21 и 22 мая на Дягилевском фестивале в Пермском театре оперы и балета состоится мировая хореографическая премьера спектакля «Распад атома», главную роль в котором исполнит Алиса Хазанова.
Фото: Sunny Blossom
Продюсер: Арина Ломтева
Make-up: Юлия Вылегжанина
Встретившись с актрисой в Москве, куда она заехала буквально на один день по пути из Петербурга в Пермь, мы поговорили об элементарных частицах, тонких движениях души, а также о ее дебюте в кинорежиссуре.
Премьеры Дягилевского фестиваля, который за 14 лет существования стал одним из главных событий в современном искусстве, всегда ждут с особенным нетерпением. Его художественный руководитель Теодор Курентзис известен своим умением привлекать лучших исполнителей и постановщиков с мировыми именами и самых перспективных и самобытных молодых художников. Так, в прошлом году на фестивале состоялась премьера оперы «Травиата» живого классика, легенды авангардного театра Роберта Уилсона. Одно из самых ожидаемых событий этого сезона — спектакль «Распад атома» в постановке молодого петербургского хореографа, обладательницы Гран-при фестиваля «Context. Диана Вишнева» Лилии Бурдинской, развивающей собственный хореографический язык contemporary dance.
Оставив профессиональную балетную карьеру в труппе Большого театра много лет назад, сегодня Алиса Хазанова известна как театральная и киноактриса. Среди ее сценических работ — «Агата возвращается домой» в театре «Практика», а также «Волны» в ныне закрывшемся «Политеатре» Эдуарда Боякова и «Сияние» по песням Егора Летова. В кино она дебютировала у Николая Хомерики, снявшись сначала в его короткометражке «Вдвоем» и дебютном полном метре «977», а потом сыграв главную роль в его же «Сказке про темноту», которая в 2009 году участвовала в программе «Особый взгляд» Каннского кинофестиваля. Также в ее фильмографии — роли в «Последней сказке Риты» Ренаты Литвиновой, в фильме Бориса Хлебникова «Пока ночь не разлучит» и сериале Валерии Гай Германики «Краткий курс счастливой жизни». Опыт работы с независимыми режиссерами в малобюджетном кино оказался вдохновляющим — в июне состоится премьера дебютной картины Алисы Хазановой «Осколки». И, кажется, перекличка в названиях нового спектакля и фильма неслучайна.
Ироничная, смешливая, с мягким лучистым взглядом живых глаз, она моментально подружилась со всей съемочной группой, включая шестилетнего Мартина, сына нашего продюсера Арины Ломтевой, который, когда требовалась, с гордостью включал развевающий волосы вентилятор. Ветер, однако, был настолько сильный, что в какой-то момент вконец замерзшая Алиса взмолилась его выключить. Двигаясь в такт фоновой музыке, она послушно выполняла все просьбы фотографа: подолгу сидела в неудобной позе, зависала в падении, подпрыгивала и с риском для жизни вставала на весьма неустойчивый стул, ненадежность которого, впрочем, добавляла кадру экспрессивности.
Инна Логунова: Ваши танцевальные движения в кадре — это из предстоящего спектакля?
Алиса Хазанова: Во многом да. Я, конечно, импровизировала, но сама пластика — да, из спектакля.
Комбинезон, Kuraga; жакет, Zara
—
Так из каких атомов складывается ваша постановка — и на какие элементарные частицы распадается?
—
В постановке используется, с одной стороны, прием повторения звучащего текста, с другой — язык жестов, точнее, реальный текст, написанный Лилией Бурдинской и переведенный в жест. Здесь каждое движение руки означает какое-то слово. Танцевать текст — очень интересный и необычный способ работы, даже для меня — мозг просто кипит. Отправной точкой для нас была именно идея распада атома как начала путешествия души, отделяющейся от тела. В нашем спектакле это пограничное состояние, какая-то доля секунды, когда душа, распадаясь на миллионы частиц, перемещается в другой мир, растягивается на полтора часа. И мы призываем зрителя вместе с нами погрузиться в это состояние, чтобы выйти из него с каким-то другим ощущением жизни.
—
Ваша роль в спектакле — пластическая или драматическая?
—
И то и другое. Ни для кого не секрет, что в прошлом я была балериной, но потом ушла в другую область, и мое участие в проекте — это, собственно, результат накопленных мной навыков. Все начиналось с того, что однажды в Перми Теодор (Курентзис — художественный руководитель Пермского театра оперы и балета. — Прим. ред.) сказал, что хочет сделать спектакль с танцующей актрисой. Меня эта идея очень заинтересовала, мне вообще подобные вещи страшно интересны. Тогда же Теодор познакомил меня с режиссером и хореографом Лилией Бурдинской, которая тоже прилетела в Пермь из Петербурга. Мы пообщались и через пару месяцев по заказу Дягилевского фестиваля начали работу над спектаклем.
—
Как давно вы не танцевали на сцене? Насколько эта роль сложна физически?
—
Честно скажу, было непросто. Мне пришлось достать из своего сундука навыки, которые я давно не использовала. Было волнительно входить в форму. Я уже много лет не занималась танцем профессионально, и вот приходишь в класс и понимаешь: сил нет, дыхания нет, растяжка ушла… Осознавать это было довольно болезненно. У меня шел постоянный диалог с внутренним психологом, я, как мантру, повторяла себе: «Я здесь нужна не как балерина, а как актриса, которая умеет танцевать».
—
Меня давно занимает вопрос, на который у меня, признаюсь, нет ответа. Современное искусство, в том числе театр, преимущественно концептуально. Но вот нужно ли его объяснять — или оставить зрителя с ним один на один?
—
Я, например, ненавижу фильмы или спектакли, которые дают ответы на все вопросы. Но обсуждать эстетику, подход, идею — это другое. Вы когда-нибудь пробовали пойти на выставку с ее куратором?
—
Ну, регулярно — это ведь моя работа.
—
Тогда вы наверняка понимаете, что такая экскурсия не объясняет элементарные вещи, а позволяет посмотреть на них с другой точки зрения и расширяет угол зрения. А смысл все равно каждый найдет для себя сам.
Платье, Litkovskaya
—
Вы следите за тем, что сейчас происходит в современном российском театре?
—
Стараюсь смотреть новые постановки, но из-за собственной работы получается не так часто, как хотелось бы. Смешно, но с людьми театра и кино обычный диалог: «Ты видел это? — Нет, работаю!» Недавно на «Золотой маске» посмотрела «Три сестры» Тимофея Кулябина — меня до слез поразили актеры и все действо. Они говорят на языке глухонемых, а текст появляется в виде субтитров. Сначала к этой нестандартной ситуации приходится привыкать, но уже через 15 минут появляется ощущение, что только так и может быть. Еще из последних впечатлений — «Губернатор» Андрея Могучего в Петербурге (спектакль в БДТ имени Г. А. Товстоногова по одноименному рассказу Леонида Андреева. — Прим. ред.). Раньше я смотрела его «Алису», которая мне очень понравилась. У Могучего потрясающая способность раздвигать границы пространства, показывая другую сторону реальности. Я обожаю, когда в определенный момент все вдруг меняется местами и встает с ног на голову. Я сама Алиса, поэтому Страна чудес и Зазеркалье всегда меня всегда особенно привлекали. И на сцене я всегда играю полусказочных персонажей, существующих на грани реальности и фантазии.
—
Так получается, потому что это ощущение свойственно вам и в жизни?
—
Нет, просто это то качество, в котором я востребована в театре. Но меня это не смущает — просто интересно, что так происходит.
—
Вы ведь еще в качестве кинорежиссера дебютировали. Расскажите о вашем фильме.
—
Он называется Middleground и снят в Нью-Йорке на английском языке. Мы работали над ним два года, сейчас он уже полностью готов, первый показ состоится летом на одном из фестивалей, и до этого времени я не могу подробно о нем рассказывать. В русский прокат он выйдет под названием «Осколки». Своеобразным импульсом стал «В прошлом году в Мариенбаде» Алена Рене, но это совсем другая история — мне скорее была интересна сама атмосфера, настроение неопределенности, недосказанности. Сегодня такое кино — не самый востребованный жанр, в нем полностью отсутствует социальный контекст и все сосредоточено на отношениях людей и трудностях коммуникации. Меня давно занимает тема нелинейности времени. Если у нас есть какая-то проблема в жизни, мы постоянно прокручиваем ее в голове и, пытаясь найти решение, придумываем разные варианты развития ситуации. При этом каждый раз она представляется нам чуть-чуть по-другому. В общем, об этом я и сняла кино. Это был колоссальный опыт в моей жизни, я рада, что он случился, посмотрим, что будет дальше.
—
Как получилось, что вы вообще решили снять кино?
—
У всех артистов есть потребность рассказывать истории. По большому счету в кино и в театре мы занимаемся тем, что через истории напоминаем людям о тех эмоциях, о которых нельзя забывать. Но довольно часто возникает дефицит материала, с которым хотелось бы работать. И вот в отсутствие такого материала я решила придумать и рассказать историю, которую могла бы контролировать от начала до конца. Конечно, это большая наглость — поверить в то, что я могу это сделать. Было дико страшно — причем по окончании работы еще больше, чем в самом начале. В этом плане самое ценное, что может быть, — это наличие единомышленников. Художнику одному тяжело. Когда рядом есть люди, которые тебя слышат, живут с тобой в одной системе координат, это очень важно. Мне повезло, что рядом были Майкл (Куписк — соавтор сценария. — Прим. ред.), с которым и зародилась эта идея; оператор Федор Лясс, который, несмотря на свою востребованность и занятость, нашел время для съемок; Роман Волобуев, который мог отредактировать сценарий и познакомил с Ильей Стюартом, ставшим продюсером картины. И вот такой наглой командой мы приехали в Нью-Йорк, чтобы делать малобюджетное кино. Мы хотели снять универсальную историю, которая могла произойти где угодно. Не раз пытались приспособить к другим геолокациям, но почему-то не получалось — а в Нью-Йорке все сходилось идеально. Каждый раз, когда, отвечая на вопросы, мы говорили, что фильм не имеет никакого отношения ни к русским реалиям, ни к эмигрантам, что там никто не говорит на русском языке, люди впадали в ступор.
—
Вы также заняты в фильме в одной из ролей. Каково это — быть одновременно и актрисой, и режиссером?
—
Честно говоря, люди на меня посматривали как на сумасшедшую. Это невероятно тяжело физически, но в то же время невероятное счастье. А так, конечно, я там чуть не загнулась из-за ночных смен. Мы снимали в гостинице и ресторане при ней, а это возможно только ночью, когда нет посетителей. Ты пытаешься договориться с организмом — мол, три-четыре дня адаптации, а потом будет легче, но нет, организм говорит: «Секундочку, я на это не подписывался, я не хочу в таком режиме существовать!» (Смеется.) Как следствие — бессонница, опухшие глаза, едва ли не обмороки от усталости, но, если бы мне предложили все повторить, я бы согласилась не задумываясь.
—
А как зрителю какое кино вам интересно?
—
Разное. Хорошее. (Смеется.) Я не очень люблю давать определения. Кино может быть жанровым или авторским, главный критерий, наверное, — попадает в душу или нет. Я не люблю, когда мне дают ответы на вопросы: мне нравится после фильма еще поразмышлять, выстроить собственную внутреннюю логику событий. Единственное исключение — детектив! Здесь мне надо, чтобы все сошлось от и до! Иначе я буду мучиться. (Смеется.)
—
Некоторое время назад я общалась с балериной Марией Александровой, которая говорила, что в балете иногда можно, «отключив душу», выехать на технике — в драматической же роли так не получится. А вы как считаете?
—
Наверное, можно, но зачем? (Смеется.) Я вообще не понимаю, зачем что-то делать, если отключать душу. По мне, так это единственное место, которое должно всегда оставаться включенным. Мозг, понятно, помогает, но, если ты в себе не нашел этой стопроцентной, в чем-то детской веры в то, что ты делаешь, мозг не поможет. Потому что как затронуть душу зрителя, если твоя сейчас находится где-то в другом месте? У всех артистов свои способы ее включить, для меня это абсолютно непреодолимое желание поделиться историей и чувствами, с ней связанными. Каждый человек одинок, нам всем непросто, у кого-то проблемы со здоровьем, у кого-то — с деньгами. Но ты выходишь на сцену, чтобы напомнить: несмотря на любые трудности, жизнь прекрасна, мы все разные, но эмоции — это то, что нас объединяет.
—
Вы считаете, что все люди одиноки в глубине души?
—
Одиночество не значит отсутствие любви и близких людей, у кого-то этого больше, у кого-то меньше, но внутренний голос у каждого из нас один — свой собственный. Это, разумеется, не моя мысль, не то чтобы я своим умом дошла до того, о чем писали многие философы. Так или иначе, только сам человек может адекватно оценить свое состояние, мироощущение, реакции. Можно сколько угодно говорить человеку, что он бессовестный, но, пока он сам не поймет, что поступает дурно, любые слова бессильны. В этом смысле наше одиночество задумано природой, или Богом, или высшим разумом — можно называть как угодно: каждый из нас — индивидуум со своей ответственностью и со своей отдельной жизнью, которую ему надо прожить.
—
Что для вас счастье?
—
Стопроцентное счастье для меня — когда здоровы дорогие и любимые люди. А за этим следует адекватность себе: когда ты в гармонии сам с собой и понимаешь, что делаешь то, что хочешь делать, и находишься ровно в том месте, в котором хочешь находиться. Это вовсе не обязательно географическая точка — скорее, ощущение того, что живешь, не изменяя себе.
Майка, Girlpower; юбка, Julia Vitkovskaya
Детали:
Julia Vitkovskaya: http://#i/juliavitkovskayaofficial
Versus: Versace, «Неглинная галерея», Трубная пл., 2, тел.: +7 (495) 705-98-30
Ashe: http://#i/ashe.moscow
Girlpower, Kuraga: http://#i/b_lab_conceptstore
Zara: Неглинная ул., 10, тел.: +7 (495) 287-98-83
Litkovskaya: ЦУМ, ул. Петровка, 2, тел.: +7 (495) 933-73-00
