Уиллем Дефо изобразил в фильме Джулиана Шнабеля гения Винсента Ван Гога — и получил приз Венецианского фестиваля и номинацию на «Оскар».
«Ван Гог. На пороге вечности» — попытка показать мир глазами великого художника.
«Ван Гог. На пороге вечности» сосредотачивается на главном для творчества художника периоде жизни, проведенном на юге Франции. Ван Гог (Уиллем Дефо), успевший побыть и сотрудником семейной торговой фирмы, и пастором, и — недолго — студентом Академии художеств, приезжает в Арль, не имея возможности отправиться в Японию, о которой неистово мечтал. В Париже остается его любимый брат Тео (Руперт Френд) и друг Поль Гоген (Оскар Айзек), с которым они сошлись, потому что с другими живописцами отношения ни у кого из них не складывались. Тео, работающий в той самой фамильной компании «Гупиль», занимающейся продажей картин, дает брату карт-бланш: высылая ему по двести с лишним франков в месяц, позволяет заниматься живописью, хотя до статуса успешного творца ему ой как далеко. Тео просит Гогена также приехать в Арль, предоставив и ему денежное содержание. Ван Гогу необходим товарищ, к тому же, он мечтает создать братство художников, объединенных общими творческими устремлениями. Но в реальности все оборачивается иначе. Винсент и Поль бесконечно спорят и ссорятся из-за разницы подходов к живописи, к тому же, Гогену просто плохо в Арле. После заявления последнего о том, что он вернется в Париж, Ван Гог отрезает себе ухо. Ему ставят диагноз «эпилепсия», и он отправляется на лечение. Нервные приступы будут сменяться периодами душевного спокойствия и творческой активности, но в возрасте 37 лет Винсент погибнет. Как считает большинство исследователей — совершив самоубийство. А как полагают авторы фильма, принявшие новую версию, возникшую в 2011 году, — от рук местного подростка.
Режиссер фильма Джулиан Шнабель, будучи известным современным художником, уже не впервые снимает кино о своих коллегах: его дебютная картина рассказывает о Жан-Мишеле Баския. Самая громкая работа Шнабеля называется «Скафандр и бабочка», она также посвящена реальному человеку: редактору французского Elle Жан-Доминику Боби, у которого после инсульта парализовало все, кроме левого глаза. Несчастный общался с миром, моргая в нужный момент, когда ему зачитывали алфавит. Оппозиция «здоровый дух в больном теле» из «Скафандра и бабочки» рифмуется с зеркальной оппозицией «больной дух в здоровом теле» из «Ван Гога». Но, несмотря на все препятствия, герои обеих картин умудряются быть по большому счету свободными от своих недугов. Боби живет полноценной жизнью в своем воображении и даже пишет книгу, Ван Гог остается плодовитым творцом, ведь на смену приступам неизменно приходит просветление. Героев объединяет и отгороженность от внешнего мира: Боби не может дотронуться до любимых людей, а у Ван Гога таких людей (кроме брата Тео) попросту нет.
Очевидно, что Шнабелю интересно исследовать субъективный взгляд на мир неординарных личностей в сложных обстоятельствах. Как в «Скафандре и бабочке», так и в «Ван Гог. На пороге вечности» мы нередко будто смотрим на все глазами главных героев. В зависимости от того, в каком состоянии находится Ван Гог, окружающая его реальность выглядит то радостной, то мрачной, то четкой, то расфокусированной. Но главное, что верно удается передать Шнабелю, — это восприятие Винсентом природы, купающейся в лучах солнечного света. Ради этого света Ван Гог и приехал в Прованс. Солнце стало одним из главных символов живописи Ван Гога, символом жизни и смерти, цикличности, возрождения, пульсирующей энергии, божественного. Природа вообще, с которой Ван Гог в фильме пытается слиться, то посыпая себя землей, то кружась в поле, для него синоним Бога и красоты. Винсент в фильме мечтает возвысить души других людей, показать им истинную, доступную только ему сущность бытия. Он воспринимает свои картины как проповеди (искусствоведы их таковыми и считают), а себя чуть ли не как современного Иисуса. Допущение создателей картины о том, что Ван Гог сравнивал себя с Христом, вызывает сомнения, но так или иначе в конце жизни художник действительно осознал, что его труды смогут по достоинству оценить лишь будущие поколения.
С точки зрения биографической точности фильм Шнабеля, конечно, не идеален. Например, приступы Винсента начинаются еще до приезда Гогена, хотя в действительности болезнь проявилась после новости о его отъезде. Версия об убийстве, а не самоубийстве Ван Гога, которую авторы предъявляют как единственную, и вовсе оставляет неприятное послевкусие. Но, пожалуй, все это не столь важно на фоне визуальной изысканности и деталей, демонстрирующих неповерхностное понимание Шнабелем Ван Гога. Так, безжизненное поле блеклых засохших подсолнухов трансформируется в роскошное яркое желто-зеленое поле. Одна лишь эта сцена показывает и переход Ван Гога к насыщенной цветовой палитре после переезда из Парижа, и связанную с подсолнухами идею о цикличности жизни, когда за смертью непременно следует возрождение.
