В прокате — один из самых ажиотажных фильмов Каннского фестиваля.
Роберт Паттинсон и Уиллем Дефо сходят с ума на уединенном острове.
«Маяк» Роберта Эггерса, снявшего в 2015-м поразительный хоррор «Ведьма», стал большим хитом Каннского фестиваля еще до первого показа. Фильм включили в параллельную, престижную секцию смотра «Двухнедельник режиссеров», где интересных картин обычно, как минимум, не меньше, а иногда и больше, чем в основном конкурсе. Руководство «Двухнедельника» выступает против жесткой иерархичности, царящей, к слову, в основной программе, поэтому у журналистов нет никаких преимуществ перед другими посетителями (на показы «Двухнедельника режиссеров» даже можно купить билеты). Посему именно на фильмы, отобранные в эту секцию, попасть бывает особенно непросто: несколько часов в очереди часто заканчиваются фиаско. Ажиотаж вокруг «Маяка» был колоссальным даже по меркам этой программы: сарафанное радио разносило известия о 3,5 часах ожидания, не приведших к хэппи-энду. Увидеть картину удалось, только нарушив правила (за что до сих пор стыдно).
Но испытания все же того стоили: «Маяк» действительно производит сильное впечатление. Эггерс вновь, как и в «Ведьме», отправляется в Новую Англию прошлого. Но если в его дебюте действие разворачивалось в XVII веке на материке, то во второй картине — в конце XIX века на пустынном острове. Молодой человек с туманным прошлым, бывший дровосек по имени Эфраим Уинслоу (Роберт Паттинсон) прибывает туда на месяц, получив работу помощника смотрителя маяка. Смотрителем служит Томас Уэйк (Уиллем Дефо): склочный, постоянно пускающий газы хромой мужик, который загружает своего работника самыми неприятными и тяжелыми обязанностями. Предыдущий напарник Уэйка умер, сойдя с ума. Паранойя со временем начинает накрывать и Эфраима, чьи отношения с Томасом весьма нестабильны: то дедовщина, то пьяное братание. Или, может, безумен как раз Уэйк? Он отчего-то принципиально не разрешает своему помощнику подниматься на маяк, а тот, разумеется, от этого еще сильнее стремится туда. Эфраим вдобавок ко всему еще и видит мистические сны о зловещей русалке (украинcкая модель и актриса Валерия Караман) и морских чудищах. Впрочем, чем дальше, тем больше сон и реальность смешиваются, становясь неразличимыми.
«Маяк» поражает своей бескомпромиссностью: это черно-белое кино с почти квадратным форматом кадра, которое стилизовано не только под старые фильмы, но и будто бы под саму жизнь столетней давности. Разговаривают герои на литературном английском, современному человеку понятном плохо. Эггерс заставляет зрителя окунаться в грязь, изнемогать от почти непосильной работы, мучиться от изоляции — то есть примерить на себя шкуру людей, которых сегодня уже почти не встретишь. При всем при том «Маяк» уже с первых кадров погружает в мир сюрреалистических ужасов, и чем дальше, тем мрачнее и безысходнее они становятся. Зло не выпрыгивает внезапно из-за угла, оно в мире, созданном Эггерсом, присутствует перманентно и обитает в первую очередь в душе человека. «Маяк» относится к той категории фильмов, которые сложно полюбить, потому что любовь все-таки предполагает позитивные эмоции, а картина Эггерса едва ли у кого-то их вызовет. Но его определенно можно и нужно высоко ценить: за самобытность, щекочущий нервы саундтрек и, конечно, за выдающиеся визуальные образы словно из ночных кошмаров. Мизансцены, игра света и тени, тактильная фактурность в «Маяке» таковы, что каждый кадр просится в раму. Фильм вызывает ассоциации даже не столько с живописью, сколько с модернистской фотографией, где в привычную ткань реальности вплетается что-то потустороннее. Оператора ленты Джарина Блашке номинировали на «Оскар».
Эггерс уже второй раз исследует внутренний мир людей, изолированных от общества. Заложенные социумом негативные тенденции при этом продолжают преследовать героев. Так, в еще более жуткой, чем «Маяк», основанной на городских легендах «Ведьме» против молодой девушки выступают члены ее семьи. Ведь кого еще обвинить в сговоре с дьяволом, как не молодую и прекрасную женщину (даже если она твоя собственная дочь или сестра)? В «Маяке», фильме мужском, режиссер иллюстрирует иное отрицательное социальное явление — дедовщину, а также запрет даже на самую невинную мужскую близость. Позитивного же влияния общества в отсутствии коммуникации с большим миром персонажи Эггерса постепенно лишаются. В силу вступают примитивные неконтролируемые порывы: бешеное желание одержать верх над другим представителем своего пола, быть альфа-самцом (не дать другому подняться на фаллического вида маяк), сексуальная одержимость, неуемная агрессия и пьянство. Молодой постановщик, рассказывая о главных комплексах, фобиях и зависимостях своих собратьев, абсолютно к ним беспощаден — так что по своим идеям «Маяк» еще более бескомпромиссен, чем по форме. В отличие от «Сияния» Кубрика, с которым «Маяк» нельзя не сравнить, фильм Эггерса выносит приговор не конкретному мужчине, а мужчинам вообще. В этом «Маяк» подобен еще одному важнейшему хоррору прошлого года — «Солнцестоянию». Не зря его автор Ари Астер очень дружен с Робертом Эггерсом.
