Шоубиз с Липой Тетерич: интервью с Аленой Свиридовой

Мы прекрасно знаем, как в светской тусовке принято относиться к российскому шоубизу. Со снобизмом — мягко сказано, ведь у нас любят говорить: «Я слушаю музыку, но только не русскую!». Именно поэтому мы с телеведущей Олимпиадой Тетерич решили сделать рубрику, которая докажет — шоубиз в нашей стране может быть разным, как и его герои.

Фото: Геннадий Авраменко
Генеральный продюсер проекта: Аниса Ашику
Благодарим Wella Professionals и Max Factor за помощь в организации съемки.

Первый разговор — с заслуженной артисткой России и одной из самых обаятельных женщин российской сцены Аленой Свиридовой, с которой Липа встретилась в рамках «Кинотавра».

Каждый год — на «Кинотавр»

Сложилась такая добрая традиция. Когда-то я выступала здесь с концертами, потом меня стали приглашать просто в качестве гостя: как я шучу, «для украшения стола». (Смеется.) Я очень благодарна «Кинотавру» за эту возможность — возможность посмотреть огромное количество фильмов, на которые в Москве никак не найти время. Здесь ты уже настроен на эксперимент, ты открыт всем новшествам — ради этого сюда стоит ехать.

Ты кричишь в дуршлаг

У нас сейчас огромное количество информации, и мы ее не в состоянии даже просто переварить. С одной стороны, хорошо, что у каждого человека есть возможность донести то, что он хочет. С другой, это ужасно, потому что как это сделать — совершенно непонятно. Раньше способ распространения информации был похож на «матюгальник»: ты говоришь в маленькую дырочку, но распространяется везде. А теперь ощущение, что ты кричишь в дуршлаг — и это распространяется в никуда. Чтобы это дошло до твоего адресата, я даже не знаю, что нужно сделать. Телевизор — это сейчас определенная аудитория — определенного возраста и положения, интернет — там каждый по кучкам. И охватить широкие пласты могут только люди уровня Билли Айлиш.

Мне подходит проза

Мы сейчас ходили под парусами на учебном паруснике «Седов»: у нас два в стране таких красавца — он и еще «Крузенштерн». Это была удивительная возможность позаниматься морским делом, прикоснуться к детской мечте о путешествиях, будто из книг Жюля Верна. В путешествии, конечно же, не было интернета, и когда я вернулась в Сеть, я вдруг поняла, что не хочу ничего никуда постить, потому что так мои воспоминания становятся какими-то плоскими. Я смотрю на картинку, а она не отражает того, что я чувствовала в этот момент, и я транслирую немножко не то. Сегодня, если я хочу передать какие-то ощущения, мне проще это сделать в прозе — не в фейсбучном формате, а именно в книжном. Именно поэтому я взялась за книгу: так мне проще выразить то, что я чувствую, к чему я пришла, о чем я все время думаю. И я, конечно, не ставлю коммерческой задачи стать Джоан Роулинг и объять необъятное. Я даже не уверена, совпадают ли мои интересы с интересами и чаяниями большого количества людей. Но все-таки у меня офигительная книжка: говорю без ложной скромности! (Смеется.)

Быть и казаться

Я поняла, что есть жизнь, а есть ее проекция, и, конечно, соцсети ведут не в ту сторону. Происходит подмена понятий «быть» и «казаться» — и в сторону «казаться» все идет семимильными шагами. И «Инстаграм* (*Meta Platforms Inc. (Facebook, Instagram) — организация, деятельность которой признана экстремистской, запрещена на территории Российской Федерации)» в этом отношении — просто катастрофа: люди прекращают жить реальной жизнью, они ездят в путешествие, чтобы сделать фото и его запостить! Они при этом ничего не создают, а лишь болтаются где-то на поверхности этого картиночного слоя, как в лягушатнике. Нет глубины. Но… бороться с этим бесполезно: мы должны этим переболеть. Мир развивается сам по себе, и я очень сильно сомневаюсь в нашей возможности на что-то влиять: ситуация нагнетается, затем остается последний шаг до взрыва, критическая масса достигнута — и появляется какой-то человек, что-то говорит, что-то делает — и, наконец, происходит какой-то сдвиг пластов. Но это не заслуга человечества, это просто хаотичное развитие нашего общества, которое происходит само по себе.

Делай то, что ты хочешь делать

Я очень хорошо себя помню уже в раннем детстве: я как будто всегда прекрасно понимала, что ты должен прожить свою жизнь и сделать свои ошибки. Мой жизненный путь сильно отличается от пути моих родителей, некоторые мои поступки более радикальные, я не боюсь менять, терять, рисковать, хотя мои родители были к этому не склонны. Я считаю, что каждое поколение, каждый человек должен реально прожить свою жизнь: информация, которая была известна до нас уже миллион лет, банальна, мы ничего нового не открываем, мы просто вдруг на нее натыкаемся. Как во вчерашнем фильме: делай то, что ты хочешь делать и не делай того, чего не хочешь делать. Банальнее сложно себе представить. И самое интересное, что в этом и есть правда, суть. Мы все пыжимся и тужимся, нам кажется, что мы все такие офигительные, не такие, как все, особенные. А после всех наших метаний и страданий вдруг приходим к этой простой истине.

И где ваши диджеи?

Пару лет назад я сделала полностью акустический проект, в котором у нас были две гитары (на одной играю я), контрабас и перкуссии. И мы все песни, которые все знают, включая «Розовый фламинго», играем в этой акустике — сначала это была такая интуитивная история, мы ее обкатывали, по клубам играли, а в 2018-м у меня был с ней уже большой концерт в «Крокусе». И я поняла, что мы в таком составе можем играть хоть в Кремле, хоть на паперти, хоть в переходе — если все сдохнет, мы все равно можем играть. Это самая такая квинтэссенция музыкального мастерства, когда ты можешь всю свою программу сыграть, например, просто под рояль. Я могу сыграть одна, вдвоем, втроем, вчетвером — и это какая-то бешеная свобода. Сегодня как — электричество сдохло — и где ваши диджеи? Все! Сейчас музыка — это очень просто, это кубики — сэмплы, биты, которые, ничего не создавая, ты просто складываешь в новый паззл. А в наше время ты должен был закончить музыкальную школу, ВУЗ, заниматься по восемь часов в день — зато та музыка, которая создавалась с багажом, и теперь живет. А у сегодняшних артистов жизнь артистическая очень короткая: вот песня взорвала интернет, а через год — все.

Не умею, но очень хочу

Сейчас я очень хочу сделать танцевальный проект. В принципе, мне нужно просто найти правильную коллаборацию, потому что по своей сути я это сама не сделаю. Я могу хорошо писать мелодии, я могу хорошо писать тексты, но вот чисто танцевальные крючки — я их не умею делать, но очень хочу.

Монеточка

Мне очень понравилась Монеточка: я купила альбом и слушала его в машине и продолжаю слушать, как-то… отозвалось. Очень странно, что такая юная девочка разговаривает на моем языке, на языке поэтическом. И я очень удивляюсь, что молодежь это «съела». Музыка у нее простая, но тексты крутейшие.

Где их мечты?

Как ни странно, мне понравился альбом Фейса — очень остро социальный. Я, честно говоря, вдруг поймала себя на мысли, что это меня зацепило, и он очень органичный. Когда я первый раз это услышала, зашевелилось все, что могло зашевелиться. (Смеется.) Я не понимала, как могут девчонки его слушать, и как они потом будут жить — где их мечты? Они же все растоптаны…

Огромный респект

Рэперам — огромный респект за зарождение русского языка в поп-музыке, за использование его как офигительного инструмента. Потому что в роке и в поп-музыке моего поколения он только мешал и с ним все боролись: вся мелодика шла из западной музыки с английским, в котором куча односложных слов, которые легко ритмически варьировать как угодно. А в русском все начинали вязнуть. Я помню, когда я писала тексты, я тоже иногда начинала играть в эту игру, я чувствовала, что на слух слово петь неудобно из-за его длины, меняла, переписывала. И вдруг в рэпе они по-другому на это посмотрели, и русский язык вдруг стал классным, его стали использовать в полной мере: вот все это богатство и могучесть русского языка, который был в жопе и на задворках, вдруг проявилось, и он просто расцвел. Со времен Пушкина он, наверное, так не расцветал. Ну и Оксимирону надо поставить памятник за это. Кстати, для меня удивительно, что он тоже стал мейнстримом.

У тебя есть 15 минут

Я, на самом деле, не смотрю телевизор лет 15 уже, честно: смотрю только, если мне нужно проверить, что я там наговорила в какой-нибудь телепередаче. Но я смотрю TED Talks — это американская история в форме лекций, когда у спикера есть максимум 15 минут, чтобы изложить какую-то интересную идею, донести информацию, раскрыть тему. Искусство, литература, наука, психология — что угодно. И это гениальное изобретение. Я плотно на этом сижу, и для меня это лучший способ получения новой информации по любому поводу. Я подписана на кучу всяких каналов. А изначально мне ее рекомендовал мой старший сын, когда у нас об этом еще никто ничего не знал: он делал переводы этих лекций на русский язык, субтитры. К счастью, сейчас уже года четыре там работают профессиональные переводчики, и есть TED на русском — можно уже не сильно напрягаться, слушая это все на английском, и «сразу получать удовольствие».

Не умеют фильтровать и копать

Произошел технологический сдвиг, и теперь новое поколение имеет доступ к абсолютно любой информации, но ее так много, что они не способны ее фильтровать, они не умеют глубоко копать. Им не нужно ничего хранить в башке, ткнул — информацию получил… И тут же забыл. А когда ты с трудом ее добываешь, она у тебя намертво сидит. А что это дает? Количество информации в твоей голове дает возможность твоему мозгу принимать правильные решения, потому что он их принимает на основе имеющейся информации. А если она у тебя вся на жестком диске, который в стороне, то что за решения он принимает? Мне кажется, общество, возможно, скоро разделится на касты, невзирая на всю идею демократии: будет сильное расслоение именно ментальное, будет каста жрецов — и все остальные.

Куда и зачем мы идем

Ошибки — это абсолютно естественная человеческая опция. Нас все время учат, что мы не должны совершать ошибок, а это неправильно, только совершая ошибки, мы понимаем, куда и зачем идем.

Народная любовь

Настоящее искусство — это не совсем про качество и профессионализм. Возьмем Утесова или Марка Бернеса — это люди, которые не обладали вообще никакими выдающимися вокальными данными, с точки зрения профессионализма вокального это ничто. Да и с точки зрения даже профессионализма инструментального — есть оркестры покруче. Но это про другое, про то, что пусть где-то и коряво, но оно очень сильно резонирует с очень базовыми, глубокими вещами, понятными абсолютно всем. В искусстве твоя избранность — что ты такой умный и о высоком — это вообще не про то, ты должен быть простым и искренним на уровне пятилетнего ребенка, и вот это цепляет, и для меня это и называется — народный артист. Все эти ранние пугачевские песни, например, — это про то. Мне как-то Алла Борисовна подарила диск с автографом со своими песнями. И вот недавно, проводя такую «чистку» в машине, я решила его послушать — и просто был катарсис. У меня чуть слезы не брызнули, как это было круто, как она пела. Я ей позвонила со словами: «Алла Борисовна, я клянусь, это гениально». Вот это то, что остается, что попадает в категорию народного артиста.

Продукт есть — и все

Критика может быть конструктивна только в процессе создания. Но когда песня уже готова и записана, когда кино снято, то критика бесполезна и вредоносна. Человек вложился, неважно, с какими мыслями — коммерческими или с чистыми помыслами. Продукт есть — все. Дальше история рассуждает, попадает он в нее или не попадает.

Музыкой люди интересуются лет до 30

Музыкой люди интересуются, по статистике, лет до 30 максимум. В основном все любят ту музыку, на которой они выросли, которую слушали подростками, когда просыпается интерес к музыке, и музыка становится вектором, фоном, на котором развиваются твои первые и самые яркие события. Вот ты эту музыку будешь любить всю свою оставшуюся жизнь, потому что она просто ключ к твоим воспоминаниям. Потом студенческие тусовки заканчиваются, начинаются работа, семья, дети и прочие радости, и после 30 прекращаются поиски чего-то нового, многие становятся старичками, когда уже все ясно и понятно — и ничего не интересно. Поэтому, когда мы говорим о массовой культуре, мы подразумеваем очень молодых людей.

Короткая жизнь артиста

Песня из «Аритмии», которая звучит отовсюду по десять раз на дню, мне безумно нравится. Она настолько кристальная — и просто гениальная. А теперь спросим: те, кто ее слушают, знают, кто ее поет, как зовут этого мальчика? Нет. Сейчас это все не работает. Сейчас у всего очень короткая жизнь. А короткая жизнь артиста — это, на самом деле, трагедия. Те, кто быстро выстрелили, через пару лет оказываются с разбитым сердцем и бутылкой в руках.

Зарабатывать на говне

«Инстаграм* (*Meta Platforms Inc. (Facebook, Instagram) — организация, деятельность которой признана экстремистской, запрещена на территории Российской Федерации)» дает мне возможность жить в мире дорогих брендов: я давно уже не покупаю ни одежду, ни машины, ни украшения, потому что с luxury-марками у нас такие дружеские отношения. Я очень мало трачу денег, потому что у меня везде есть их поддержка — и это круто, потому что мне не надо зарабатывать на говне, чтобы купить себе что-то хорошее…

Удивительная ясность в голове

У меня какая-то удивительная ясность в голове и полное принятие вообще всего: меня редко что-то может злить, напрягать, раздражать. Например, я теперь не реагирую бурно на неудачи. Вот я сняла ролик на песню «Ранен» вместе с Бадоевым — снимали в американской пустыне за безумные 50 тысяч долларов. И я не получила той отдачи, которую хотела: вроде все составляющие есть, а чего-то такого, на что я рассчитывала, не хватило. Не получилось. Еще 10 лет назад я пошла бы вешаться и вешалась бы месяца три, но сейчас я в силах сказать себе: «Ну, и что…»

На полшага вперед

Я иду сильно впереди по музыкальным пристрастиям, вкусам, не музыкальным каким-то вещам, к которым люди придут попозже. По моментам, которые позже станут мейнстримом, но сейчас к ним еще не готовы. А сливки снимает тот, кто идет впереди только на полшага: вот полшага народ готов сделать с удовольствием, а пять шагов не готов и три не готов.

Подавитесь, вот вам!

Я как-то раз пыталась угодить «Русскому радио», которое никак меня не хотело брать, хотя это было в период Кожевникова — моего друга. Говорили, неформат. И тогда я написала под них ужасную песню: мне за нее стыдно! Писала ее с таким посылом: подавитесь, вот вам! Она называется «Ласточка» — и это катастрофа, да. Наверное, в музыкальном плане это был самый мой большой косяк. К счастью, он остался неизвестным широкой публике: если я в вечность и плюнула, то как-то… тихо. (Смеется.)

Алена Свиридова и ее мужья

Я иногда иду против себя — и участвую в телепередачах типа «Пусть говорят». Когда мне исполнился полтос, я делала большой сольный концерт — и решила поддержать его вот таким способом. Поскольку я человек все-таки искренний и честный, я это делала искренне и честно, и передача поэтому получилась хорошая, но она мне стоила большой крови, потому что я не хотела на эту тему говорить. Ничего ужасного, никаких постыдных тайн — но все равно это как заниматься сексом в общественном месте — вроде бы естественное состояние, но как-то не очень хотелось бы.

Дрочишь?

Вопрос «Ты дрочишь?» у Дудя, как это ни странно, выглядит неорганично. Потому что его не интересует на самом деле, дрочит человек или нет, ему просто нравится ставить его в неловкое положение. И поэтому это не выглядит естественно, и в итоге это не свобода, а просто хайп. А я за органику: слово «дрочишь» меня не пугает, как и само действие и даже обсуждение этого действия. А вот плевки в лицо — нет, не нравятся.

Вот к девочке, она озвучит ценник

В телевизоре я всегда за деньги: когда мне звонят, я отвечаю: «Вот к девочке, она озвучит ценник». И мне очень нравятся такие нормальные рабочие отношения. Когда мне говорят, что денег нет, я интересуюсь, почему они есть, например, на оператора, который снимает, но их нет на артиста, которого приглашают. Где логика, где смысл? Неприлично? Но в театре люди тоже работают за деньги, и в кино снимаются за деньги, и концерты мои за деньги… И телевидение — это мое время, которое я трачу на разговоры, которые мне неинтересны.

Цветы на могиле моей молодости

Кризис со мной случился в 46 лет: мы праздновали мой день рождения в Сен-Тропе — было очень круто и весело, а после этой пьянки я вернулась в свой номер, увидела, что он весь в цветах — оставалась лишь узкая тропинка к кровати, — и зарыдала со словами: «Это цветы на могиле моей молодости». Всю ночь прорыдала — а потом меня отпустило. А в 50 я публично в этом призналась — и мне стало совсем легко. Раньше, если люди не давали мне мой возраст, я им подыгрывала, а потом мне стало нравиться эпатировать: да, мне полтос!

Для детей еда — не удовольствие

Для детей еда — не удовольствие, для детей удовольствия другие, а еда — это просто тебя зовут, чтобы ты поел, в тебя впихивают, и ты дальше бежишь заниматься своими интересными делами. И я думаю: почему мы, взрослые, теряем это, почему у нас так сильно удовольствия смещаются в сторону пищи, почему мы столько времени сидим за столами? Мне с друзьями приятнее не сидеть за столом, а гулять и общаться на прогулке.

Женщины уязвимы

Мне очень жалко женщин, мне их жалко больше, чем мужчин. Потому что женщины уязвимы, они более тонкой душевной организации, они более эмоциональны — и их легче поймать на все эти уловки торговцев красотой. Что делает косметическая, косметологическая индустрия? Она создает комплекс, а потом предлагает способ от него избавиться. И сегодня все девочки с комплексами, делаешь кому-то комплимент, а она в ответ: «Ой, нет, у меня это не то, то не то…» Весь этот многоступенчатый уход — это полный бред, достаточно одного тоника, например, в такую жару. Даже крем для глаз — бред, потому что лицо у нас одно, и крем для носа, крем для губ, крем для бровей — это чушь.

Девки, не клейте брови!

Ой, девки, не клейте, оставьте свои брови в покое! Иначе они у вас вылезут, и вы будете ходить с татуированными бровями всю свою жизнь. И неизвестно, как это будет выглядеть через 20 лет. Не надо ни ногти трогать, ни брови, ни ресницы, оставьте это все в покое. У меня ногти короткие, потому что я играю. Ресницы свои. А если нужно для съемки — так я приклею пучки, это занимает две минуты, и никакого вреда. Зачем делать татуировки? Чтобы не краситься? Но краситься — это же две секунды! Верьте в себя, заботьтесь о себе и не скрывайте свой возраст!