В Московском музее современного искусства открылись две выставки, рассказывающие о самодостаточных, даже герметичных, но все-таки близких направлениях советского андеграунда: студии «Новая реальность» во главе с ее идеологом Элием Белютиным и одной из ключевых андеграундных фигур Михаила Шварцмана.
Не исключено, что эти работы
введут вас в состояние транса или вызовут полярные эмоции от эйфории до раздражения, но точно не оставят равнодушными.
«Студия „Новая реальность“ (1958-1991). Трансформация сознания»
Конец 1950-х. Время послевоенного эмоционального подъема, эйфории хрущевской «оттепели», научных открытий — и поиска новых смыслов в искусстве. Именно в эти годы возникает уникальное художественное явление внутри советской действительности — творческое объединение «Новая реальность», основанное художником-новатором и педагогом Элием Белютиным как альтернатива Академии художеств. Наследуя творческим поискам русского авангарда начала XX века, он разработал собственную художественную, философскую и педагогическую систему, адептами которой стали многочисленные ученики его студии. Главной задачей художника Белютин считал развитие в себе обостренного эмоционального восприятия мира и разработку адекватного, современного языка для его выражения.
Элий Белютин. «Обнаженная», 1969 г.
А какой он, современный? Важная роль отводилась цвету и форме. Прежде чем студийцы приступали к выполнению задания, Белютин произносил вступительное слово, нагнетая эмоциональное напряжение и чуть ли не вводя их в состояние транса. Результат — необычайно мощная энергетика живописи, которая в буквальном смысле приковывает взгляд и вовлекает в собственное пространство. «Я сидела возле этой работы минут десять — она, ее динамика и ощущение чистой энергии, не отпускали меня три недели», — с чувством рассказывает Ольга Ускова, председатель правления Фонда русского абстрактного искусства, показывая на картину Геннадия Ларищева «Космонавт».
Геннадий Ларишев. «Космонавт», 1980 г.
Впрочем, это можно сказать почти о всех работах выставки. Рядом, прислоненная к стене, как на абрамцевской даче Белютина, где работали художники, картина Александра Крюкова «Освенцим» 1965 года: расплывчатые силуэты то ли людей, то ли мифических птиц. Ничего конкретного, лишь цвет и форма — но от холста веет таким ужасом, что внутри что-то сжимается от боли.
Александр Крюков. «Освенцим», 1965 г.
«Чтобы быть художником, вы должны бросить все, включая желание быть хорошим художником», — эти слова классика поп-арта Джаспера Джонса, использованные в оформлении выставки, наиболее точно выражают идеологию студии, участие в которой действительно было сродни религиозному служению.
Однако авторитарность Элия Белютина в определенный момент становилась препятствием для самых талантливых студийцев. Оно и понятно: задачей мастера было открыть в ученике гения, а гению по определению тесны любые рамки. Своим путем пошел Владислав Зубарев, разработавший на основе теории всеобщей контактности Белютина собственную теорию «темпорального искусства», главным понятием которой было «пространство-время», и где картина рассматривалась как некий конструкт времени — с элементами прошлого, настоящего и будущего. Но даже если не знать стоящей за работами Зубарева философии, их временной ритм и пространственная динамика чувствуются кожей. Особенно, когда встаешь в центре небольшой комнаты, по четырем стенам которой развешаны его холсты, многие из которых он создавал как полиптихи.
Владислав Зубарев. «Человечество», 1989-91 гг.
Вообще, подзаголовок выставки — «Трансформация сознания» — отражает не только искания самих художников. Собранные в одном месте и в такой концентрации работы «Новой реальности» (а их здесь более сотни) создают своего рода микрокосм, в котором обостряются чувства, в памяти всплывают давно забытые эпизоды, а время приобретает материальность. И что здесь первично — законы физики или искусства — уже не важно.
«Вертограды Михаила Шварцмана»
Старославянское слово «вертоград» означает «сад», он же — христианский «райский сад». Этот образ, так же как метафора древа жизни и познания, обыгрывается на выставке, приуроченной к 90-летию со дня рождения советского авангардиста, на нескольких уровнях. Восемь залов, в которых расположилась экспозиция, — как ветви одного ствола или «расходящиеся тропки» Борхеса. Оформленное архитекторами Кириллом Ассом и Надей Корбут пространство с первых же минут создает ощущение умиротворения и спокойствия: молочно-белые стены, занавешенные тканью того же цвета окна, легкие дощатые конструкции, геометрия которых рифмуется с работами художника.
Михаил Шварцман. «Двери неба», 1987-88 гг.
Михаил Шварцман (1926-1997) разработал не имеющую аналогов художественную систему, которую он назвал «иератизм» (от греческого слова «жреческий», «священный»). Делом жизни он считал создание нового невербального языка третьего тысячелетия, в основе которого лежат образы-знаки — иературы. Каждая из них — одно из воплощений духовной энергии, универсального знания и закона жизни.
Михаил Шварцман. Из цикла «Иературы истины», 1978 г.
Эти картины затягивают внутрь, направляя взгляд наблюдателя по только им известной извилистой траектории, которую нельзя повторить дважды. Ты то падаешь в темноту, то скользишь по тонкому лучу света, то протискиваешься через нагромождение объемов, как сквозь густую лесную чащу. Это увлекательно и страшно одновременно — как долгое падение в глубокую кроличью нору или затяжной прыжок с парашютом. А вокруг — полная безмятежность райского сада, который, собирая воедино все иературы, образует идеальную гармонию. Оптическая иллюзия? Психологическая обманка? Решайте сами.
Михаил Шварцман. «Семя», 1988 г.
Детали от Posta-Magazine
Выставки открыты до 15 января
ММОМА, Петровка, 25
http://www.mmoma.ru/
