«IT-технологии не заменят врача»: хирург Grandmed Вадим Алексеевич Брагилев — о синтезе пластики и косметологии и роли врача в поиске вашего идеального «я»
07 октября 2022
Posta-Magazine
Эстетическая хирургия — крайняя мера или проверенный способ управлять старением? Вмешательство в природу или возможность выбрать лучшую версию себя? Огромный риск неблагоприятных и непредсказуемых последствий или рутинное и безопасное дополнение привычных косметологических процедур? Периферия медицины или область применения самых передовых технологий?
Разобраться в этих вопросах нам помог пластический хирург Вадим Алексеевич Брагилев — врач высшей категории, кандидат медицинских наук, действительный член Российского Общества пластических реконструктивных и эстетических хирургов (РОПРЭХ), член ISAPS, автор множества научных работ в области микрохирургии, хирургии кисти, травматологии, реконструктивной, пластической и эстетической хирургии, доцент кафедры пластической и реконструктивной хирургии Северо-Западного государственного медицинского университета имени И.И. Мечникова. Когда разговор идет о качестве жизни, только человеку с такими регалиями мы готовы доверять — чтобы поток звучной, но непроверенной и часто вредной информации из бесконечных блогов не мешал нам принимать разумные решения в вопросах здоровья и красоты.
Как изменились пожелания ваших пациентов за последние 5–10 лет? Мы перестали активно себя переделывать и перешли на более разумный уровень пластических перевоплощений? Что сейчас «модно»?
Тренды действительно есть и в пластической хирургии. В нулевые многие мечтали о более выразительных (и порой неестественных) пропорциях: нарочито большая грудь, неестественный рельеф лица, насыщенные губы, выраженные скулы и т. д. Потом настала мода на булхорн — подтяжку верхней губы за счет уменьшения расстояния между каймой губ и основанием носа (чтобы губа становилась чуть вздернутой). Потом всем захотелось иметь ямочки — и наступило время димплэктомии. Потом мы активно убирали комки Биша (жировое тело щеки), чтобы подчеркнуть скуловые зоны.
Теперь пациенты достаточно часто говорят: «Я не хочу выглядеть так, чтобы было видно, что я прооперирована». Хотя, скажу как врач, хорошо выполненная операция — это всегда операция, которую не видно, хорошо выполненная подтяжка лица — это такой результат, когда тебе никто не скажет: «Ой, ты хорошую подтяжку сделала». Просто человек помолодел, выглядит отдохнувшим, у него ушли какие-то возрастные естественные изменения — именно такого результата хочет от любой операции врач, и именно такой запрос сейчас у пациентов. Что касается объема груди, тренд — на меньший, по сравнению с теми же нулевыми, объем, тренд на аккуратность и пропорциональность: грудь должна соответствовать по ширине плеч, талии, бедрам, пропорции должны быть здоровыми.
С чем связан этот тренд на естественную красоту? Ведь героини типажа Ким Кардашьян, видящие красоту совершенно в иных пропорциях, по-прежнему на пике популярности…
Думаю, дело в наших возможностях выделиться — их стало гораздо больше благодаря развитию соцсетей. Сегодня есть масса способов стать заметной и заявить о себе, не увеличивая грудь. Кроме того, пропаганда здорового образа жизни сделала свое дело — общество пришло к тому, что красота — это в первую очередь здоровье, и диспропорциональные «обновления» тела сегодня чаще воспринимаются неодобрительно. В то же время, если сравнить Европу (и ее подход распространяется и на Россию) и США, то станет очевидно: в Америке по-прежнему культ масштабности: большая страна, широкие дороги, крупные машины и крупная грудь. (Смеется.) Кардашьян там совершенно на своем месте.
Вы как врач выступаете за естественное старение или за то, чтобы с помощью достижений медицины управлять тем, как ты выглядишь в 40, в 50, в 60?
Я считаю, что наша обязанность всегда хорошо выглядеть, для меня это — нормы приличия. Но решать, что такое хорошо, а что такое плохо — вам. Помочь человеку быть самим собой в лучшей из возможных версий — вот зачем нужна моя профессия. Важно, чтобы человек сам чувствовал себя комфортно в своем теле, так что в первую очередь нужно прислушиваться к себе и к грамотному врачу. И оценивать приложенные усилия. Иногда про конкретную пациентку, которая принципиально не готова к пластике, я понимаю как врач: если ей сделать небольшую омолаживающую операцию, она будет ощущать себя совершенно по-другому, она будет выглядеть значительно моложе. Потому что сегодня получить разницу в 10-15 лет — это реально, при этом даже не требуются какие-то суперусилия, технология срабатывает практически на все сто, она отработана в деталях, используется годами и на выходе дает абсолютно естественное лицо. Кто-то доволен тем, что есть, а кто-то просто себя обманывает. Ведь ухищрений множество! Вот женщине мешает кожа век, которая уже ложится на верхние реснички. «Но я справляюсь, подклеиваю пластырь телесного цвета, вправляю эту кожу, закрашиваю тональником — и все окей», — рассказывает мне пациентка. Когда эта «система» перестала работать — она пришла ко мне. Да, можно тугую косичку затянуть, чтобы брови были немножечко приподняты, но это подмена понятий.
А косметология — не помощник?
Безусловно, косметология шагнула вперед семимильными шагами, но у ее методов тоже есть пределы своих возможностей. И специалист высокого уровня выступает за грамотное сочетание пластики и косметологии, потому что невозможно добиться результата, владея монометодом, у тебя должен быть какой-то «ассортимент» приемов, которые ты можешь использовать в своей практике, и ты должен понимать, что именно конкретному человеку подойдет. Кому-то достаточно ботокса и филлера — это действительно рабочая ситуация, но до определенного момента. В какой-то момент нужно уходить в хирургию — а потом опять возвращаться к косметологу. Важен комплексный подход.
Есть ли вопросы, которые современный уровень эстетической косметологии полностью решил? Какие-то моменты, которые раньше решали только хирурги, а теперь справляются на все 100 именно косметологи?
Наверное, нет вопросов, которые бы косметология категорично полностью закрыла, но, безусловно, баланс сил изменился, и наш комплексный подход сегодня выглядит иначе, чем лет 10 назад. Например, благодаря развитию лазерных технологий, которые работают с качеством кожи, мы стали заметно реже оперировать нижние веки — точнее, теперь мы используем другую методику, мы не делаем разрез на коже, а убираем грыжи или мешки трансконъюктивально, не трогая кожу хирургически. То есть трансконъюктивальная блефаропластика позволяет обработать кожу современными лазерами, которые приведут к необходимой сократимости этой кожи и удалению мелких морщин. Кроме того, аппараты ультразвукового лифтинга («Альтера», например) позволяют в некоторых случаях чуть-чуть отодвинуть хирургию. Приведу еще один пример: при наличии дисбаланса между возрастными изменениями верхнего этажа лица и нижнего, мы можем, например, лоб еще не трогать хирургически и работать с ультразвуковым лифтингом, а низ прооперировать. И такое сочетание методик даст наиболее гармоничный результат.
Вы — как художник, но придворный, вам дают заказ, у вас нет полной свободы в творчестве и видении красоты конкретного человека. Даете ли вы своим пациентам советы? И насколько они часто прислушиваются?
Главное для хорошего врача — понять, чего на самом деле хочет пациент. Нужно ответить себе на вопрос: что реально пациент хочет получить в конечном итоге от операции (и это не всегда совпадает с озвученным пациентом запросом). Во-вторых, врач, владеющий технологией, должен оценить, реально ли получить этот результат. Нет, не из любой женщины можно сделать Анжелину Джоли или Катрин Денев. Так что первоочередная задача — оценить реалистичность запроса и возможности медицины. Дальше ты должен доступно объяснить пациенту, что именно для достижения нужного результата ты будешь делать. Кроме того, важно помнить: врач видит ситуацию шире, чем пациент, так что дело не в эстетических предпочтениях врача, а в его понимании того, будет ли красота, о которой мечтает пациент, красивой. Например, пациент хочет убрать горбинку спинки носа — а я понимаю, что если убрать горбинку, но кончик не трогать, то гармонии не получится. И обязанность врача — сформулировать, подсказать, а лучше показать в виде компьютерного моделирования. Если поступает запрос на экзотический размер груди, я, возможно, не буду этого делать не из-за эстетических предпочтений, а потому что понимаю, какие проблемы это создаст пациенту.
Например? Будет болеть спина?
Все зависит от конкретного человека. Большая грудь — это не всегда плохо и иногда очень хорошо. Но если, допустим, у женщины плохой каркас, кожный чехол, если на кожу рассчитывать не приходится, если она в множественных растяжках, то ты получишь большую грудь, но она будет не там, не на том месте. А разве мечтает пациента о камешке в носочке? И врач должен заранее видеть ту картину и не допускать такой операции.
Как-то кардинально изменились технологии, методики в маммопластике за последние годы?
Изменились не технологии, изменилось в первую очередь качество имплантов. Потому что в этом виде операций у нас три участника: хирург, пациент, имплант. Три игрока — и нужно все интересы соблюсти, чтобы получить действительно устойчивый, красивый, надежный результат. И вот как раз импланты претерпели определенные изменения. Например, изменилась оболочка имплантов, потому что некоторые преимущества старых моделей превратились в их недостатки. Сначала мы радовались плотно фиксированным имплантам: никуда не денется, хорошо приживется, но другая сторона медали — грудь получается неестественной, статичной, неважно, женщина встает или ложится. А ведь женщина лежа и стоя — это две большие разницы. И вот появились импланты, с одной стороны, с памятью формы, с другой — с совсем гладкой оболочкой, которая тоже меняет позицию и форму в зависимости от положения тела. В плане технологий за последние 10-15 лет серьезных изменений не произошло, но надежность технологий выросла, например, с точки зрения уменьшения послеоперационных рубцов. То есть мы активно уменьшаем следы своей работы. Для врача главное в маммопластике по-прежнему — умение целостно видеть картинку.
А вообще в пластической хирургии какие новые технологии появились?
Принципиальных новшеств несколько. Во-первых, это появление так называемых технологий липофиллинга, то есть использования своего собственного жира для коррекции того или иного участка тела, груди или лица. Кстати, именно сочетание использования имплантов и липофиллинга в маммопластике позволяет добиваться более естественных и стабильных результатов. Условно говоря, мы не используем крайние степени размерных линеек имплантов, мы берем размер чуть меньше — и добавляем жировую ткань, которая укрывает этот имплант лучше и делает контур железы идеальным. При этом только жиром увеличить грудь проблематично: столько жировой ткани пересадить технологически возможно, но она не приживется.
Во-вторых, сложно переоценить использование эндоскопической техники (например, при пластике лица): операции стали менее травматичными, сократился срок реабилитации. В-третьих, сильно изменило этот мир использование ультразвука в хирургии. Ультразвук — это не только чистка зубного камня, это и возможность не использовать молоток и долото во время пластики носа: мы не срубаем горбинку, мы делаем риноскульптуру, то есть обрабатываем кости ультразвуком — и такая более точная, более прецизионная техника позволяет добиваться идеального результата.
Пластику еще, конечно, на онлайн-маркетах не продают, но цены на рынке очень разные. Может ли пластическая хирургия сейчас, когда наука уже достигла каких-то высот и технологии дешевеют, быть дешевой? Из чего складывается цена?
Неважно, что ты делаешь, важно, как ты это делаешь. Можно сделать на лице обычную подтяжку, а можно — подтяжку с восстановлением мышечного каркаса, платизмопластику, и это совершенно разные операции. Чтобы лицо было естественным, нужно применять технологии более сложные с точки зрения хирургической техники, работать во многих слоях, и такая операция требует большего времени, большего мастерства, опыта и трудозатрат. Так что в хирургии очень большая составляющая в ценообразовании — это непосредственно руки врача. А также важны оборудование, на котором он работает, и безусловно, клиника, в которой он работает. Почему?
Что имеется в виду? Например, это безопасность той же стерилизации инструментов! Важен и вопрос материалов: расходный материал может быть дорогим, дешевым, простые нитки могут быть пропитаны антибиотиками или нет. Плюс вопрос содержания в послеоперационном периоде — на каком белье пациент спит, чем вытирается и моется, что ест. Да, кому-то не нужен пятизвездочный отель и хватит и двух звезд — но для нас в Grandmed важны все эти детали.
Наша клиника работала в разных условиях, в том числе и на базе многопрофильной больницы, имея свое отделение, и мы понимали все преимущества и все недостатки такого формата. И мы в свое время осознанно, понимая, что именно важно пациенту, построили клинику Grandmed — с учетом и того, что мы хотим иметь возможность содержать высококлассный коллектив. У нас есть собственное отделение анестезиологии и реанимации, то есть состав врачей анестезиологов у нас постоянный, врачи не бегают к нам на подработку. И квалификация любого участника процесса — на высшем уровне. Иногда в каких-то решающих моментах именно клиника, то место, где ты оперируешься, имеет колоссальное значение, в том числе с точки зрения безопасности и тех стандартов качества, которые приняты в целом в этом учреждении.
И при таком развитии технологий крайне важно и образование, которое получил и получает на протяжении всей жизни хирург?
Безусловно! Кстати, чтобы выучиться на пластического хирурга, в скором времени необходимо будет отучиться еще пять лет после окончания института. А пока это все еще обычная ординатура — два года. Пластическая хирургия — официальная специальность, есть профессиональное сообщество, объединяющее специалистов, есть ежегодные съезды, конгрессы в Москве, Санкт-Петербурге и других городах, есть стандарты оказания помощи, все очень регламентировано. Кроме того, есть профессиональный журнал, который выпускает общество, где мы размещаем свои статьи, наработки, обмениваемся опытом. Сам я преподаю на кафедре пластической, эстетической, реконструктивной хирургии с курсом комбустиологии при Северо-Западном медицинском университете имени Мечникова. Также у нас в клинике есть учебный центр повышения квалификации врачей. У нас достаточно много молодых хирургов, которые перенимают опыт, у нас большая преемственность, в том числе и семейная, мой сын — Сергей Брагилев — тоже пластический хирург.
Как вы попали в пластическую хирургию, ведь в то время, когда вы сами получали образование, такой специальности не было?
Я окончил Военно-медицинскую академию им. С.М. Кирова в Санкт-Петербурге и клиническую ординатуру по специальности «Сосудистая и микрососудистая хирургия» в Санкт-Петербургском государственном медицинском университете им. акад. И.П. Павлова, получил специализацию по сосудистой и микрососудистой хирургии, затем — по челюстно-лицевой. Изначально наша команда врачей занималась восстановительной микрохирургией — это высший уровень хирургических технологий, когда хирург работает под микроскопом. В частности, мы занимались реконструкцией конечностей после тяжелых травм: пришивали пальцы, сшивали сосуды диаметром в 1 миллиметр, используя нитки тоньше волоса и т. д. А в 90-е годы на базе нашей 122-й медицинской части в рамках российско-американского партнерства во время Игр доброй воли мы познакомились с американскими хирургами, на уровне вице-президента Общества пластических хирургов начали обмениваться опытом в области реконструктивной хирургии и узнали о существовании в США эстетической хирургии. За эти несколько лет сотрудничества мы получили по-настоящему передовой опыт от наших американских партнеров, в том числе приезжая в США. Интенсивное образование от светил пластической хирургии, которое нам преподнесла судьба, плюс наши навыки в микрохирургии и позволили создать клинику.
Мы поговорили о том, как изменилась пластическая хирургия за последние десять лет — а что с ней будет в ближайшие 10 лет?
Думаю, клеточные технологии, стволовые клетки в ближайшем будущем будут играть более заметную роль, например. IT-технологии будут помогать более четко прогнозировать результаты операций, сделают хирургию более доступной для наших пациентов с точки зрения информированности и оценки рисков. Кроме того, вырастет роль эндовидеохирургии. Лично я жду появления более легких имплантов. Будет развиваться аллотрансплантация, то есть пересадка каких-то частей тела от другого человека к человеку: на сегодняшний день сделано уже несколько десятков операций по пересадке лица в целом. Самый известный случай: пожарному, спасавшему людей после теракта 11 сентября в США и оставшемуся буквально без лица, пересадили комплекс тканей от человека, который попал в автокатастрофу и погиб. Сегодня помимо операции это предполагает очень дорогую медикаментозную поддержку на всю жизнь — и, возможно, в будущем как раз появятся более совершенные и дешевые фармакологические возможности поддержки нашей хирургической техники.
Но я бы хотел отметить важный момент: как бы ни менялись технологии, сама по себе хирургия никуда не денется, это некая константа, потому что невозможно IT-технологиями заменить хирурга.
В конечном итоге хирург помогает полюбить себя? Ведь именно за этим к вам приходят люди?
Дело не столько в любви к себе, сколько в самооценке. Да, изменение внешности может серьезно повысить самооценку, это та вершина нашей индустрии, которая важна. Когда-то, когда я пришивал пальцы, а затем ушел в эстетическую хирургию, я относился к своей работе с легким пренебрежением, дескать, мы не жизни спасаем, а занимаемся ерундой. Но когда после одной из операций я увидел у себя на рабочем столе огромную охапку цветов с простой запиской «Спасибо вам большое! Вы мне поменяли всю жизнь» (от молодой девушки, сделавшей обычную операцию по увеличению груди), я понял, что для кого-то мы создаем в жизни переломный момент. Она вышла замуж, родила ребенка — сделала то, чего не могла сделать до операции. Помогла ли ей собственно операция или она просто иначе начала воспринимать себя, неизвестно, но факт остается фактом: ее жизнь изменилась в лучшую сторону. Значит, это действительно та вершина, которую нам нужно было достигнуть.