Мы продолжаем рассказывать об амбициозных и успешных представителях современного российского бизнеса, создающих по-настоящему интересные проекты в области моды, искусства, красоты и стиля.
Фото: Jan Coomans
Казалось бы, что можно придумать
нового в сфере экспозиционирования современного искусства? Проект Secret Art доказывает, что успешные импровизации всегда возможны.
Выставки современного искусства, проходящие в непривычном для столицы pop-up-формате (закрытые вечера Secret Art устраиваются в московских лофтах и пентхаусах), неизменно вызывают огромный интерес и отправляясь туда вы точно знаете, что увидите нечто необычное. О смелости, особенностях работы с художниками в России и управлении международной командой в интервью Posta-Magazine рассказала одна из основателей проекта галерист Виктория Бейлис.
Posta-Magazine: Расскажите, с чего начинался Secret Art, как возникла эта идея?
Виктория Бейлис: Я долгое время жила в Лондоне, там посещала различные выставки в рамках учебы и в свое свободное время, и заметила, что на всех экспозициях, хоть они и бывают крайне интересными, царит примерно одна и та же «отстраненная» атмосфера. Туда приходит определенная публика, среди которой довольно много «случайных прохожих» — они явно пришли не посмотреть на искусство. В то же время мне хотелось сделать что-то новое, проект, в котором искусство было бы ближе к людям, в котором оно бы не находилось за какими-то формальными границами, не было бы представлено как во всех галереях.
В галереях есть определенные стандарты: развеска, свет, дистанции между картинами. Мне же хотелось сделать что-то в «домашнем формате», чтобы люди могли общаться, взаимодействовать, приближаться к работам и чувствовать более близкий контакт с искусством. Однажды в Нью-Йорке я побывала на вечеринке у знакомых художников: они просто собрали близких друзей, была громкая музыка, шампанское, все общались, смотрели работы. Мне очень понравился этот формат, и я решила, что стоит попробовать проводить такие вечера не в галерейном пространстве, а в пентхаусах. Начиналось все с небольших мероприятий — мы собирались у знакомых, друзей-коллекционеров в Лондоне, проводили дискуссионные вечера.
— То есть, по сути, выставки носили дружеский формат?
— Да, у меня много друзей-художников, поскольку я училась в университете Goldsmiths в Лондоне, и мы часто собирались у них в студиях. Всегда было человек 40-50. Где-то полгода мы проводили такие дружеские мероприятия, и я подумала, что стоит сделать более глобальный проект. В этот период я как раз познакомилась на одном из таких дружеских вечеров со своим будущим бизнес-партнером Петром (Голдманом. — Прим. ред.), который в то время жил в Мюнхене и просто волей судьбы оказался в Лондоне. В Германию он тоже часто привозил русских художников и выставлял их работы в квартирном формате, так что здесь мы сошлись во мнениях. Поскольку в Москве ничего подобного не было, начали с этого города.
«Картина молодого русского художника под псевдонимом Кикс, который еще нигде не выставлялся — однажды он просто пришел к нам в галерею и принес пару своих картин. Мне нравится здесь комбинация цветов и текстур, а центральный элемент даже выпуклый — как будто он выходит из картины».
— Формат pop-up-студии был на ура принят публикой, как думаете, в чем причина такой популярности?
— Мне кажется, главная причина — элемент неожиданности, секретности: человек не знает точно, куда он идет, что там будет. Он знает, что будет выставка некоего художника, а вот как она будет представлена в самом пространстве и что там будет происходить, кто туда придет — в этом есть элемент интриги и ожидания. Играет роль и дружеская атмосфера, потому что многие наши гости знают друг друга, они рады увидеться, общаться — и нам такой формат очень нравится. Это сложно объяснить, но синергия этих людей в пространстве создает невероятный эффект.
— А если люди приходят незнакомые?
— Пространство располагает к общению: они могут побеседовать с художником, тот их знакомит с другими гостями — это и есть та дружеская атмосфера, о которой я говорю. В галереях и музеях люди ведут себя более формально, они почти не коммуницируют, и создается некая общая холодность. В этом, наверно, особенность Москвы — многие деятели искусства, галеристы несколько настороженно друг к другу относятся. А в Лондоне все работают в одном направлении, общаются, всегда рады делать общие проекты — у нас же здесь элемент агрессивной конкурентности всегда присутствует.
«Слева — картина Сергея Удовиченко, израильского художника с русскими корнями. Он работает в стиле сюрреализма, и мне нравится его любовь к деталям, буйство фантазии. Его картины затягивают внутрь, увлекают в путешествие».
— Как вы отбираете художников для своих выставок?
— На самом деле мы всегда рады приветствовать новые имена в мире искусства, нам интересно находить новых авторов. В основном это происходит через знакомых, опять-таки, мы часто общаемся в кругу молодых художников, которые тусуются в барах и в других андеграундных заведениях. Мы хотим развивать это направление — молодое искусство. Ему в России уделяется мало внимания, в основном все пытаются выставлять одних и тех же.
— С точки зрения коммерции это логично, наверное.
— Но мы не боимся пробовать, у нас есть возможности для этого.
— То есть любой неизвестный художник может прийти к вам и сказать: «Вот мое портфолио, посмотрите»?
— В принципе, так часто и получается. У нас есть лофт-офис на Новом Арбате, где в промежутке между выставками висят картины молодых художников, куда приходят наши гости-клиенты — вот там такие истории и происходят. Кто-то из художников кому-то рассказал о нас, и они могут неожиданно прийти или позвонить, привозят свои работы. Мы сразу многое оставляем.
— Есть какие-то художники европейские, с которыми вы бы хотели познакомить российскую публику, привезти в образовательных целях, показать, что есть такой автор, такое направление?
— Очень много кого хотим привезти, у нас глобальные планы (улыбается). Из ближайших планируем Стива Маккарри — это очень известный американский фотожурналист, который стал невероятно популярен благодаря снимку «Афганская девушка», которая впервые появилась на обложке журнала National Geographic. Потом хотелось бы привести художника Алика Монополиса из Лос-Анджелеса: он хоть немного и китчевый и многие считают его «приходящим-уходящим» автором, поскольку вокруг него много шума, но мне очень нравятся его ироничные работы. Алик всегда рисует человечка в шляпе из «Монополии», изображает его в разных ситуациях, и мне нравится этот яркий стиль, нравится, что у него есть одна линия, которую он держит, почерк, который сразу можно узнать.
«Самая любимая картина в моей коллекции — Александр Онищенко, „Одинокий художник у океана“. Выходец из Чернигова, он давно переехал в Прагу, где начинал как уличный художник и продавал свои картины туристам на мосту, но через некоторое время смог открыть свою галерею. Он один из основополагателей техники работы на черном холсте — смотрите, темные элементы проглядывают сквозь краску и придают картине внутреннее спокойствие».
— В чем, по вашему мнению, отличается подход к современному искусству в России и в Европе?
— В Европе ему уделяется больше внимания, к нему подходят более серьезно. Там существует система продвижения художника: допустим, у одной галереи может быть не очень много авторов, но им постоянно уделяют внимание, устраивают выставки, продвигают, продают через аукционы, пытаются поднять имя художника. А у нас в России художники сами по себе — они могут работать с галереей и в то же время продавать свои картины друзьям по другой цене. Рынок современного искусства в Москве не очень правильно формируется, не систематизированно.
— Получается, что молодой художник должен сам себе быть агентом, заниматься пиаром…
— Да, а в Европе, если я захочу привести какого-то художника и он привязан к галерее, то он никогда в жизни не станет со мной общаться напрямую — он перенаправит меня к галеристу. И это достаточно правильный подход, я считаю. Получается, что любой человек, который интересуется художником, сразу понимает, куда обратиться, а у нас в России все довольно хаотично в этом плане.
«Ироничная работа молодого русского художника Дмитрия Тода. По аналогии со скульптурами Древней Греции, он раскрасил ее символами нашего времени — это Афродита, которая делает себе пластику лица».
— Какие из художников вам ближе, а кого вы бы не стали выставлять в рамках Secret Art?
— Мне нравятся художники, у которых есть четкая идея и они работают в этом направлении, с одним стилем, развивают его. У нас в России очень много авторов, которые делают «на поток». Им главное — продавать. Сегодня они нарисовали машину, завтра кувшин — у них нет своей линии.
— Вы выросли в семье, в которой знают толк в живописи, сами учились искусству и дизайну. С детства знали, чем хотите заниматься?
— Да, мы жили долгое время в Израиле, в Праге, и как раз тогда мои родители начали коллекционировать искусство. Большинство картин в нашей коллекции из галерей в Тель-Авиве и Праги. Мы с сестрой с детства ходили с родителями на выставки, они нас даже брали на аукционы. Я и сама всегда рисовала — наверно, поэтому и появился такой интерес.
— Ваши проекты быстро становятся популярными, люди проявляют интерес, и новости о выставках разлетаются по «сарафанному радио» мгновенно. Как думаете, в чем залог успеха?
— Я, наверно, сама не могу сказать точно, в чем секрет, но я не боюсь пробовать что-то новое, даже если оно не всегда получается так, как должно быть и как к этому привыкла московская публика. Не все однозначно положительно относятся к нашим мероприятиям, есть люди, которые не совсем понимают, как на выставке могут присутствовать художники, дизайнеры, креативная публика и вдруг успешные бизнесмены, банкиры и политики. А мне нравится этот формат — когда все люди в одном пространстве общаются, взаимодействуют и относятся друг к другу без предубеждения.
Справа — Марк Шагал. Слева — картина Питера Вайса
— А к сотрудничеству с фотостудией Harcourt вы как пришли? Тоже весьма небанальный формат мероприятий — не выставка, а, наоборот, съемка.
— На самом деле с ними мы случайно познакомились в Женеве. Мы с мамой были там по семейным делам и ужинали в маленьком ресторанчике рядом с отелем, а за соседним столом были представители Harcourt. Как-то так получилось, что наши столы объединились, мы очень душевно говорили, пили вино, танцевали. Они в это время в Женеве снимали одну известную семью и пригласили нас посмотреть на их фотостудию в отеле. Когда мы увидели весь процесс съемки со стороны, это нас так захватило, что мы даже сделали по своему портрету. В Harcourt снимают в стиле старого Голливуда, с 30-х годов по одной и той же технике — у них нет вспышки, они просто правильно выставляют светотени, фотограф постоянно работает с ассистентом, который все время что-то двигает, модели подправляют макияж, который у них тоже свой, особенный — «матовый», так что глаза получаются очень выразительными.
— И вы решили показать этот процесс в Москве?
— Да, мы с ними долго общались, и у меня возникла эта идея, поскольку у них много русских клиентов в Париже, где находится главный офис Harcourt, а в Москве, собственно, они ни разу не были. Мы решили это исправить.
— Дальше это сотрудничество планируете развивать?
— Мы планируем более глобальный проект с ними — хотим отснять московских It-girls и сделать большую выставку.
— Насколько сложно быть женщиной-управленцем, менеджером в сфере искусства?
— Я отвечаю больше за креативно-организационную часть, а всеми деловыми и финансовыми вопросами занимается Петр, поскольку я в этом несколько теряюсь, я чистый гуманитарий (смеется).
— Креатив тоже подразумевает огромный объем работы, тем более что вы, насколько я знаю, организуете выставки не только в Москве.
— У нас сейчас планируется большой проект с Жоржем Пузенковым в Стамбуле во время ArtInternational Istanbul: мы будем делать очень интересный проект, связанный с его «Мона Лизами», которые путешествуют по разным уголкам мира. И собственно, мы будем делать пребывание «Моны Лизы» в Стамбуле, снимать ее в исторических частях города, а потом организуем большую фотовыставку во историческом дворце Саид Халим-паша. А в конце мая наша выставка пройдет в Лондоне — представляем Евгения Бриммерберга — есть такой русский художник, он давно живет в Австрии, и экспозиция приурочена как раз к «Русской неделе».
«„Менора и мезуза“ Сальвадора Дали. Их существует несколько, например, на выходе из аэропорта Тель-Авива стоит такая же, только 6-метровая статуя — ее государству Израиля подарил сам Дали».
— Как вам удается все это совмещать?
— На самом деле — очень тяжело. Главное — собрать команду людей, которые думают так же, как ты, видят в таком же направлении. Пока у нас не очень большая команда, поэтому большинство обязанностей ложится на наши плечи с бизнес-партнером.
— Все-таки делегировать обязанности важно? Многим руководителям это тяжело дается.
— Да, это важно, но только когда ты уверен в людях, которые с тобой работают.
— Какие сложности в управлении командой, работающей в разных городах, в сотрудничестве онлайн?
— Пока таких не возникало. Те, кто со мной работает в других городах, в основном — хорошие друзья, знакомые, люди проверенные, с которыми мы делали другие проекты. Конечно, общение проходит в основном в режиме звонков, онлайн, но вот я завтра улетаю в Лондон, и часть подготовки мы будем делать вместе. Кроме того, мы пока все мероприятия проводили в Европе, так что даже часовые пояса не мешают. А вот когда начнем работать в Америке, думаю, будет посложнее (смеется).
