КиноБизнес изнутри с Ренатой Пиотровски: интервью с актрисой Евгенией Брик

Бывает, что ты готовишься к съемкам неделю, а твой партнер прилетает из Симферополя, с другого проекта, и спрашивает: «А что сегодня снимаем?» Текст не знает — съемочный день стоит, а он еще пытается найти виноватых. В такие моменты мне очень сложно сдержать негодование и хочется спросить: «А зачем ты тогда вообще этим занимаешься?» Потому что мой кайф — это именно съемки. Я не люблю премьеры, не люблю интервью. Но я обожаю работу на площадке. Вот мы с Ириной Розановой созваниваемся и прогоняем текст, как две дурочки. Почему? Потому что текст — это фундамент. Мне вообще всегда помогало переписывать текст от руки и вести последовательность процесса, что уже снято и что предстоит. Все это у меня в зеленой школьной тетрадочке. Если я эту тетрадку забуду или потеряю, мне кажется, я могу сойти с ума.

Мне всегда интересно наблюдать, как человек работает. Михаил Александрович Ульянов, Марина Неелова, Ира Розанова — чем человек глубже, серьезнее на экране, тем легче этот человек умеет переключиться в роль. У меня были однокурсницы, которые за пять часов до спектакля начинали плакать, чтобы заплакать на сцене — к счастью, это не про меня! Но все актеры разные: Смоктуновский вот был известен тем, что перед спектаклем в таком состоянии находился, что к нему нельзя было подойти и поржать над анекдотом. Главный вопрос, кто что выдает на сцене в сухом остатке. Если я смотрю фильм и думаю, что актер великолепен, то в этот момент неважно, как он готовился — пусть он всех изнурил, но он гениально сыграл. Как правило, выясняется, что актеры, которые нравятся тебе в фильме, в спектакле, не погружаются в своих персонажей настолько глубоко, чтобы раздражать людей вокруг или впасть в сумасшествие от роли — тогда это уже не профессия, а что-то клиническое.

Есть такая актриса — Светлана Ефремова. Это уникальная женщина, которая снималась с моей дочкой Зоей в сериале «ОА» здесь, в Америке. Я с ней познакомилась на площадке, уже зная ее как актрису, потому что смотрела гениальный сериал «Американцы». Она же снялась в одной из главных ролей в сериале Spinning Out («Вращение») про фигурное катание на Netflix. Света закончила Йельский университет и преподает актерское мастерство по системе Майзнера в университете здесь (представляете, какой уровень?) и в Московской школе кино (у нее отучилась моя сестра). Я так ни разу и не попала к ней на курс, чтобы изучить, что такое техника Майзнера, а Светлана говорит мне, что я по ней работаю: «Ты делаешь все это интуитивно. Это твоя система — это про здесь и сейчас». Там даже первое упражнение начинается с того, что ты говоришь: «Какой у меня сегодня голос? Я говорю низким голосом или каким-то другим и почему?» Мы же каждый день разные!

Моя сестра закончила Гнесинку, потом училась в ГИТИСе на звукорежиссера, прошла большой путь, прежде чем сказала: «Жень, я хочу попробовать себя как актриса. Как ты считаешь, можно?» Конечно, можно! Надо пробовать все, что тебе хочется. Хотя у нас считается, что в 23 идти учиться на актрису — поздно. Но ведь в 16-17 кто из нас вообще может раскрыться как актер? Помню, как в 16 лет я исполняла отрывок по Горькому — играла мать с пятью детьми, которым нечего есть. И думала только о том, что если в финале неудачно разобью тарелку, то разнесу всех этих педагогов! (Смеется.) Все мы такие зеленые играем в институте «На дне» — ничего не понимаем, но работаем от души. Как я готовилась к этой роли мамы? Я надевала репетиционную тухлую юбку «нафталин коллекшен» и думала о том, сколько актрис ее до меня носило (стирать нельзя!), и в этой юбке шла в место, где еще сохранились горьковские ночлежки в районе «Китай-города» — меня там могли убить, изнасиловать, а я так готовилась…

Пробы — это нормальная вещь, и все должны понимать, что пробы — это не казнь, на которой решается, плохой ты или хороший артист. НА пробах смотрят: это в десятку или это неточно и можно еще кого-то посмотреть. Энн Хэтэуэй — мегазвезда, и она тоже ходит на пробы, ее тоже могут не выбрать и предпочесть ей Эмму Стоун. Я всегда так к пробам относилась и делала их с удовольствием. У меня их столько, что можно фильм из них смонтировать, и это просто комедия. А сколько мне их снимала Зоя! Дочь снимает лучше всех! Говорит правду, как ты выглядишь, как ты сыграла, где синячок, а где текст не слышно.

Олег Павлович Табаков говорил: «Что ты кому-то доказываешь? Есть площадка — выходи и сделай, это все решит. Вот как сделаешь — так ты либо победила, либо нет». Поэтому, когда меня спрашивают злобные, завистливые люди, которым нечем заняться, почему я «часто снимаюсь у Валеры», хочется сказать: «Я снимаюсь у Валеры, когда у Валеры есть роль на которую я подхожу — и буду сниматься, потому что у него лучшие проекты в мире, и я всегда хочу в них участвовать». И пробы на эти проекты я прохожу так же, как и все. Я счастлива, что Валера такой четкий человек — он всегда делает, как считает нужным, не боясь обидеть в этот момент ни меня, ни каких-то чужих людей.

Валера пригласил меня на пробы на роль комсомолки в фильм «Стиляги»: когда я пришла, у него висело 20 фотографий других девочек, которые тоже пробовались на роль. Он смотрел, он думал. Но когда мы в третий раз с Шагиным пробовались, вся группа стояла и аплодировала — меня утвердил не только Валера, но и вся команда, мнение которой для меня очень важно.

Помню, как снималась с Машей Мироновой в проекте «Садовое кольцо» и услышала от нее гениальную формулировку. На вечеринке в честь «экватора» она сказала, что долго думала, идти ли в проект, даже несмотря на потрясающий сценарий Анны Козловой: «Мне 42 года — и, принимая решение, согласиться ли на роль, я задумываюсь, а хочу ли я ближайшие четыре месяца своей жизни провести там-то и с теми-то?» И мне очень запомнились эти слова. Потому что съемки — это ад, ад, который мы очень любим, от которого мы зависимы, как наркоманы, ад, в который спускаемся добровольно — но не только ради хорошего сценария. Ты читаешь, смотришь, все взвешиваешь и думаешь: я эти четыре месяца проведу с семьей или я эти четыре месяца буду каждое утро приезжать и по 12-14 часов вот в этом материале и с этими людьми эту свою жизнь проводить? Вопрос очень часто — в команде. Мне в этом смысле в жизни очень везло. Кстати, чем талантливее люди, тем они проще, тем они сильнее включены в команду, потому что они этим горят, и им не надо ничего другого, они хотят, чтобы сегодня этот съемочный день получился, чтобы эта сцена, которая заявлена на сегодня, которая утром кажется тебе чем-то нереальным, получилась. Мы работаем ради этой эйфории.

Вопрос гонорара — это важно, безусловно. Ситуация, когда тебе предлагают поработать бесплатно «по дружбе» — это всегда вопрос, что именно за дружба: помочь очень талантливой команде, у которой пока нет финансирования, можно — если можешь себе это позволить. Я сейчас могу, а кто-то не может — и значит не обязан.

Мы с семьей живем буквально на две страны — а это 12 часов лету. Я столько налетала, что, кажется, могу быть пилотом! (Смеется.) Такое количество полетов даже помогло мне преодолеть аэрофобию — мы с моей подругой Асей Дубровской у одного и того же человека ее лечили, у Алексея Герваша.

Зоя в кино начала сниматься случайно. Мой агент ее увидел и прислал мне пробы для нее — ей тогда было 5 лет! Мы шутим, что Зоя у нас самая богатая — ее гонорар лежит в банке, а она думает, что купит на него летающую машину.

Агент появился у меня тоже случайно. У меня такое ощущение, что в жизни все, что происходит как-то насильно, не получается. А когда что-то складывается из кома совпадений — все идет как по маслу. Я снялась в фильме «Москва никогда не спит» ирландского режиссера Джонни О’Райли, настоящего фаната России, выучившего русский язык — и благодаря этой роли я познакомилась с Ричардом Куком, который стал моим английским агентом. Сейчас он приезжает в Москву и пытается помогать другим нашим артистам, но проблема в том, что очень многие не говорят по-английски и теряют массу возможностей.

В Голливуд пробиться сложно, но шансы всегда есть. Я снималась у Мэттью Уайнера, пусть в очень маленькой роли, но это человек, который снял «Безумцев»! А на одной площадке со мной были Изабель Юппер и Кристина Хендрикс — Мэрилин Монро нашего времени! А в самый разгар пандемии, кода, можно сказать, для развлечения, дочь сняла мне множество проб, меня утвердили аж в два американских проекта. Съемки пока отложились, но скоро все заработает — и начнем.

Если я еду на «Кинотавр» и мне нужно, чтобы меня накрасили, скорее всего я сделаю это сама, потому что сложно объяснить что-то про себя человеку, который первый раз видит мое лицо и при этом красит еще 20 человек. Я так устроена, я очень люблю красить, я бы сама была художником по гриму! А платья я выбираю у Светланы Тегин или, например, у Елены Супрун. Или, довольно часто, иду в чем-то своем. У меня ко всему этому такое отношение — «с холодным носом». То есть я в это не включаюсь настолько, чтобы мне было это очень важно. Хотя… это нехорошо, потому что это тоже часть нашей профессии. И я радуюсь, что последние лет семь наши девчонки на красных дорожках блещут. Аня Чиповская, Паулина Андреева — ни в чем не уступают американским звездам.

Это лукавство, когда артист говорит: мне все равно, узнают меня на улицах или нет, и награды меня не интересуют. Это не значит, что мы ради наград снимаемся в кино, но это часть нашей жизни. Я помню, как меня номинировали на «Нику» за роль в «Стилягах» — я сидела беременная, и меня трясло. А вот «Золотого орла» за меня выходил получать муж — может быть, и хорошо, нервы сберегла! Победить — это радость, это эмоции, это праздник. Еще я всегда вспоминаю, как моя любимая актриса Хиллари Суонк получила уже второго «Оскара» за мой любимейший фильм «Малышка на миллион» Клинта Иствуда и потом в интервью сказала: «Ну, что, я получила „Оскара“ — и мы с мужем пошли есть бургеры в закусочную». Вместо вечеринки «Оскара» она в шикарном платье пошла в закусочную, потому что ей хотелось провести это время с мужем. Награда — это значит, что люди оценили твою работу, они тебя выделили — и в этот момент ты триумфатор. А завтра снова начнется обычная жизнь.

Когда меня пригласили в жюри фестиваля «Дух огня», я очень волновалась. Я решила: буду прислушиваться к мнению Иры Розановой и Леонида Ярмольника. Как пионерка делала свою работу, впивалась глазами в каждый кадр каждого фильма, чтобы ничего не пропустить. Это такая ответственность! Нигина Сайфуллаева, Паша Руминов, Наташа Меркулова, Алексей Чупов — компания у нас была отменная! И мы часами говорили о кино — это самое мое яркое предкарантинное воспоминание, общение с интереснейшими, талантливейшими людьми.

«Инстаграм* (*Meta Platforms Inc. (Facebook, Instagram) — организация, деятельность которой признана экстремистской, запрещена на территории Российской Федерации)» я завела, когда Зоя только родилась — и я по-прежнему воспринимаю его как альбом с ее фотографиями. В то же время я вижу, как люди-блогеры превращают свои странички в настоящий бизнес, как Настя Ивлеева, и я восхищаюсь ими. Это немножко не мой юмор, не мои интересы, но я восхищаюсь: собрать миллион подписчиков, найти свою нишу — все это требует таланта. И ты этим заработком можешь многим помочь — например, благотворительным фондам. «Дети-бабочки», например, придумали потрясающую систему: ты становишься медиа-донором, соглашаешься опубликовать какую-то рекламу, а свой гонорар сам делишь — решаешь, сколько отдать «Детям-бабочкам», а сколько оставить себе. Многие артисты участвуют в таких акциях — и многие блогеры тоже.

Зоя постоянно что-то придумывает. Вот на мне сережки от Зои Тодоровски. Или мы с Зоей придумываем безопасную косметику, которую можно даже съесть: кокосовое молоко, масло ши, кофе… Я уже скачала программу, как это все можно упаковывать и рассылать. Такой вот маленький, но бизнес. Зоя умеет сочетать несочетаемое, надеть какое-то дорогое украшение вместе с пластмассовым, например, и это так здорово смотрится — как у Сиенны Миллер. Поэтому я Зое в этом смысле очень доверяю, восхищаюсь ее креативом. А я сама как сладкоежка и человек, помешанный на кофе, мечтала бы открыть свое кафе с лучшим в мире кофе и пирожными, но я прекрасно понимаю, что это — розовые мечты, в реальности кафе — это тяжелейший бизнес, к которому нужен огромный талант.

Для меня кайф — сесть и выучить что-то новое на фортепиано. Папа убедил меня не бросать музыкальную школу, и я очень ему за это благодарна. И это стало для меня настоящим спасением в карантин: вот ты садишься, перед тобой «Времена года» Чайковского — за пандемию я выучиваю «Март», «Октябрь», «Апрель»… «Март. Песнь жаворонка» и «Октябрь. Осенняя песнь» я уже могу сыграть сейчас, как на концерте. Я слушаю своих любимых музыкантов, например, Владимира Ашкенази, и стараюсь все делать, как он — играть в его ритме, представляя, что он мой педагог. А Валера обещает подарить мне на день рождения рояль!

«Бомба» — это была для меня редкая возможность сыграть женщину-ученого. Тексты там такие — с кондачка не сыграешь, так что подготовка была очень серьезная. Мы с Витей Добронравовым, с Женей Ткачуком, с режиссером понимали, что мало просто представить, что я ученый и сделать умные глаза — надо разобраться, что значит то, о чем ты говоришь. Мне немного помогло, что мы с папой много занимались физикой, но многое, конечно, было давно забыто. Радиация и как она влияет на живой организм — сколько я об этом всего прочитала! Кроме того, к нам на площадку приходили консультанты, они такое рассказывали мне про «Чернобыль» — как люди пережили это! Сколько было людей, жертвовавших своим здоровьем, при этом понимавших, что их имена нигде не будут даже названы, потому что все засекречено. Никто из них не знал, чем это будет грозить их семьям, потому что они были там целыми семьями облучены. К нам на площадку приходил человек, который работал с Курчатовым и Ландау — и я иногда на съемки боялась опоздать, заслушавшись их рассказами! В этом для меня была уникальность проекта.