трудятся — кроме гостей и кошек. А если кошки устремляются к воротам La Suvera, значит прибыла домой хозяйка — княгиня Массимо. Кошки — церемонные вассалы, только княгине они оказывают такие почести. Если желаете узнать, сколько же кошек живет на маркизовых хлебах — дождитесь приезда княгини Элеоноры, и сосчитаете всех.
Предыдущая статья
World Travel с Татьяной Шевченко. Маевка на Мадейре
«Уже хочется полной весны, цветения, — сказала я, страдающая от аллергической атаки русской березы. — Все равно хочу цветов, воздуха, моря, ведь я так люблю все на его берегу до летнего сезона…»
Хочу наслаждаться весной
на Мадейре — всегда! Дальний и не очень остров в Атлантическом океане, мощь которого поможет мне побороть навязчивые аллергические реакции и насладиться садами-цветами…
Маевка на Мадейре — это квинтэссенция майских эликсиров, подобных тем, которые бродят в смоляной бочке, чтобы стать мадерой. Воздействие последней на организм сравнимо с июньскими фейерверками Atlantic Music Festival, когда остров гремит музыкой, а небо, стараниями самых знаменитых фейерверкеров, в такт ей расцветает садами Фуншале.
Читать далее…
