Когда Алексу Роулингсу было двадцать, он говорил на одиннадцати иностранных языках, семь из которых освоил самостоятельно, и получил официальный статус самого многоязычного студента Великобритании. Сегодня ему 26, он — один из организаторов ежегодной Международной конференции полиглотов и разработчик языковых курсов для платформы Memrise, насчитывающей около 30 миллионов участников по всему миру. В 2017 году у Алекса вышла книга «Как заговорить на любом языке», переведенная на русский и выпущенная издательством «КоЛибри» этой весной.
Книжный обозреватель Posta-Magazine Сергей Кумыш поговорил с автором о возможных трудностях, с которыми может столкнуться любой, кто приступает к самостоятельному изучению иностранного языка, о том, как голос бортпроводника может в одночасье изменить твою судьбу, а также о том, каково это — стать знаменитостью, когда на самом деле ты мечтал не о всеобщем признании, а о бесплатном гаджете.
Сергей Кумыш: Алекс, я предлагаю начать с истории о том, как в 2012 году ты выиграл iPad, — по сути, благодаря этому мир о тебе и узнал.
Алекс Роулингс: Да, история забавная, особенно если учесть, что в конкурс, организованный издательской группой HarperCollins, я попал совершенно случайно. Я тогда учился в Оксфорде, специализировался на немецком и русском — меня как раз должны были отправить на год за границу, это обязательная часть учебной программы. И вот я лазал по интернету, искал, чем можно заняться в Германии или России, и на одном сайте всплыл рекламный баннер, типа: «Говоришь на нескольких иностранных языках? Ты можешь выиграть iPad!». Я говорил на одиннадцати, вот и подумал: «Почему бы и нет?» Подал заявку. Какое-то время спустя, уже находясь в Ярославле, получил письмо, в котором сообщалась дата скайп-конференции с носителями всех указанных мной языков. Два часа мы с ними общались, было круто. Ну и потом мне сказали, что я признан самым многоязычным студентом Великобритании; это, честно говоря, стало для меня полной неожиданностью. Вернулся домой, забрал призовой планшет, на BBC сделали про меня репортаж — правда, я там в основном просто хожу между деревьями в парке. Но, в общем, да, с этого все и началось.
— В каком возрасте ты сознательно начал учить языки? Откуда у тебя вообще этот интерес?
— Мне в некотором смысле повезло: с самого детства я был окружен разными языками. То есть, даже если поначалу специально их не учил, все равно постоянно слышал и что-то усваивал. Мама, например, часто говорила со мной по-гречески, потому что она наполовину гречанка, но меня, честно говоря, это не особо интересовало; прошло немало времени, прежде чем я действительно увлекся. Все переменилось однажды летом, когда мы с семьей поехали в Грецию: мне девять лет, вокруг огромное количество детей моего возраста, но ни поиграть, ни пообщаться, ни уж тем более подружиться ни с кем мне так и не удалось. Помню, подумал: «Вот было бы здорово жить без языкового барьера, иметь возможность не просто разговаривать, но именно дружить на другом языке». Эта мысль засела у меня в голове, и лет в четырнадцать я начал изучать языки самостоятельно. Сперва был нидерландский, потом африкаанс, затем каталанский, иврит, итальянский, ну и так далее: если ты на это подсел, то все, уже не остановиться.
— А почему именно с нидерландского начал?
— Это первый язык, в который я по-настоящему влюбился. Как-то раз мы с родителями отправились в Амстердам на день: декабрь, шесть утра, ужасная погода, самолет. Перед взлетом из динамиков раздаются обычные фразы о ремнях безопасности и спасательных жилетах — на нидерландском. И хотя я не выспался, был рассеянный и вялый, эти странные, чудесные звуки меня не просто заинтриговали, а поглотили все мое внимание. В голове не укладывалось, что в мире есть люди, которые постоянно говорят на этом языке, думают на нем, видят сны. Но самым удивительным было то, что я отчасти его понимал, потому что нидерландский близок к английскому и немецкому. Весь тот день в Амстердаме я ходил по городу, вслушивался в голоса, читал вывески и с радостью осознавал, что, похоже, могу его выучить. Собственно, с тех пор я и начал заниматься языками, но нидерландский стал для меня чем-то совершенно особенным. Я безостановочно его практиковал: иду, например, в школу или домой и пытаюсь воспроизвести все эти звуки (изображает нечто, похожее на щенячью возню. — Прим. авт.), потому что к ним мало просто привыкнуть, нужно определенным образом настроить речевой аппарат.
— Ты упомянул, что в Оксфорде специализировался на немецком и русском. С ними у тебя как отношения завязались?
— Немецкий я начал учить потому, что в Греции у меня появился друг, мы там виделись каждое лето, и в Австрию я к нему ездил. В общем, довольно много времени проводил не только с ним, но и с его семьей, а они между собой в основном говорили на немецком, вот и пришлось включаться. В итоге я полюбил немецкий, в школе им занимался и хотел продолжить изучать в университете. Но также меня всегда интересовала Россия и русский язык. Потому что, ну, мы же практически соседи, у нас столько общего, и при этом порой кажется, что нас разделяет пропасть. Я всегда считал, что лучший способ понять другую страну и ее культуру — выучить язык. В Оксфорде появилась возможность заняться русским с нуля, а это было именно то, чего я хотел. Два года осваивал базовый курс, потом еще два изучал литературу и перевод.
— Давай теперь о книге поговорим. Ты сам решил ее написать или получил стороннее предложение?
— Знаешь, что забавно? Мне всегда хотелось написать книгу, только я понятия не имел какую — что она может быть об изучении языков, вообще ни разу в голову не приходило. После истории с конкурсом мне стали поступать предложения сделать на основе моего опыта что-то вроде мотивирующего учебного пособия, развернутого тренировочного плана. Разработка и написание затянулись: я оканчивал университет, потом неоднократно переезжал с места на место, весь проект занял где-то пять лет.
— Методики, описанные в «Как заговорить на любом языке», основаны в первую очередь на твоем опыте самостоятельного изучения языков, при этом нигде, кроме предисловия и эпилога, ты не используешь местоимение «я». Ты умышленно его избегал?
— Да. Мне кажется, авторы подобного рода книг слишком часто увлекаются разговорами о себе, полагая, что читателю это может быть интересно. На самом же деле никого это вообще не волнует. Покупая твою книгу, люди не подружиться с тобой хотят, им важно, что ты можешь предложить для решения вынесенной в заглавие задачи. Книга действительно основана на личном опыте, речь там идет о языках, в которых я кое-что понимаю, но при этом я не собирался писать сказ о том, как их учил, а просто хотел каталогизировать, собрать в одном месте навыки, выработанные мной за последние 10–15 лет, и поделиться ими.
— В одной из первых глав ты пишешь, что для изучения нового языка вполне достаточно одного часа в день и этот час можно разбивать на короткие фрагменты, скажем, 15 минут утром, 30 в обед и еще 15 вечером. Более того, заниматься не обязательно ежедневно. Многим эта идея может показаться необычной, учитывая, что один из самых распространенных мифов об изучении языков — необходимость в многочасовом каждодневном труде.
— Вот это ужасно интересно, скажи? Потому что кто-то действительно может подумать: «Час в день? Так мало?!» Но также время от времени я слышу: «Час в день? Так подолгу?!» Поэтому здесь, в общем, все индивидуально. Но я правда считаю, что заниматься языком часами не нужно — это контрпродуктивно, это не поможет. Когда мы учим язык, то, сами порой не осознавая, поглощаем невероятные объемы информации. Дело ведь не только в заучивании новых слов: мы усваиваем непривычные грамматические структуры, какие-то новые концепции, мелодический рисунок у каждого языка свой. Мозгу требуется много времени, чтобы как-то со всем этим справиться. Излишне сосредотачиваясь на учебном процессе, мы его тем самым замедляем. Например, поштудировал ты пятнадцать минут английскую грамматику, дальше тебе просто необходимо отложить учебник и поделать что-то, никак с английским не связанное, подумать о чем-то другом, дать мозгу отдохнуть — он все равно будет обрабатывать и усваивать полученную информацию, его в этом смысле не нужно, бесполезно подгонять. Потом, если заниматься больше часа в день, можно быстро перегореть. Все мы работаем, у нас есть семьи, друзья, куча дел и обязанностей. Посвятить языку больше часа в день большинство людей просто не может. А если кто-то и отважится, надолго его в таком режиме хватит? На неделю максимум. Изучение языка — это не спортивная игра, не гонка, здесь нет и не может быть конечного результата. Это занятие на годы. Если выработать в себе привычку заниматься хотя бы по часу в день, она легко и незаметно станет частью образа жизни. Ты таким образом фактически обрекаешь себя на то, что однажды заговоришь. Кстати, необязательно все время сидеть за столом, есть множество разнообразных способов, об этом я в книге тоже подробно рассказываю.
— Мы подошли к еще одной важной идее: антиперфекционистский подход к изучению языка.
— Ну а как тут вообще можно говорить о перфекционизме? В языке он невозможен, иначе мы все были бы немыми. По-русски вы часто используете выражение «vyuchit’ yazyk». Так вот, по-моему, это нонсенс: выучить язык, на самом деле, невозможно — никакой, даже свой собственный. Я в английском постоянно делаю ошибки, порой даже не отдавая себе в этом отчета. Но также мне кажется, что именно ошибки помогают нам заговорить. Когда я жил в России, то все время употреблял не те формы глаголов, путался в падежах и родах. Надо мной смеялись, меня поправляли — и это был ключевой момент: я невольно запоминал, в какой момент разговора допустил неточность, с кем говорил, где это было; все это впечатывалось в память и в итоге оказывалось куда полезнее, чем бесконечное корпение над книгами. Если не задаваться целью достичь определенного уровня, а сразу пытаться использовать язык, ты гораздо быстрее сможешь его освоить. Когда мы говорим на родном языке, мы как бы демонстрируем миру максимально отредактированную версию самих себя. Мы образованны, начитанны, всесторонне развиты. Иностранный язык в этом смысле наши возможности ограничивает: у нас скудный словарь, мы не знаем устойчивых выражений, не ориентируемся должным образом в культурном контексте. То есть мы не можем оставаться собой и боимся свою идентичность даже на время утратить. И этот страх весьма разрушителен. Поэтому лучше сразу отбросить перфекционизм как идею: пускай я буду ошибаться, пускай надо мной смеются, зато я буду получать радость от самого процесса и таким образом освою новый язык, а потом еще один. И еще.
— Существует мнение, что для изучения языков необходима определенная природная склонность — вроде музыкального слуха — или даже врожденный талант. Есть и другая точка зрения: все, что необходимо, — это желание, терпение и немного силы воли. Что ты по этому поводу думаешь?
— По поводу склонности я в целом согласен, но только если мы говорим о том, что некоторым людям определенные вещи просто быстрее даются. Однако также я считаю, что освоить иностранный язык может каждый. Взять, например, Йоханнесбург, где практически все говорят на пяти языках просто потому, что там городская жизнь так устроена и позиция «языки мне не даются» — неприменима, невозможна. Нужно лишь найти свой собственный метод, понять, в чем твои сильные стороны, и с этим набором природных данных работать. Почему многие люди после школы не могут говорить на языке, который вроде бы учили? Потому что обобщенная школьная система большинству людей не подходит. У каждого из нас все очень индивидуально — по-своему работает память, по-своему устроено мышление. Так что дело, в конечном счете, не в каких-то специальных способностях, а в умении правильно обращаться с данным лично тебе набором инструментов. Ну и в мотивации и времени, конечно.
— К слову, о мотивации. Кто-то учит язык просто для себя, кто-то — потому что надо, и это два принципиально разных подхода. Тем не менее, вне зависимости от причин оставаться, что называется, включенным получается далеко не всегда.
— Мне кажется, важно в самом начале правильно сформулировать причины, честно ответить самому себе на вопрос: «Почему ты учишь язык?». Совет, который я даю в самом начале книги: необходимо сесть и прямо записать штук десять причин. И каждый раз, когда ты чувствуешь, что устал, что процесс слишком замедлился, возвращаться к этому списку и напоминать себе, ради чего все затевалось. В большинстве случаев это помогает.
— В главе «Аудирование» есть один спорный момент, на котором я хотел бы остановиться. Ты пишешь: «Придется сразу смириться с тем, что на иностранном языке вы никогда не достигнете стопроцентного понимания речи на слух, к которому привыкли на родном языке». Мне кажется, стопроцентное понимание речи невозможно и в родном языке. Более того, если я слушаю что-то, скажем, на английском или итальянском, то усваиваю гораздо больше нюансов, не ухожу в посторонние мысли, ну и так далее.
— Да, мне это тоже знакомо. Я, например, недавно понял, что не могу сосредоточиться на чтении, если читаю не на иностранном языке. Но все ли я при этом понимаю? Нет. Остается множество незнакомых слов, есть несчитываемые подтексты. То есть картинка неизбежно выходит искаженной. С аудированием, думаю, то же самое. Помню, сидел в ресторане где-то заграницей, в стране, языком которой владею, и при этом не понимал ни слова из того, что говорят люди за соседними столами. Я, скорее, это имел в виду. Ты можешь послушать и понять аудиокнигу, но ты не будешь способен воспринимать язык на слух в любой ситуации. В жизни будет немало случаев, когда на своем языке ты бы разобрался, а на иностранном — нет.
— В книге ты пишешь непосредственно о процессе обучения, но не менее важными мне кажутся так называемые периоды тишины, когда на несколько недель, а то и месяцев изучение языка есть смысл приостанавливать. Давать голове глобальную передышку.
— Мой собственный опыт говорит все же немного о другом: если посмотреть на изучение языка как на поток, то этому самому потоку стоит довериться, отдаться. Когда я жил в России, мой учитель как-то сказал: «Изучать иностранный язык — это как плыть против течения: стоит немного расслабиться, и тебя начинает сносить назад». Периоды тишины, о которых ты говоришь, если они умышленны, — это все же попытки уложить процесс в некие рамки, а я не уверен, что это вообще возможно. Потому что на самом деле мы не программируем процесс, мы его лишь предполагаем. Я сам не раз испытывал чувство изможденности, когда занимался тем или иным языком, когда чужой лингвистической культуры в моей жизни становилось слишком много и я начинал чуть ли не прятаться от этого. Часто демотивирует, когда ты учишь, учишь, а потом обнаруживаешь, что все равно слишком многого не знаешь и не понимаешь. Но также не раз я ощущал и противоположное — что хочу продолжать во что бы то ни стало, что хочу выучить столько новых слов, сколько вообще возможно. То есть я не уверен, что процесс посредством этих периодов тишины можно как-то оптимизировать. Скорее стоит изначально отдавать себе отчет в том, что будут моменты, когда тебе захочется все бросить или на время отложить, а будут и другие, когда ты максимально сфокусирован и готов ко всему. Дело как раз в том, чтобы найти баланс и продолжать движение.
— На скольких языках ты говоришь сейчас? Учишь какой-нибудь новый?
— Сейчас с разным уровнем беглости я говорю на пятнадцати. В последнее время предпочитаю не браться за новые языки, а прокачивать те, что когда-то учил, но продолжительное время не уделял им должного внимания: французский, итальянский, иврит, венгерский. Хотя венгерский, конечно, — отдельная история. Хоть сколько-нибудь свободно в нем ориентироваться могут, по-моему, только сами венгры и больше никто. В целом же, повторюсь, я сейчас сосредоточен не на изучении нового, а на закреплении старого. На самом деле, это не менее захватывающий процесс. Чем больше ты учишь, тем глубже погружаешься в культуру, тем больше можешь выразить и делаешь все больше неожиданных открытий.
