Вместе с часовым брендом Ulysse Nardin мы начинаем серию интервью #FreakMeOut («Удиви меня!») — с известными людьми, которые в какой-то момент не побоялись бросить все и начать с самого начала. Риск, невероятная мотивация, творчество, взлеты и падения… Наши герои знают, что такое удивлять окружающих, выходя из зоны комфорта.
Фото: Ян Кооманс
На Максе часы Ulysse Nardin, модель Freak Out
Первый герой нашего проекта — художник Макс Гошко-Даньков. Его авторские стены-раскраски впервые появились на улицах Москвы в 2016-м, а на сегодняшний день в проекте приняло участие более 100 000 человек. Сочи, Стамбул, Пекин, Гонконг, София, Варна, Токио и вот недавно Art Basel в Майами — Макса приглашают создавать проекты по всему миру.
А ведь совсем недавно наш герой жил в другой реальности. Мир маркетинга, PR и журналистики помнит Макса как успешного и смелого менеджера. Гарантированно высокий заработок, топовые позиции в компаниях. В какой-то момент наш герой бросает всю эту стабильную историю ради… творчества и свободы. Я хорошо помню момент, когда я только запускала Posta-Magazine и приходила к Максу в большой красивый офис Puig Group: рассказывать о новом проекте, говорить, что называется, о бюджетах. Максу, в отличие от очень многих менеджеров, всегда было интересно все новое — он был «за движуху». Этим он подкупал как партнеров, так и друзей — с ним никогда не было скучно. В какой-то момент Макс рискнул и ушел на сторону медиа — продавал рекламу и придумывал классные проекты для «Собаки», а потом и «Аэрофлота». До сих пор непонятно, как ему это удавалось, но очень многие зарубежные компании подписывали с ним договора, хотя другим менеджерам до Макса уверенно говорили: «Нет, нам не интересен этот журнал, до свидания». И вот вдруг Гошко пропадает с моих радаров. Что он, как он? Жизнь закрутилась, и мы потерялись. А потом — совершенно неожиданно — я узнаю, что человек развернул жизнь на 90 градусов и стал… художником. И не просто так «картины пишет», а в буквальном
смысле штурмует Запад: то в Дубае у него проект с Mini, то в Майами участие в проекте в даты Art Basel. На примере Макса я точно понимаю: в этом мире возможно все, главное, не бояться выходить из зоны комфорта, не опасаться в каком-то смысле прослыть «фриком», который делает только то, что любит и что интересно, а не то, что надо. Звучит красиво, но КАК этим зарабатывать на жизнь?
—
Татьяна Сабуренкова: Макс, помню, когда я уходила с позиции главреда крупного журнала, многие считали меня «фриком». Свободы ей, мол, захотелось, уходит в какой-то странный диджитал. Но, глядя на то, как резко перевернул свою жизнь ты, я вообще молчу про себя. У меня все как обычно: есть офис, бухгалтер, юрист, сотрудники, оклад и т.д. А вот ты как живешь?
Макс Гошко-Даньков: Классно я живу! Вот честно, мне вообще не на что жаловаться. Я называю то, чем я занимаюсь, своим личным проектом. Наконец-то я трачу все свое время не на кого-то, не на чей-то бренд, а на себя.
—
Как у тебя все начиналось — твой первый отрезок жизни, «нормальный», так сказать?
—
Я решился переехать в Москву в 2002-м. Жизнь в Смоленске и что я тогда делал — сейчас я почти не помню. В Москве я поступил во франко-российскую магистратуру по журналистике, у нас на курсе было всего два парня, остальные все — девчонки. Лицо журфака, ты знаешь это не хуже меня, — это стопроцентные снобы, очень узкий круг людей. А я был бедный мальчик из Смоленска, прямо совсем «из простых». Хотя вначале в нашей семье, в «лихие 90-е», все нормально было с деньгами, а потом вдруг перестало, и мы стали бедные, как и почти вся страна. Помню себя: выхожу я у метро Тульская с двумя чемоданами: в одном — кастрюли, в другом — книги. (Смеется.) Это было поэтично очень.
Так вот, на факультете нас спросили: «Ребята, кто хочет работать день и ночь с телеканалом ARTE над проектом „Норд-Ост“?» Я вызвался. Мне тогда заплатили первые деньги: по 30 евро в день, это было так много, что я даже не совсем понимал, что мне с ними делать? Потом меня начали нанимать как личного ассистента разные французы, и я начал зарабатывать, зарабатывать, зарабатывать. А когда закончилась учеба, меня и еще одну девочку распределили в Париж — продолжать обучение дальше. Но я отказался.
—
Почему? Кто же от Сорбонны отказывается?
—
Потому что на тот момент нам определили стипендию в 450 евро, а я уже зарабатывал 600, будучи в Москве. Я сел, посчитал и понял, что мне на жизнь останется там 70 евро. Как на это жить? Никак. А я хотел реально рвать и метать, у меня было огромное количество сил, энергии! Кстати, параллельно с работой я все время рисовал — я же еще ходил в художественную школу с 12 лет. Но пока я не понимал, как на этом зарабатывать, и пошел в политический пиар, занимался местными выборами в Московской области. Это был особый опыт, ты понимаешь. (Смеется.)
—
И как ты из политического пиара вдруг стал косметику продвигать?
—
В какой-то момент я делал первую свою выставку и мимоходом сказал о ней своей знакомой, она как раз работала в Kosmetika. И она поддержала мой проект. После чего мне предложили там работать.
Я сейчас вспоминаю все это. Это как у Фроси Бурлаковой. «А где выступаете?» — «Да везде, куда ни позовут». Вот так и я. Согласившись, я начал заниматься большим количеством люксовых брендов — многих такая работа портила. Ты сидишь на бюджетах, все главреды и рекламщики ходят к тебе за деньгами, у многих сносит крышу от собственной значимости. У меня, видимо, было хорошее крепкое воспитание — меня это не сломало, не выросло короны. Просто было до фига интересной работы.
—
Потом ты перешел в журналистику?
—
Меня уже тогда периодически «накрывало». Я чувствовал, что оказываюсь в какой-то колее — и бегу по ней. Все выстроил, все понятно, не надо больше рвать и метать, можно спокойно работать: уходить домой вовремя, ездить отдыхать два раза в год, мотаться по командировкам. И тут меня вырывает из этой колеи Инесса Гаевская с предложением перейти в «Аэрофлот» международным представителем по люксу. Круто звучит, а?
—
Еще бы…
—
С виду все было шоколадно. Но в самой команде хейтили меня тогда адски. Всем казалось, что я катаюсь по Милану-Парижу и легко живу с огромной зарплатой. Мне ставили палки в колеса, обсуждали и с кем я сплю, и как стригу ногти. Ну, отличный женский коллектив, хорошая школа. А в какой-то момент случился «Крымнаш», и вот я подумал: мне 33 года, я зарабатываю эти адовые деньги, а что дальше? Буду я скоро зарабатывать или нет, после того, что случилось с Украиной и какие-то санкции пошли, — непонятно, я к тому же ничего никогда не копил, не откладывал. И я понимаю: надо что-то срочно менять. Появилась четкая мысль, что вкладывать надо в себя, не в других.
—
Это огромный риск, другие тебе платят каждый месяц, а тут сам — как побегал…
—
В себя вкладывать намного сложнее, потому что планка намного выше. Когда у тебя есть годовой план и ты понимаешь четко, что надо сделать, у тебя есть выработанная колея, и, по большому счету, в рамках огромного холдинга, даже если ты где-то что-то не доделаешь, фигово у тебя пройдет мероприятие, но ты сделаешь красивый отчет и покажешь всему офису, весь офис будет хлопать в ладоши, и тебе даже, может, дадут премию. Как обычно это почти все и делают. У нас огромное количество мероприятий, например, проходит в косметической индустрии, от которых волосы дыбом. А с собой не договоришься: фак-ап, значит отвечай сам.
—
На твоем запястье сейчас обновленная модель Freak Out — своеобразный гимн свободе от часовой мануфактуры Ulysse Nardin. Любое творчество, наверное, невозможно без свободы. А что свобода означает лично для тебя?
—
Это возможность делать то, что в данный момент я считаю самым правильным: от мелочей из серии когда позавтракать до важных моментов, включая командировки, запуски проектов. Мне, кстати, легко было с умом воспользоваться этой самой свободой — я сразу понял, как себя организовать. Но есть огромное количество людей, которые, например, вообще не умеют работать из дома, когда никто не стоит над душой. У меня по-другому, я могу работать хоть на люстре и мне, наоборот, не нужен излишний контроль, прессинг, я и так знаю, что такое дедлайн.
—
Какие у тебя были страхи?
—
Что-то не успеть. Я не молодею, времени уже много прошло, что-то я уже не успел или еще не успею. Особенно с учетом того, что у меня еще параллельно сейчас развивается достаточно сложная история со здоровьем, связанная со спиной, это самый большой страх. Вот только смог подняться, сразу вместо реабилитации беру билет и мчу на Art Basel в Гонконг.
—
С тобой все понятно…
—
Нет времени себя жалеть. Сейчас есть ощущение, что время бежит невероятно быстро, и хочется по максимуму успеть: и поработать, и увидеть мир, и оставить свой след. Жить надо по максимуму — и делать это в настоящем моменте. Кто-то вкладывается в детей, кто-то еще в кого-то. Так жили, например, мои родители: дети были их определенной точкой, причиной для гордости. У меня пока детей нет, поэтому цель для меня на данный момент — только самореализация.
—
Сейчас ты показываешь проекты по всему миру — ты вошел в арт-мир. Что о нем можешь сказать? По сравнению с рекламой, с миром люксовых товаров?
—
По факту двух «Арт-Базелей», которые я сейчас пробовал на себе как участник, могу сказать, что арт-мир а) очень закрытый, б) максимально косный. По факту, войти в него и остаться там — это значит встать на поток и быть коммерческим. По сути, это тот же самый пиар: стать большим именем, раскрутиться, продавать свои проекты дорого. Я на все это посмотрел и понимаю, что мне это неинтересно, поэтому я не работаю с галереями, не продаю через них свои работы. Особенно в России, где до сих пор почти нет арт-рынка как такового.
—
Слушай, вокруг все только и говорят у нас, что про искусство. Раньше модные девушки дизайнерами становились, а сейчас — модно, когда у тебя есть своя арт-галерея.
—
Cosmoscow — вот тебе показатель. Они продают по три-четыре работы, которые стоят от двух до пяти тысяч евро. Это смешной уровень, но хорошо, что все развивается!
—
Людей с большими финансами у нас много, почему же не покупают?
—
А ты видела дома, в которых живут многие (не говорю, что все) люди с финансами? Роко-барокко, дорого-богато. Основная масса таких домов — на Рублевке. Что-либо продать из современного искусства в такой стиль практически невозможно: не с точки зрения визуализации, потому что это очень красиво можно вписать, а с точки зрения восприятия хозяев. Потому что у тебя справа — плачущие ангелы, и слева чего-то модного просто быть не может. Возможно, через поколение мы к этому придем.
—
Про тебя говорят так: Макс Гошко-Даньков — художник, превративший традиционную декоративную живопись в необычный коллективный перформанс. Что это за проект такой, в двух словах?
—
У моих стен-раскрасок, которые я создаю по всему миру, работают промоутеры с маркерами. Каждый может подойти к огромной стене и внести свою лепту: разрисовать, как ему видится, какую-то часть общей работы. Я специально делал стену изогнутой, чтобы можно было с каждой стороны к ней подойти, чтобы как можно больше людей могли делать это одновременно.
—
Все так спокойно подходят и берут в руки маркер, не стесняясь?
—
Вот как раз нет: у нас, да и в других городах, очень много закомплексованных людей. Я сильно удивился, когда начал за этим наблюдать. Людям нужен какой-то толчок, одобрение, чтобы начать дело, которое кажется не вполне обычным — рисовать в центре города на стене. (Смеется.) Меня же, по сути, в лицо обычные люди не все знают, поэтому в других городах я спокойно сливался с толпой и наблюдал, как они рисуют, выражают себя.
—
А как ты попал с проектом в Майами в даты Art Basel — это же совсем закрытый мир?
—
Так и есть. Сначала было очень большое желание туда попасть, но даже мыслей не было, с чего начать, как к этому подступиться. Так как обычно тебя приглашает галерея, с которой ты сотрудничаешь, а я этого не делаю. Или ты, например, звезда street art, и тебя приглашают в этом качестве.
Третьего не дано. И тут я сам поехал на Art Basel в Гонконге, после чего меня пригласили делать проект в самом большом торговом центре города. Тема была связана с футболом, нужно было передать русский мотив, и у меня это неплохо получилось. И вот партнеры, для которых я это делал, вдруг спросили: «Макс, а что у тебя в Майами, ты летишь?». «Нет». «Так давай что-нибудь крутое придумаем, но только быстро — сможешь?». И вот я уже побежал оформлять американскую визу. Я же говорю тебе — мечты сбываются!
—
Давай вернемся к вопросу о свободе. Сейчас у тебя ее больше, чем когда ты начинал?
—
Да. Потому что у меня есть, на что жить, поэтому мне уже не надо браться за любой проект, я могу выбирать. Если ко мне приходит человек с деньгами и просит, скажем, нарисовать ему для гостиной бегемотика, я показываю на дверь, даже если предлагают серьезный гонорар.
—
То есть тебе нельзя что-то заказать? Ты как увидел, так и сделал?
—
Есть огромные дизайн-бюро и просто дизайнеры, к которым вы приходите, даете ТЗ, и они вам рисуют все, что хотите, и могут даже в моем стиле нарисовать. А если вы хотите работать с художником, надо понимать: у него такой огромный-огромный фантазийный мир, к нему нельзя просто прийти с вазой и попросить ее украсить. Я могу предложить ему свои идеи — может, это и на вазу не будет похоже, это всегда эксперимент. И я людей спрашиваю обычно: «А вы готовы к экспериментам?». Многие поначалу соглашаются, а потом начинаются конфликты. «А вот мы думали, что будет по-другому. А мы думали, что будет все больше в пастельных тонах. Или в постели». (Смеется.) И каждый раз приходится отстаивать свою позицию. А знаешь, почему? Потому что каждый раз я задаю себе один и тот же вопрос: если «ложиться» под этот проект, зачем я тогда столько всего делал, рисковал, я же хотел быть собой? Никогда не нужно забывать, зачем ты все это начинал.
—
Для многих людей с обычными, пусть и самыми крутыми позициями менеджеров, ты в своем роде фрик…
—
У нас в русском языке это слово имеет немного не тот оттенок, который надо. Фрик — это просто человек, который отличается от остальных. Если говорить о людях, которые в хорошем смысле фрики, немного сумасшедшие, то это все те, кто когда-то решился выйти из обычной житейской колеи: работа, дом, машина, дача. Этот человек может заниматься всем, чем угодно — если в его жизни есть не только обыденные вещи, а он, например, ходит в походы иногда, занимается дайвингом, раз в году пробует себя в роли волонтера, что-то мастерит — это уже в хорошем смысле фрик. Таких людей я люблю, мне с ними легко общаться.
—
Есть что-то, что тебя самого поражает, чего ты никак не можешь понять?
—
Много чего! Скажем, вот люди, которые понимают и добывают каким-то образом биткоины. Это что такое, как это работает? У меня в голове не укладывается, как можно в этом разобраться. Я как-то пытался, хотел куда-то вложиться, а потом остановил себя: «Макс, вот ты умеешь рисовать — вот и рисуй». Или, например, в последнее время меня интересует все космическое. Мы скоро уже долетим до Марса, вокруг будут порхать беспилотники — мы живем в невероятно интересное время! Сложное, но интересное. А в это же самое время вокруг нас живут очень многие люди, которые по уровню сознания напоминают Средневековье. Ты слышала эту историю про то, как люди написали жалобу, чтобы у них из дома выселили родителей с онкобольными детьми, которые приехали на лечение? Мол, болезнь передается через воздух. Это 21-й век. Вот такие вещи меня убивают…
—
При этом очень многое переходит в digital, скоро мы будем все заказывать и делать с помощью пультиков и кнопок.
—
Я все равно езжу в книжные магазины и покупаю книги, я люблю их читать, просто держать в руках. Нам говорили, что исчезнут театры, книги, журналы. Думаю, это преувеличено. Не всем нужны с утра до вечера только fast news, иногда хочется какой-то глубины.
—
В чем, по-твоему, плюс и минус таких сетей, как Инстаграм* (*Meta Platforms Inc. (Facebook, Instagram) — организация, деятельность которой признана экстремистской, запрещена на территории Российской Федерации)?
—
Плюс в том, что каждый может быть услышанным. Но вот что мне совсем не нравится, так это пошлость. Когда она становится очень популярна — это показатель здоровья общества. Взять таких героев, как Настя Ивлеева? Очень красивая девочка, допустим, с прекрасными чертами лица, но то, что выходит у нее изо рта? Плюс ко всему она же ведущая, но совершенно не умеет разговаривать ни на каком языке, кроме русского и матерного русского, как оказалось. А ведь это ролевая модель, многие смотрят на нее и говорят: ОК, значит и так можно стать богатым и успешным, здорово. И таких примеров слишком много.
Часто ты думаешь: ну вот, дно пробито. А потом ты вдруг видишь ссылку в YouTube, а там канал, где женщина каждый день ест огурцы из банки… с микрофоном. Вот ты смеешься! А у нее реально большой такой микрофон стоит, она открывает баночку с огурцами и хрустит ими. По 20 минут ролики. И у нее много, очень много подписчиков!
—
И вот зачем тогда выбирать такой сложный путь — пять-шесть смен работы, накопленный опыт, перелеты, проекты. Смотри, как надо популярность зарабатывать!
—
Бывают такие мысли, да. Зачем все усложнять? Но потом ты останавливаешь себя и говоришь: "Макс, тебе руки, ноги и голова зачем даны? Чтобы делать что-то для людей, как бы это пафосно ни звучало, оставить свой вклад, чтобы с гордостью иной раз посмотреть в зеркало. А простого и дешевого пути к такому результату, увы, не бывает.
