Непредсказуемая Людмила Улицкая, будничное счастье (и несчастье) Франческо Пикколо, новый роман Джона Бойна и книга Келси Миллер об истории и создании сериала «Друзья» — чем холоднее на улице, тем теплее и «уютнее» должны быть книги.
Выбирает Сергей Кумыш.
Людмила Улицкая.
О теле души
М.: Редакция Елены Шубиной, 2019
Все начинается со стихов с четко различимым уитменовским эхом — незарифмованных, синкопированных, проросших случайной травой. Что-то вроде прощальной песни ушедшим, уходящим или же просто скрывшимся из вида подружкам. Первая часть нового сборника рассказов Людмилы Улицкой так и называется — «Подружки». Смерть, если и приходит за какой-нибудь из них, воспринимается не как неизбежность и даже не как недоразумение, а скорее как причуда, и вызывает не столько боль, сколько недоумение. Зарифа умерла, слышали? Да; и зачем она это сделала? Так ведь не специально же, не сама, давно к этому шло. Да; и все равно непонятно. А вот Алиса. Ей шестьдесят четыре и, подобно героине одной похабной бразильской книжки, она именно что решает умереть. Однако жизнь — слишком хороший писатель, чтобы так просто ее отпустить.
Вторая, заглавная часть книги — «О теле души» — тоже открывается стихотворением, с одной стороны, еще более изломанным, но с другой, парадоксальным образом, более напевным. Что-то вроде давидова псалма, в котором горечь и надежда переплетены до того тесно, что разобрать, где здесь первое, а где второе, достаточно трудно, а при повторном прочтении одно вполне может обернуться другим. В рассказах второй части преобладает мистика — не волшебство из детских пугалок, не религиозные чудеса, а нечто, лежащее за гранью наших представлений о таинственном.
Соня Солодова из рассказа Aqua Allegoria постепенно отказывается от еды и, вроде бы не покидая квартиры, однажды куда-то исчезает: становится не то бабочкой, не то и вовсе — запахом духов. Надежда Георгиевна, главная героиня рассказа «Серпантин» (на первый взгляд, это самый страшный текст в сборнике: запечатленный кошмар филолога, журналиста, переводчика, любого человека, чья жизнь напрямую зависит от работы со словом), постепенно теряет память, погружаясь в бессловесную белизну, пока однажды не подтверждается ее давняя смутная догадка, что есть другое не измерение даже, а другое качество всего на свете, точнее, другая, бескрайняя сторона света, где нет времени, а значит и расстояний, где нет и языка, а есть лишь чистое приятие. Она понимает, но уже не умом, а всем своим существом, что ее любовь к печатному слову была своего рода возможностью ко всему этому приблизиться, подготовкой к тому, что не нуждается в описаниях, что невозможно описать, — и в этой связи слово «призвание» обрастает совершенно иной сутью.
Читая авторов, объявленных классиками при жизни, нам нередко приходится делать скидку на то, что их главные произведения вроде как уже написаны. Мы не ждем от мэтров особых откровений и читаем их не столько из интереса, сколько из уважения, а то и вообще по привычке. В этом смысле одна из главных особенностей новой Улицкой — непредсказуемость: если бы, например, сборник «О теле души» был ее первой книгой, все равно имел бы не меньшую ценность. Загвоздка в том, что подобная книга едва ли может быть первой: молодой или, возьмем шире, начинающий автор так написать не сможет, как, впрочем, и условно расцветший — пускай даже самый умный, глубокий и одаренный; до таких строк необходимо дожить.
Франческо Пикколо.
Минуты будничного счастья. Минуты будничного несчастья
М.: Corpus, 2019.
Перевод с итальянского Е. Солоновича
Они непохожи друг на друга как две капли воды — форма и состав вроде бы одни и те же, но есть в них какая-то трудноуловимая разность, которая и отличает две небольшие книжки итальянского писателя и сценариста (одного из создателей сериала «Моя гениальная подруга») Франческо Пикколо одну от другой. Дело, конечно же, не в том, что в первой речь идет якобы о счастье, а во второй, ну, в общем, наоборот. И не в том, что они как-то по-разному написаны — вовсе нет: поменяй в названиях местами «счастье» и «несчастье» — и, по большому счету, ничего не изменится. Обе книги все равно будут рассказывать о буднях римского буржуа, у которого, в общем и целом, все в жизни классно. И вымысел с правдой все так же будут намешаны в обеих книгах в одинаковой пропорции. И состоять они все так же будут из не связанных между собой житейских анекдотов, странных баек, точных наблюдений за жизнью и емких мыслей (какая-нибудь чувствительная барышня нет-нет, да и отчеркнет карандашиком: ах, как, мол, изящно, как ловко подмечено).
Разница в том, что главным героем «Счастья» был все же не столько списанный с автора обаятельный итальянец, сколько, в первую очередь город, где он живет, — Рим, и его разнообразные обитатели: сонные воскресные проститутки, молодые продавщицы из универмага на виа делло Статуто (ныне закрытого), супружеские пары всех возрастов, спешащие на вечеринки с непременными бутылками вина в руках, отпускные любовники, целующиеся на лестничных клетках. Там был (есть) пыльный римский воздух, наполненный запахом камня и стрекотом мотороллеров. Эта книга была (остается) пропуском в тот самый скрытый от туристов Рим, каким многие хотели бы, но даже не мечтали однажды его увидеть, услышать, обонять, объять.
В «Несчастье», при внешней идентичности формы, гораздо меньше той самой городской жизни, увиденной глазами Пикколо, и гораздо больше частной жизни его альтер-эго — все того же романтика, брюзги и балагура, уроженца юга Италии, который уже достаточно давно осел в городе своей мечты, и все то будничное счастье, когда-то бросавшееся в глаза, стало всего лишь частью его рядовых, примелькавшихся будней. Впрочем, все это можно списать на своеобразное развитие персонажа, да и в плане обаяния вторая книга не проигрывает первой — просто теперь это обаяние несколько иного толка. Но читать их лучше всего, конечно же, в паре и по порядку.
Джон Бойн.
Лестница в небо
М.: Фантом Пресс, 2019.
Перевод с английского М. Немцова
Новый роман одного из главных современных ирландских писателей, автора «Мальчика в полосатой пижаме» и «Истории одиночества». Формально «Лестница в небо» — что-то вроде причудливого жизнеописания литературного вампира, не самого одаренного, но бесконечно внимательного к деталям чужой жизни, питающегося чужими историями прозаика Мориса Свифта. Написано все крайне увлекательно и ладно, и когда до тебя доходит, что перед тобой, вообще говоря, философский роман и применять к нему стоило бы несколько иной набор читательских инструментов, позади остается добрая сотня страниц. Приходится возвращаться к прочитанному, чтобы, я прошу прощения, переосмыслить. Однако стоит заново приноровиться к «Лестнице в небо», как вдруг оказывается, что на самом деле это триллер (не отвлекайте меня, пожалуйста, часа три, мне жизненно важно узнать, чем все кончится). В том, что главный герой окажется чудовищем, особого секрета нет, это очевидно более-менее сразу, но, открывая нам его темную сторону, Бойн слишком заигрывается: он так старательно лепит из Мориса монстра, что в какой-то момент на смену художественной правде приходит досадное правдо-подобие. История продолжает раскачиваться от триллера к философскому роману и обратно, оказываясь в итоге невольной заложницей причудливо закрученного сюжета и авторского желания создать эталонного злодея, а также поподтрунивать над коллегами по цеху, сведя все в итоге к модной нынче игре в разоблачения: тот, кого считали большим художником, оказался грандиозным чудовищем. Ручка громкости здесь вывернута до отказа, впрочем, мы, благодарные читатели светской хроники, готовы линчевать любого Харви Аллена-Спейси и за куда менее впечатляющий список злодеяний.
Келси Миллер.
Друзья. больше, чем просто сериал
М.: Эксмо, 2019.
Перевод с английского А. Щербиной
«Джоуи не делится едой», например. Эта фраза из самого популярного в истории ситкома «Друзья» наверняка помогла десяткам тысяч пар избежать конфликта в одновременно самой нелепой и самой очевидной ситуации из возможных: двое ужинают, она тянется к его тарелке, это повторяется не в первый и даже не в десятый раз, а ведь он столько раз просил этого не делать. Такое случается со всеми. Абсолютно со всеми. Отшучиваться он уже пробовал, уговаривать тоже, и рано или поздно они из-за этого поругаются. Возможно, прямо сейчас. И тогда ему на память приходит спасительная цитата, которую он тут же произносит: «Джоуи не делится едой». Они смотрят друг на друга, обмениваются понимающими хитрыми улыбками, возможно даже смеются вместе. И все. Она так и не накалывает тот самый кусочек, за которым вроде бы только что тянулась, хотя он, в свою очередь, больше и не думает возражать. Это общее воспоминание о когда-то посмотренной вместе серии только что поменяло какие-то важные настройки, они оба это понимают. Что-то практически из О. Генри.
Книга Келси Миллер об истории и создании сериала «Друзья» — на самом деле рассказ об очень важной части жизни каждого, кто его смотрел, а смотрел его, в свою очередь, практически каждый. Речь не просто об удачном телепроекте, а о нашем общем прошлом, да и, если разобраться, настоящем. «Друзья» — наш антидепрессант, наша компания за ужином, повод для разговоров; это победа искусства не только над языковым и культурным барьером, но в какой-то степени над прозой жизни; художественный вымысел, ставший неотъемлемой частью повседневного быта сотен миллионов людей: у всех нас, вне зависимости от места жительства и частного контекста, гораздо больше общего, чем может показаться на первый взгляд.
