Кино на пробу: как познакомиться с творчеством Гаспара Ноэ

Излюбленный прием режиссера — инверсионная композиция, хронология задом наперед. Вот и мы советуем для гарантированно удачного первого свидания с фильмографией Гаспара браться не за первую, а за последнюю его ленту — «Вихрь» (2021). За картину, ни больше ни меньше, самую сентиментальную во всей карьере скандалиста, максимально личную и, по сути, даже не похожую на прошлые провокации. Здесь нет насилия, бэд-трипов и половых органов величиной с пол-экрана: история в «Вихре» вращается только лишь вокруг медленного умирания пожилой пары. У него — инфаркт, у нее — деменция. Дряблый и обмякший итог долгой совместной жизни. Заключительная часть 80-летнего вояжа, начинающаяся поднятием за здоровье бокалов с белым вином и оканчивающаяся пугающей неспособностью узнавать лица родных.

Но самое страшное далеко не в страданиях главных героев и даже не в совершенно убийственной тишине фильма, а в том, что Ноэ понимает, о чем говорит:

«Я знаком с ней [деменцией] не понаслышке, поскольку это случилось сначала с моей бабушкой, а потом с матерью. Деменция была сопряжена с эпилепсией, мать страдала бессонницей и паническими атаками, у нее отнялись ноги, ее мозги буквально кипели. Потом она умерла, и смерть стала самым гуманным выходом из этой безвыходной ситуации. Я плакал не переставая, но после этого знаю, что такое деменция и как ее показать».

Кто-то восхищался в этой картине актерской игрой культового режиссера Дарио Ардженто, экспромтным подходом Гаспара к созданию искусства, необычными начальными титрами с указанием дат рождения коллектива и очень уместным разделением экрана пополам. А кто-то ужасно разочаровался, когда понял, что здесь и не пахнет привычными для Ноэ провокациями. Как бы то ни было, именно после выхода «Вихря» появилось твердое понимание того, что вторая часть фильмографии сентиментального радикала пренебрегает скандалами и выдумками в пользу чувственности и взгляда внутрь себя. Ничего важнее чувств на свете нет, и Гаспар, переживший перед съемками кровоизлияние в мозг и смерть близких, отлично это понимает и лишь пытается разделить свои эмоции со зрителями.

Не самый, конечно, позитивный расклад, когда лента об умирающих людях — наиболее приятный и легкий вариант среди всех остальных творений режиссера. Но, как верно подметил сам Ноэ, фильмы можно считать выдающимися только в том случае, если при их просмотре зритель получает неведомый ранее аудиовизуальный опыт. Поэтому в роли следующего шага на пути к дружбе со странным аргентинцем неплохо, как нам кажется, будет смотреться кислотный эксперимент над людской психикой под названием «Экстаз» (2018).

Профессиональные танцоры и одновременно непрофессиональные актеры полтора часа (к тому же без монтажных склеек) импровизированно бьются в конвульсиях, кричат и пьют черт-те что, пока на фоне играет нескончаемо давящий на мозг рейв. Не так, конечно, тихо-мирно, как «Вихрь», но и не так кошмарно, как, например, «Необратимость», о которой речь пойдет дальше. Хотя некоторые критики по непонятным причинам все же окрестили «Экстаз» фильмом ужасов, хотя из хоррора здесь, пожалуй, только туповатый, как обдолбанные танцоры, сценарий, который помещается на одну страницу. Впрочем, эта незамысловатость идет ленте даже на пользу: лучше один раз трешово показать последствия употребления наркотиков, чем долго и занудно читать лекции об их вреде.

Как-то герой Леонардо ДиКаприо из «Однажды в… Голливуде» сказал: «Не надо мне кислоты, бухлу не нужны приятели». И пока персонажи «Экстаза» знакомят алкоголь с психоактивными веществами, Гаспар такую фатальную ошибку не совершает и не смешивает несмешиваемое, выбирая для ленты только безумную импровизацию и забывая о глубокомысленности. В общем-то, по-другому быть и не могло: режиссер и съемочная группа «с самого начала решили, что будут создавать кино прямо на площадке, а не на монтажном столе». Тем не менее критики, в частности российские, начали синхронно возмущаться, мол, антинаркотическая идея картины уже всеми подряд замусолена, а сам постановщик слишком сильно увлекся морализаторством. «Экстаз» — крик души бывшего наркомана (да, Ноэ употреблял). А как и о чем может кричать заботливый добряк, закидывавший раньше в себя шут знает сколько препаратов? Именно вот так хаотично и именно о том, что наркотики, дети, — это не игрушка.

После фильмов о смерти и запрещенных веществах можно наконец переходить к «Любви» (2015), которую Гаспар называет своей самой нежной работой. Вопрос: почему тогда стоит начинать знакомство с картинами Ноэ с трагичной истории бабушки и дедушки, а не с этой чуткой и бархатной ласковости? Ответ: можно испугаться зашкаливающего в ней количества неигровых постельных сцен. Наше Минкультуры вот перепугалось до такой степени, что аж не допустило «Любовь» до кинотеатров. Режиссер, впрочем, обиды никакой не держит: все равно поступок малоадекватный и даже в чем-то полезный, потому что чиновники только подогрели интерес к ленте своей политикой упрятывания запретного плода. Гаспар в ответ на цензуру лишь провел краткий экскурс в историю: «Ребята, напоминаю, сексуальная революция была еще полвека назад».

Если фильм «Экстаз» вряд ли об экстазе, то фильм «Любовь» точно о любви. И об этом в начальном титре говорит сам Ноэ: «Внимание! Через несколько секунд начнется Любовь». После столь лояльного предупреждения зрителя отправляют в эдакое путешествие по страсти и феромонам, нисколько не скатывающееся в бесчувственность и пустоту порнографии. Кажется, обычно такое кино становится манифестом нового искусства: громкое, кричащее о своей исключительности, но притом крайне хрупкое и всем понятное. Пускай тогда «Любовь» будет манифестом жанра любви, который, по мнению Гаспара, «должен существовать наравне с драмами, комедиями и хоррорами».

Водится за признанными гениями один общий грешок: каждый из них считает своим долгом снять глубоко личное кино о съемках кино, предоставить себе нарциссическое право побеседовать часа два о личных переживаниях, успехах и неудачах на режиссерском поприще. Для Феллини это — «Восемь с половиной» (1963), для Спилберга — недавние «Фабельманы» (2022), для, скажем, Альмодовара — «Боль и слава» (2019). А Ноэ придумал кое-что другое: вместо разговоров о творческих достижениях и стремлениях он создает кино о главных своих страхах, связанных с работой. Следующий фильм в нашем списке — пятидесятиминутный, как бы оксюморонно это ни звучало, «Вечный свет» (2019).

Артистка Беатрис (Даль) долго думала да — была не была — решила снять свой первый фильм. В индустрии все равно уже давненько, связи есть, интеллектуальное кино не только с умным видом смотрит, но и (!) понимает — что еще нужно для начала режиссерской карьеры? Новоиспеченная дебютантка позвала на главную роль звездную подружку Шарлотту (Генсбур), убедила злобного продюсера дать деньги на свой шедевр и, довольная, начала творить. Только вот все резко пошло прахом. Оказалось, что режиссер, как и прораб на стройке, должен быть хорошим руководителем, иначе выйдет то, о чем Ноэ снял фильм и чего так сильно боится.

Впрочем, над режиссеркой Гаспар и не думает насмехаться: проблема вся, по сути, не в неопытности Беатрис, а в самой индустрии и ее нетерпимости. Что-нибудь сделаешь не так — сразу поднимется бунт, и о съемках кино уже никто и не вспомнит. Продюсер начнет с полоумным выражением лица бегать по площадке и грозиться всех уволить, оператор будет делать вид, что он тут вообще-то, если кто не знал, самый главный, а гримеры станут тихонько материться в гримерке. Вот такого концерта и боится Гаспар: «Облажаться на съемках — это действительно бессознательный, но природный страх, который есть у меня, как и у всех режиссеров. И я хотел воссоздать этот кошмар на экране». Логичный вопрос: зачем нам на это смотреть? Затем, что «Вечный свет» — пожалуй, самый быстрый и беспроигрышный вариант погружения в подсознание не только Ноэ, но и любого другого постановщика.

А теперь можно перейти к двум фильмам, с которых начался путь Гаспара в мир большого кино: первый — среднеметражная «Падаль» (1991), второй — продолжение только что названной ленты и по совместительству полнометражный дебют Ноэ «Один против всех» (1998). И в стиле режиссера сделаем перед просмотром дисклеймер: «Внимание! Не читайте ничего про эти картины». Слишком много в рунете каких-то совершенно абсурдных выдумок о сюжете дилогии, которые, видимо, были рождены ещё в 90-е при не самом адекватном переводе фильмов на русский. Хотя, конечно, к локализаторам претензий никаких нет: в то время и так один человек-оркестр с жуткой одышкой одновременно переводил и озвучивал всех персонажей.

Вернемся к картинам. Кажется, это тот редкий случай, когда писать синопсисы категорически запрещено. Просто скажем, что, на наш взгляд, «Падаль» и «Один против всех» — лучшее, что происходило с карьерой Гаспара.

Следующую ленту в путеводителе по фильмографии Ноэ можно называть как угодно: похабная ли это визитная карточка режиссера, его безусловный magnum opus или коварный и бесчеловечный туз в рукаве. Вряд ли есть любители кино, которые ни разу не слышали про картину «Необратимость» (2002) со скандально известными сценами убийства гомосексуала и изнасилования героини Моники Беллуччи. Говорят, в Каннах в день премьеры из-за всей этой гадости аж 20 зрителей в обморок упали, а еще 250 мигом вышли из зала. Кто-то даже медицинскую помощь просил, настолько мсье Гаспар впечатлил.

Но, как водится, если перетерпишь — будет тебе воздаяние: те, кто остался досматривать «Необратимость» в тот день, во время финальных титров начали хлопать стоя. Хотя критики вот были не в особом восторге. Но это для Гаспара маловажно: он все равно видит смысл поездок в Канны в другом: «Разве нас интересуют хорошие отметки? Мы ездим в Канны, чтобы устроить черт знает что».

И, кстати говоря, какой бы жестокой ни была сцена изнасилования в фильме, артистка Беллуччи чувствовала себя на съемках в полном порядке. Моника разве что переживала о том, что слишком натурально кричит в кадре. В остальном же — сплошной позитив: «Даже на съемках самых жестких эпизодов „Необратимости“ мы отлично проводили время. Тут как с фокусами: никто не должен по правде страдать, когда волшебник режет женщину на сцене пополам». И это наглядный пример того, с каким оптимизмом Гаспар подходит к своей кинореволюционно-радикалистской деятельности.

После того как насмотрелись всяких кошмаров, можно заканчивать вояж по карьере аргентинца его 2,5-часовым размышлением о жизни и смерти. «Вход в пустоту» (2009) — что-то вроде «Древа жизни» Терренса Малика, только творение Гаспара с каждой минутой то бьется в конвульсиях, то превращается в наркотический трип, то заключается в самые неромантичные обстоятельства. Кратко: одного пацана-дилера убивают полицейские прямо в туалете, после чего из его тела вылетает душа. Следующие два часа зритель будет смотреть на жизнь с высоты полета этой самой души. Интересно? Вроде бы не очень, но это как с философским трактатом: приходим, в общем-то, не за невероятными сюжетными поворотами и весельем, а за исключительными мыслями. А мысли здесь у Гаспара крайне исключительные, в этом не стоит сомневаться.

Самое ужасное, что можно сделать при знакомстве с фильмографией Ноэ, — включить сперва «Вход в пустоту». Без основательной подготовки это уникальное творение покажется несусветным бредом наркомана, который еще чуть-чуть и доведет-таки зрителей до эпилептического припадка. А на самом деле Гаспар — бунтарь невероятно ласковый. Просто у каждого революционера есть цель показать несовершенство существующих порядков. Ноэ своей разношерстной карьерой экспериментатора убедительно доказал, что люди с большим вниманием и желанием смотрят на жестокость, а не на любовь. В этом наша необратимость.