Классическая музыка на бедной окраине? Мастерские художников в криминогенном районе? Франция всегда верила в целительную силу культуры, и крупные парижские проекты последних лет наглядно это демонстрируют.
Кварталы, пользующиеся дурной славой, Париж превращает в настоящие арт-кластеры.
Музыка против бедности
Парижскую филармонию открывали в январе 2015 года, ровно через неделю после расстрела редакции Charlie Hebdo. Большинство мероприятий в городе тогда отменили, но не это. Филармония — огромный культурный центр на северо-востоке города, прямо на Периферике, парижской окружной дороге, изначально задумывался не только для увеселений, но и для общественного блага. 19-й аррондисман, в котором расположена Филармония, — один из самых неблагополучных в Париже. Туристам он либо вообще не знаком, либо знаком по вполне идиллическому парку Бют-Шомон. Но аррондисман большой, Бют-Шомон и окрестности — это относительно буржуазная часть квартала; в целом же 19-й — место бедное и неспокойное, особенно если взглянуть на статистику преступности. До того как стать кварталом с самым большим в Париже населением выходцев из Северной Африки, 19-й был районом доков и каналов, а еще раньше здесь была деревенька Ла-Вилетт, славная по большей части скотобойнями. Не правда ли, необычный выбор места для строительства Филармонии, в которой будут выступать лучшие оркестры классической музыки? Необычный, но совершенно осознанный.
Я впервые увидела здание Филармонии в пасмурный день, и впечатления были, как бы это сказать помягче, неоднозначными. А если уж совсем честно, серебристое чудище c острыми углами выглядело пугающе. Здание Жана Нувеля отлично смотрится в архитектурных инстаграмах, но наяву, да под серым небом, да на фоне шоссе производит крайне недружелюбное впечатление. Будто для усиления эффекта в холлах вместо потолка — частокол стальных спиц, а в образовательной зоне — багрово-красные коридоры, в которых впору снимать новый сезон «Твин Пикса».
Снаружи здание Филармонии выглядит агрессивным, будто пытается защититься от жестокого мира. Но, преодолев путаницу коридоров и эскалаторов, выясняешь, что у железного монстра очень нежное сердце. Большой зал Филармонии — полная противоположность экстерьеру: теплое дерево, мягкий рассеянный свет и ни одного острого угла. На сцене симфонический оркестр Филармонии репетирует «Фантастическую симфонию» Берлиоза. Бравурный финал звучит очень нежно и по-весеннему, даже уходить не хочется: наверное, так чувствует себя ребенок, мать которого слушала во время беременности классическую музыку. Акустика в Большом зале Филармонии — одна из лучших в Европе. Благодаря тому, что за рядами кресел архитектор оставил заполненные воздухом «карманы», звук отражается от стен и будто заворачивает зрителя в кокон звука.
Почти половина здания Филармонии отдана под учебные пространства. Это и есть социальная часть проекта: за небольшие для Парижа деньги здесь проводят занятия для детей, причем привести можно хоть трехлетнего карапуза — ему тоже дадут постучать в барабан или подудеть в трубу.
По красному коридору (тому самому, из «Твин Пикса») проносится стайка школьников всех мастей, блондины и брюнеты, разной степени кудрявости и лохматости. Они пришли на один из мастер-классов, судя по рядам барабанов за стеклянной стенкой, им будут рассказывать что-то об африканской музыке. Для французских детей они ведут себя на удивление тихо: если вы жили рядом с французской школой, то знаете, что обычно во время перемены дрожат стекла во всех окрестных зданиях. Видимо, предвкушают.
Детские кружки — старый, как мир, но действенный способ снижения уличной преступности: все мы помним это советское «отдать в секцию, чтобы по улицам не шлялся». А в наше время где уличная преступность — там и терроризм, который, как мы теперь знаем, питается энергией не в пустынях Афганистана, а в эмигрантских кварталах европейских городов, среди раздраженной молодежи.
Во Франции, где на культуру тратится больше 1% госбюджета (для сравнения: в России — 0,6%), этим способом активно пользуются на государственном уровне как минимум с 1980-х годов, со времен президента Миттерана.
В Филармонии, которая есть, по сути, продолжение идеи «больших проектов», часть затеянного при Миттеране Города музыки в парке Ла-Вилетт, дети из небогатых семей могут не только посещать мастер-классы, но и заниматься музыкой по программе Démos. Расшифровывается как Dispositif d’éducation musicale et orchestrale à vocation sociale, то есть «Проект музыкального и оркестрового образования социального значения». Это что-то вроде такой бесплатной и ненапряжной музыкальной школы с занятиями по два раза в неделю и отчетными концертами. Причем программа эта действует не только в Париже, но и в других городах и даже в сельской местности. Если ребенок не станет в итоге великим музыкантом (хотя все может быть), то уж как минимум весело проведет время.
Еще в Филармонии стараются устраивать разные нескучные выставки — например, в начале апреля откроется выставка «Jamaica! Jamaica!», посвященная тому, как из ямайской музыки родилась диджейская культура. Все это, разумеется, с музыкальным сопровождением: у выставки есть даже официальное радио.
Кому-то такое заигрывание с местными иммигрантскими сообществом может показаться слегка неуклюжим, особенно в исполнении интеллектуалов от классической музыки. Довольно забавно смотреть, с какой гордостью куратор программ, поправляя тонкими пальцами дорогие очки, рассказывает, что целых 20% репертуара Парижской филармонии составляет world music, джаз и даже рок, а средний возраст зрителей — 50 лет. Но тонкость в том, что в прочих европейских залах классической музыки средний возраст — больше 60, и это означает, что в Парижскую филармонию в самом деле ходит молодежь. А если бы в исследовании аудитории учитывали юных посетителей мастер-классов, средний показатель был бы, наверное, в районе 30. И да, это победа. А то, что здание снаружи выглядит сомнительно, — ну и что с того, зато оно красиво выходит в Instagram* (*Meta Platforms Inc. (Facebook, Instagram) — организация, деятельность которой признана экстремистской, запрещена на территории Российской Федерации).
Граффити против терроризма
Услышав название Сен-Дени, любой парижанин поморщится. Так называется улица в самом центре Парижа, известная в основном секс-шопами и проститутками. То же название носит и северный пригород Парижа, дорога в который начинается на этой самой улице Сен-Дени. Весь радиус от улицы Сен-Дени до одноименного квартала — олицетворение того самого Парижа, который, так любят ругать американские туристы с торбами на поясе, напрочь забыв о политкорректности.
Ну и что уж молчать, Сен-Дени — это тот самый пригород, где жили организаторы и исполнители парижских терактов. Здесь же их и ликвидировали в ходе военной операции, взорвав квартиру на рю Корбийон.
Офисная многоэтажка в Сен-Дени, по адресу набережная Сены, 6-10 (6–10 quai de Seine), выглядит как заброшенное здание, в котором вот-вот начнется ремонт: этажи затянуты сеткой, и только ярко раскрашенные столбы с глазами перед входом намекают на «творческое пространство».
Нам навстречу выходит небритый француз в худи и щегольских красных ботинках, представляется президентом культурного пространства Le 6b. Выглядит он вполне под стать месту: форменный раздолбай. Лениво поздоровавшись, машет рукой: «Пошли на улицу, там вам все покажу и заодно покурю». «Да тут прямо на входе должны косяки выдавать», — вырывается у меня.
Президент тем временем, извинившись за свой плохой английский («Я настоящий француз, you know»), начинает, блистая словарным запасом, объяснять, что это за место и что здесь происходит. Слушаем, как загипнотизированные: у раздолбая-президента мощнейшая ораторская харизма. Выясняется, что Le 6b — это арт-коворкинг, место, где за небольшие деньги сдают студии молодым художникам, архитекторам, дизайнерам, музыкантам, диджеям. Причем все они, подавая заявку, должны пройти что-то вроде собеседования: рассказать, чем могли бы помочь в развитии пространства.
Президента Le 6b зовут Жюльен Беллер, он архитектор, специалист по модульной архитектуре — быстрому жилью, которое, в частности, используется для размещения беженцев. Le 6b он основал в 2010 году, уговорив администрацию Парижского региона отдать ему в пользование заброшенное офисное здание в Сен-Дени. Неблагополучную окраину выбрали сознательно, и не только из-за дешевизны площадей: Беллер — убежденный социалист и верит, что соседство с художниками поможет кварталу стать лучше. Летом сюда бесстрашно приезжают толпы творческой молодежи — посидеть в шезлонгах на берегу Сены, послушать концерт, посмотреть выставку или перформанс, поплясать в ночи под модного диджея. В основном это друзья тех, кто снимает студии в здании, но поскольку у художников много друзей, толпы собираются нешуточные.
И пусть сейчас, пока не начался летний сезон, здание кажется пустующим, на самом деле оно забито людьми: в каждой крохотной клетушке, бывшем офисе, что-то рисуют, чертят, лепят. В студии, кстати, может заглянуть кто угодно, надо только заранее договориться с художниками или администрацией здания. В одной из комнаток сидят две красивые девушки — графические дизайнеры Ноэми и Клэр. Рыжая Ноэми переехала в Париж из Швейцарии, Клэр живет в Сент-Уэне, другом парижском пригороде. Стены увешаны распечатками макетов. «Здесь отлично работается, — улыбается Клэр, — тихо, спокойно, но в то же время всегда можно пообщаться с коллегами, если процесс встал. Ну и аренда, конечно, намного дешевле, чем в Париже».
В другой студии нас встречают парень и девушка, тоже оба какой-то небесной красоты, чистые эльфы: это Эмили Север и Мишель Суде, они оба художники. Эмили рисует картины-сны, на которых очертания человеческого тела растворяются в облаках разноцветного дыма. На черно-белых картинах ее друга Мишеля — перекрученные аморфные объекты. «Это пустая кожа, но здесь можно увидеть все что угодно», — охотно объясняет он. Картины хочется разглядывать долго-долго, вглядываясь в собственное подсознание. Оба, и Мишель, и Эмили, выставляются в маленьких галереях в Маре, самых дорогих и престижных в Париже, но работать предпочитают в Сен-Дени.
Президент Беллер и его команда тщательно следят, чтобы в здании квартировали люди разных творческих профессий — так, мол, лучше для творческого обмена. Они же занимаются организацией выставок и концертов и общаются с властями региона, обсуждают плана по дальнейшему развитию пространства. Le 6b — не сквот, власти отлично знают о проекте и всячески его поддерживают.
Между вторым и третьим этажами стены разрисованы явно детскими руками: на них супергерои с разными цветами кожи. «Это у нас был проект с местными школами: мы попросили детей нарисовать, как они видят свое окружение», — поймав мой взгляд, объясняет куратор. Эта стена — продолжение стрит-арт-проекта 2012 года под названием «Палисад Сен-Дени». Художники из Le 6b и местные дети вместе разрисовали деревянный забор рядом с вокзалом Сен-Дени: получилось весело.
Неизвестно, станет ли Сен-Дени лет через 20 модным пригородом с «мультикультурной атмосферой» и забудется ли страшная история квартиры на рю Корбийон. Но опыт большинства европейских городов показывает, что там, куда приходят художники, через какое-то время атмосфера отчаяния сменяется атмосферой здорового города. Так что, может, когда-нибудь еще придется писать статью «Десять модных мест в Сен-Дени», потому что их будет столько, что сложно будет выбрать.
Затевать большие культурные проекты на окраинах с сомнительной репутацией — очень характерная для Парижа история. Вот, например, еще один свежий пример, помимо Филармонии: фонд Louis Vuitton, выставочное пространство, спонсированное люксовым конгломератом LVMH, построили на окраине Булонского леса, в котором в последние 30 лет гораздо проще было встретить проститутку-трансвестита, чем белочку или гуляющего буржуа. Рискованно, но очень по-парижски. В Москве трудно представить, чтобы «Гараж» открыли в Гольянове, верно? Вот и новую Филармонию в Москве строят в двух шагах от Кремля, «специально под Гергиева», как пишет сайт «Афиша Daily».
Москва боится собственных окраин, продолжая выжимать соки из центра, а Париж окраинами прирастает. Преодолевая скептицизм старых парижан, город и регион расходует огромные деньги на амбициозные культурные проекты. Споры из-за превышенных бюджетов здесь тоже, конечно, привычное дело. Так, например, проект Филармонии обошелся в два раза дороже, чем было прописано в изначально смете, и все равно, по мнению автора проекта Жана Нувеля, здание осталось незаконченным. Архитектор даже бойкотировал церемонию открытия и прислал вместо себя гневное письмо, в котором отрицал, что перерасход произошел по его вине.
Любовь французов к строительству культурных институций в неожиданных местах приобрела особый размах при президенте Франсуа Миттеране, в эпоху так называемых «больших проектов». Открытие в 1989-м в рабочем 12-м аррондисмане модной и современной оперы Бастилии; строительство Национальной библиотеки в 13-м аррондисмане, где до этого жили одни китайцы и ржавели старые склады, — все это эксперименты по окультуриванию депрессивных районов города, которые начались 30 лет назад и показали очень неплохие результаты. Не сразу, конечно, но быстрой отдачи власти и не ждали, французы понимают, что ассимиляция — это вопрос поколений.
Все эти кварталы сейчас — модные и живые. Вокруг Оперы Бастилии и на берегах канала Сен-Мартен открылись не только кофейни с аэропрессами, вечный признак джентрификации, но и бутики всех знаковых французских марок. Хипстеров и туристов заметно прибавилось, но местное население по-прежнему очень пестрое. Эти люди, родившись когда-то на задворках города, в котором они чувствовали себя скорее чужими, выросли полноценными парижанами, потому что большая часть их жизни прошла с видом на хорошую современную архитектуру вместо трущоб, с ресторанами и барами, с походами в оперу или на выставки. Словом, настоящая парижская жизнь.
