Культура

КиноБизнес изнутри с Ренатой Пиотровски: интервью с Дмитрием Лысенковым

20 февраля 2023

Рената Пиотровски
продюсер, колумнист Posta-Magazine

Ведущая рубрики «КиноБизнес изнутри» Рената Пиотровски поговорила с актером Дмитрием Лысенковым об успехе картины «Чебурашка», Булгакове, театральных буднях и семейном счастье.

Успех предсказуем

Коммерческий успех «Чебурашки» довольно предсказуем: правильный маркетинг и правильный менеджмент. Если мы делаем кино для семейного просмотра, мы понимаем, что смотреть его пойдет не один человек, а семья с детьми и с бабушкой. Вместо одного идут пять человек. Плюс все премьеры новогодних каникул всегда «бьются» на три года вперед, и «Чебурашка» это время занял заранее — естественно, не прогадал. К тому же, были сделаны выводы по «Последнему богатырю», однажды стартовавшему за неделю до Нового года, когда всем еще немного не до кино: ведра для попкорна с «Последним богатырем» до сих пор стоят в кинотеатрах. (Смеется.) Коммерческий успех — это в том числе грамотное продвижение.

Голливудская практика

В России актеры не могут рассчитывать на процент с проката, как в США. У нас ни один продюсер, ни одна продюсерская компания не позволит этого сделать. Только если ты сам становишься продюсером. Да, эта система распределения не самая справедливая, потому что артисты тоже тратят часть своей жизни на то, чтобы проект получился успешным. Но ведь вопрос всегда в том, как вы договоритесь на берегу. Вы можете добавить пункт про процент в контракт, однако продюсеры, думаю, тогда просто не согласятся вас снимать. Рассчитывая на коммерческий успех, они вряд ли согласятся делиться с вами просто потому, что вы артист, на которого пойдут. Поэтому артисты в России в основном просто завышают свои гонорары, от проекта к проекту стараясь повышать ставку за съемочный день. Хотя мировая практика — назначать гонорар за картину.

Заработать больше

Правда в том, что сейчас на наших экранах нет крупных голливудских блокбастеров, которые могли бы создать конкуренцию «Чебурашке», этого отрицать нельзя. Есть, например, «Операция „Фортуна“» — но это кино разных жанров, и семейное развлекательное кино в любом случае должно заработать больше, чем авторский фильм Гая Ричи, пусть даже в жанре экшн. Вот если бы одновременно с нами выходила какая-то часть «Гарри Поттера», тогда была бы конкуренция.

Я не поклонник

Я не поклонник «Аватара», потому что сюжет у него — три копейки, и на «Оскар» он («Аватар-1») номинировался прежде всего как технологический прорыв, коим и был. «Оскар» — это профессиональная премия для людей способных оценить кино изнутри. Не как обыватель, а вот именно как профессионал от кино. В этом смысле фильм 1927 года «Крылья» — это тоже оскаровский номинант и даже лауреат за спецэффекты. Довольно большую часть этого фильма занимают бои картонных самолетиков из спичек. Это для своего времени прорыв, конечно, это комбинированные съемки, и это «Оскар», но кому сейчас это будет интересно по большому счету? И «Аватар» в этом смысле тоже устареет с точки зрения технологий довольно быстро, а сюжет там довольно примитивный. Не скажу, что наивные сюжеты — это плохо, но ничего нового Кэмерон своей историей про колонизацию иных миров не открыл. А на «Чебурашку» пошло больше людей, чем на «Аватар-2», потому что под Новый год зрителю, наверное, хотелось чего-то более доброго, светлого и человечного — в противовес действительности. Сейчас у зрителя есть запрос на теплое, дающее надежду кино.

Не только заработать денег

Хороших артистов в России, конечно, больше, чем в «13 Клинической», но там все на своих местах, вот что главное. И именно в таком звездном альянсе и стоит работать, только с теми людьми, которых ты уважаешь, за работой которых следишь и с которыми работается легко. Людей, страдающих звездной болезнью, я встречал очень редко — и я не соглашаюсь на проекты, в которых с такими персонажами я буду вынужден долго находиться на съемочной площадке. Понимаете, я проживаю собственную жизнь, и в какой-то момент я устал от того, что я с чужими, скучными, неинтересными мне людьми провожу так много времени. И я решил, что буду работать только с теми, с кем я работать действительно хочу. Даже три месяца, которые я потрачу на съемки в каком-то проекте, я хочу провести так, чтобы не только заработать денег, но и не бесцельно прожить эти месяцы своей жизни.

Вы очумели что ли?

Уходить со съемочной площадки, когда что-то идет не так, я мог бы согласно контракту. Если договор нарушает работодатель, я вправе со своей стороны прекратить исполнять свои обязательства, но из-за чувства ответственности ни разу этим правом не воспользовался. Хотя бывают критические случаи. Например, я готов был покинуть площадку, когда на съемку не приезжает… туалет. Да, порой сериальный кинопроцесс в России доходит до таких глубин, что туалет просто не приезжает, потому что площадок три, и с первой туалет поехал сразу на третью, а на второй решили, что «мы быстро снимем и как-нибудь все потерпим». Вот это абсурд. И такое случается. Ребята, вы очумели что ли? Желание сэкономить настолько велико, что мы впихнем в съемочный день все, что можем, и даже то, что не можем?

Мне импонирует смелость

Роман «Мастер и Маргарита» Булгакова — прекрасное, обожаемое многими произведение, одна из моих любимых книг. Но его невозможно экранизировать в том виде, в котором оно написано, невозможно не только в виде полного метра, но даже в формате сериала. Если мы хотим пофантазировать на эту тему, мы должны адаптировать текст под реалии кино: и в «Воланде» Локшина что-то от оригинального текста неминуемо отвалится, а что-то присочинится. Более того, там используются реальные факты из биографии Булгакова, которые перемежаются с вымышленными фактами биографии Мастера. Не секрет, что Булгаков ассоциирует своего героя с собой, но факт работы Булгакова в Московском художественном театре в романе отсутствует, а в фильме речь и об этом пойдет. И мне очень импонирует та смелость, с которой написан этот сценарий. Если уж браться за экранизацию «Мастера и Маргариты», то только так смело.

Открывай книгу и читай

Мы живем в эпоху постпостмодернизма: мы не можем отказаться от тех культурных слоев, которые были до нас, но мы их используем по-своему. Мы как цивилизация имеем огромный пласт знаний и огромный культурный багаж, все до нас уже было придумано. Мы должны не «паразитировать» на этом багаже, а оттолкнуться от него, фантазировать, сочинять новые художественные произведения, не отрицая того, что было, но выращивая что-то новое, что-то свое. Ты идешь в театр не для того, чтобы посмотреть пьесы Льва Толстого. Если ты хочешь пьесу Льва Толстого от Льва Толстого, открывай книгу и читай. Ты идешь в театр, чтобы посмотреть, как режиссер читает эту пьесу. Ты идешь, чтобы увидеть чужое прочтение, чужое представление об этой пьесе. Если у тебя воображение настолько богатое, что ты сам создаешь свои миры, зачем тебе кино и театр, живи литературой. Но если тебе интересно, как это видит другой человек, — то тебе к нам.

Научился не реагировать

Негативные комментарии в соцсетях об артисте — это не критика, это хейт. И на идиотов реагировать нет смысла. Но я давно научился не реагировать на критику в целом. Когда первый раз читаешь критику на свой, например, студенческий спектакль, конечно, тебя это ранит. Но это похоже на прививку — и с опытом ты перестаешь обращать внимание, ты просто делаешь свою работу. Да, есть профессиональная критика, которая пытается разобраться в том, что не так, пытается помочь тебе, анализирует, чего в твоем произведении не случилось. И такую критику я люблю, принимаю, читаю, мне интересно, и я часто с ней соглашаюсь, мы все несовершенны. Но на бессмысленные неприятные комментарии я не отвечаю: их пишут люди-вампиры, которым только того и надо. А сам неприятные комментарии никогда не пишу. Зачем? Чтобы поссориться с коллегами? Мне с ними еще жить, работать. Вообще интересно рассматривать тему не критики и хейта, а критики и цензуры. Ведь и в «Воланде» в образе Латунского мы видим не критика, а цензора, он по идеологической причине уничтожает Мастера. Он не просто так уничтожает его как конкурента, а именно с точки зрения того, что это опасный элемент для того общества, которое они строят.

Появится «клеймо»

Если ты будешь долго соглашаться играть одно и то же, появится «клеймо». Ведь продюсеры и кастинг-директоры не очень озадачены тем, чтобы видеть тебя разным, им легче взять уже знакомую палитру красок, то, что уже видели, и ничего больше не смешивать. Тебе нужно красное в картине — вот у тебя три варианта красного: Лысенков, Сидоров, Букин. Но мне как артисту это скучно, потому что мне интересно быть разным. И поэтому от схожих проектов я отказываюсь. Хотя сейчас все сложнее отыскивать в тех предложениях, которые мне проступают, то, чего я еще не играл. Повторы все равно случаются. После «ИП Пирогова» на меня посыпались предложения играть великовозрастных маменькиных сынков, но зачем мне снова за этот образ браться, если я уже это сыграл, причем на длинной дистанции?

Хозяин своего расписания

Я переехал в Москву из Петербурга три года назад. И никакой большой разницы между городами не почувствовал. Потому что я и в Петербурге, и в Москве живу в рамках своей собственной квартиры и на работе. Я всегда в Москве чувствовал себя отлично, когда временно приезжал на гастроли или как турист. Меня не смущает ритм, ведь я сам теперь хозяин своего расписания. Хочешь передохнуть — передохни, возьми себе отпуск и улети куда-нибудь.

Нельзя ничего говорить

Все театры в данный момент, и в Москве особенно, остались без художественных лидеров — режиссеров. О чем сейчас говорить, куда стремиться? И я ни в какой театр не хочу, вообще не хочу заниматься сейчас театром, попросту потому что ничего нельзя говорить. Пьесу «Дракон» Евгения Шварца нельзя, пьесу «Тень» нельзя. Это даже не вопрос цензуры, а вопрос самоцензуры. «Как бы чего ни вышло, — думает какой-нибудь худсовет или директор театра. — Смотрите, какие опасные тексты у Евгения Шварца. А какие опасные тексты у Николая Эрдмана». Через сто лет мы оказались в том же самом месте. А вот «Преступление и наказание» Богомолова идет: спектаклю уже года четыре, и он постепенно, наверное, будет стареть, это случается со всеми спектаклями, если вы хотите его увидеть, спешите.

Полный диван

Мне легко говорить, что я спокойно отношусь к наградам, потому что они у меня есть, в театре я ими избалован: в Петербурге у меня полный диван дома стоит, набитый разными дипломами и статуэтками. Зато к кино мой путь — заметный для широкого зрителя — начался ближе к 40 годам. Так что тут у меня пока только номинации. В кино «сделал роль» — и свободен. А в театре тебе каждый вечер нужно доказать тем 700 людям, которые купили билеты и пришли, что роль ты сделал. И бывают ошибки. Актер — не швейцарский механизм без сбоев. Случаются неудачные спектакли, и я сочувствую зрителям, которые на такие спектакли попадают. Награда — вовсе не гарантия того, что вы увидите именно то, за что наградили этот спектакль. В кино с этим проще, кино — искусство зафиксированное.

Счастье — это мгновение

В спектакле «Собрание сочинений» по Гришковцу герои — уже давно не семья, у каждого — своя жизнь, и у них остались только воспоминания о том, что они были семьей. А что такое счастливая семья, я вам не дам ответа. Да и представление о том, что кто-то перманентно счастлив в семейной жизни, — это, мне кажется, елейное заблуждение. Представим себе пару, которая прожила вместе до глубокой старости: наверняка, разное случалось в их жизни? Любовь ведь не всегда одинаковая, она видоизменяется, она требует терпения, прощения, работы над собой, умения закрыть глаза и не видеть недостатков человека, с которым тебе, вообще говоря, прекрасно живется, но иногда… зубная паста не закрыта! (Смеется.) Счастье — это мгновение, а не перманентное состояние, иначе от такого уровня эндорфинов можно было бы лопнуть.

На подсознательном уровне

Что такое хорошо, а что такое плохо, детям можно объяснить только своим примером. Хотя я верю в то, что есть императив, что человек на подсознательном уровне ощущает, что добро, а что зло. Он это чувствует. А дальше в силу разных обстоятельств он может закрыть на это глаза и делать совершенно иначе, чем ему подсказывает совесть; победить, заглушить, умертвить совесть. Но понимание того, что хорошо, а что плохо, в нас во всех изначально есть. Лишь бы сохранить.

Лучшее, что с тобой случилось в жизни

Детей нужно любить. Не слепо баловать и все им дозволять, а давать им понять, что они для тебя очень важны, что они, может быть, лучшее, что с тобой случилось в жизни. И дети просто на уровне тактильного контакта это воспринимают. Не всегда анализируют, но всегда чувствуют. Я очень сдержанный родитель, но я не думаю, что мои дочери считают, что я их не люблю. Хотя я могу на них взрываться, кричать за что-то. Они все понимают. Впрочем, я пытаюсь быть спокойнее, да и дети стали старше. Появилось больше возможностей обсуждать, отказавшись от повелительного тона. Помню, как моя однокурсница рассказывала историю: она накричала на свою маленькую дочь, которая долго завязывала шнурки перед садиком, а в ответ услышала: «Где моя мама? Это не мама, это какая-то гадюка». Все мы живые люди, главное — не превращаться в гадюк! (Смеется.) Дети должны чувствовать, что их любят.

Сменить обстановку

Идеальный день проще организовать в отпуске: проснуться без будильников, рядом море, а людей — нет. Каждый член семьи занят своим делом: гуляет, читает, купается, загорает. И никакой спешки. Но в принципе, как говорил герой Леонова в фильме «Тридцать три» Данелии, счастье — это когда утром хочется на работу, а вечером хочется с работы домой. И там, и там хорошо, но в какой-то момент неплохо было бы сменить обстановку. Кстати, совсем недавно мы были с семьей в отпуске в Таиланде, и нам впервые в жизни не хватило тех двух недель, которых нам обычно за глаза и за уши. Возможно, дело в том, что я работал год без перерывов, возможно, я просто слишком давно (три года!) не был на море. Не хватило… Притом что мы отдыхали с детьми — а это ведь сомнительный отдых, от которого обычно требуется еще один отдых. (Смеется.) Дети стали более взрослыми, более сознательными, и им тоже было интересно многое из того, что интересно нам, они уже в состоянии оценить красоту вокруг — и мы бы с удовольствием остались там подольше.