С 12 сентября по 1 декабря в Екатеринбурге и еще в десяти городах пройдет юбилейный, пятый выпуск Уральской индустриальной биеннале. О ее прошлом, настоящем и будущем нам рассказала Алиса Прудникова, комиссар и художественный руководитель масштабного проекта, отмечающего в этом году свое десятилетие.
Фото: Алексей Пономарчук
Мы поговорили с Алисой Прудниковой о бессмертии и медленном времени, о том, как и зачем показывать современное искусство на заводах, а также о том, как с его помощью создавать и продвигать бренд территории.
СПРАВКА
Алиса Прудникова — комиссар и художественный руководитель Уральской индустриальной биеннале современного искусства. С 2005 по 2016 — директор Уральского филиала Государственного центра современного искусства. С 2016 года — директор по региональному развитию РОСИЗО- ГЦСИ. Куратор выставок и фестивалей современного искусства в Москве и регионах России, а также Берлине, Нью-Йорке, Хельсинки и др. Эксперт (2006-2012) и член жюри (2009, 2011) первой российской национальной премии в области современного искусства «Инновация», член жюри Премии С. Курехина.
Инна Логунова: Тема предстоящей пятой биеннале — «Бессмертие». Какие чувства у вас лично вызывает технологическое будущее человечества: искусственный интеллект, киборги, виртуальная реальность, вот это все?
Алиса Прудникова: В том, что касается тем, которые мы выбираем для биеннале, есть определенная динамика. Часто меня вдохновляют вопросы, обсуждаемые на Петербургском экономическом форуме. Так, в 2015 году он был посвящен четвертой индустриальной революции: говорили о том, как изменится система денежного обмена, как нас всех чипируют, а мы станем носителями всех наших данных. И я подумала: столько разговоров о том, как мы будем обмениваться деньгами, но ни слова о том, как будем коммуницировать друг с другом, как это изменит язык, отношения между людьми, культуру, глобальную систему ценностей. И вот это и стало предметом исследования биеннале 2017 года, которую мы посвятили «новой грамотности».
Тала Мадани. Аудитория
(5-я Уральская индустриальная биеннале)
Когда же мы сели придумывать тему биеннале 2019 года, возник вопрос: о чем говорить после того, как мы проанализировали четвертую индустриальную революцию, наше технологическое и киборговое будущее? И на обсуждении с командой вспомнили литературную историю о том, как туристы шли по горам в Южной Америке с проводниками-индейцами, которые постоянно делали привалы. Это ужасно бесило туристов, они возмущались: «Почему вы все время сидите? Мы идем очень медленно!» Индейцы отвечали: «Наши души за нами не успевают». Меня это сильно впечатлило. Тема бессмертия, которую мы выбрали для Пятой биеннале, во многом родилась из этого рассуждения о ценности времени, о том, как мы не успеваем за своими душами. Бессмертие мы рассматриваем не в религиозном и тем более не в эзотерическом ключе, а скорее говорим про бессмертие цифровое и социальное — именно с точки зрения управления временем. Отчасти это вдохновлено книгами канадского автора Карла Онорэ, теоретика осознанного замедления как способа принятия решений и существования в технологическом обществе.
Мария Сафронова. Паника
(5-я Уральская индустриальная биеннале)
—
Уральская индустриальная биеннале — ваше детище. Как, собственно, вы пришли к индустриальности, к тому, чтобы показывать искусство в промышленных пространствах? Есть ли этому аналоги в других странах?
—
Это мой любимый вопрос! Я родом из Екатеринбурга, где с 2005 года руковожу уральским филиалом ГЦСИ. Еще будучи студенткой университета, я постоянно ощущала у нас конфликт локального и глобального. С одной стороны, есть какой-то потрясающий глобальный мир, удивительное современное искусство, прекрасные музеи и художники. С другой — Екатеринбург, в котором практика современного искусства на тот момент была довольно маргинальной, нелегитимизированной. Мы понимали, что как институция ГЦСИ не обладает достаточными ресурсами, чтобы проявить наш город. А в 2006 году я ездила на стажировку в Берлин, где в то время как раз проходила 4-я Берлинская биеннале, курируемая Маурицио Каттеланом, Массимилиано Джони и Али Субботник. Вся она проходила в невыставочных пространствах: в бывших школах для еврейских девочек, частных квартирах, подвалах и даже на кладбище. Такие пространства, окрашенные историей или личным присутствием какого-то человека, получают дополнительный эмбиенс и контекст. Это был потрясающий опыт, который перевернул все мои представления.
Арт-группа «Куда бегут собаки». Восход
(1-я Уральская индустриальная биеннале, 2010)
Татьяна Ахметгалиева. Клото
(1-я Уральская индустриальная биеннале, 2010)
И мы подумали, что было бы здорово реализовать что-то подобное в Екатеринбурге, где невыставочных пространств — бери не хочу. Мы хотели сделать проект, который позволил бы не только говорить о нашей территории и ее культурной идентичности на современном языке, языке нашего поколения, но и стал бы драйвером развития. В этом смысле биеннале — идеальный формат. Возник вопрос самоопределения: на тот момент в мире уже было больше 200 биеннале, просто быть очередной 201-й или 250-й —неинтересно, нужно было понять, что мы можем предложить на этой глобальной карте. Так появилась индустриальная специализация и специфика: это и современность, и прошлое Екатеринбурга, что позволяло нам работать с локальной идентичностью. При этом индустриальность — это универсальная история всех государств. Как оказалось, выбор был правильный, это сразу же вывело нас в биеннальный топ в мире: в 2012 году Всемирный биеннальный форум поместил Уральскую биеннале в десятку перспективных биеннале мира. А сейчас у нас уже появились «младшие сестры» — индустриальные биеннале в Хорватии и во Франции.
Кутлуг Атаман. Куба
(2-я Уральская индустриальная биеннале, 2012)
Ирина Корина. Синкретическая избушка
(2-я Уральская индустриальная биеннале, 2012)
—
Они к вам обращались за опытом?
—
Да, они к нам приезжали. Сначала я ужасно ревностно на все реагировала, но они оказались отличными ребятами, и мы как-то расслабились, начали договариваться о совместных проектах. Меня вообще невероятно занимает межинституциональное сотрудничество и сетевые взаимодействия. Мы входим во Всемирную биеннальную ассоциацию, и один из главных вопросов сегодня — как биеннале могут взаимодействовать между собой. Понятно, что каждая работает со своей территорией, у каждой свои задачи. Но создать некую глобальную биеннальность — это довольно интересная история.
Фото: Алексей Пономарчук
Алиса Прудникова
—
Что сегодня существует в плане биеннального партнерства?
—
Самое простое — это обмен художниками-резидентами, обмен сотрудниками. Знакомство с другими подходами и практикой менеджмента — это всегда огромная встряска мозгов. А еще в этом году Уральская, Стамбульская и Лионская биеннале открываются буквально друг за другом на одной неделе, и вот мы договорились с коллегами, что заявляем о себе, как о таком биеннальном треугольнике, делаем совместное промо. Есть мечта организовать чартер между этими тремя биеннале. Мы сейчас ведем переговоры, в каком формате сможем объединиться в этом году. Мне бы хотелось больше подобных вещей, чтобы, во-первых, привлекать новых людей к биеннальному движению, а во-вторых, создавать более масштабные события.
Микеле Джангранде. Шестерни
(3-я Уральская индустриальная биеннале, 2015)
—
К слову об арт-менеджменте: чем кураторское мышление отличается от менеджерского и как совмещать эти два вида деятельности?
—
Провокационный вопрос! (Смеется.) Для этого есть спасительное слово «комиссар». Это вроде бы менеджер, но менеджер идеологический. Моя изначальная роль в биеннале — автора и идеолога, сейчас к этому добавилась еще и миссия фандрайзера, обеспечения устойчивости биеннале. Я, конечно, скучаю по кураторской практике и отвожу душу в других форматах: придумываю специальные проекты, например, на 2021 год мы обсуждаем мощный театральный перформанс в производственном карьере города Сатка, уверена, это будет уникальный эксперимент. Биеннальный процесс отличается как от выставочного, так и от любой институциональной работы, где есть четкое разделение между директором и арт-директором. В этом смысле биеннале дает свободу балансировать на таком менеджерско-идейном бортике и, к счастью, мне пока удается это совмещать.
Фото: Алексей Пономарчук
—
Какие личные качества нужны для такой работы?
—
Наверное, самое главное не сдаваться, когда все совсем ужасно, пытаться найти выход в любой непроходимой ситуации. У меня все заводы облиты горючими слезами. Ведь работа с заводами означает, что есть страшное слово «техника безопасности», к которому мы все, разумеется, очень ответственно относимся, но тем не менее оно нередко убивает лучшие творческие идеи. Так, когда мы готовили Вторую биеннале, очень хотели попасть на «Уралмашзавод», было столько отдано ресурсов и энергии, чтобы эту площадку осмыслить, придумать выставочные проекты, но в последний момент мы не смогли договориться с собственником, который сказал, что завод в плохом состоянии. Когда возникают такие ситуации, важно не растеряться и найти план Б, дать почувствовать команде, что это не конец света, а новые перспективы и возможности. Это, пожалуй, главное качество. А вообще индустриальная биеннале — это такой культурный экстрим, потому что ты делаешь проект не в условиях белого куба, институции, а в полях, часто античеловеческих, что требует огромных усилий и самозабвенной преданности идее всех участников процесса. Я очень ценю нашу команду Уральского ГЦСИ и людей, работающих только на биеннале, которые несут все это на своих плечах уже десять лет.
Фото: Сергей Потеряев
Уральский оптико-механический завод
—
Команда на протяжении этих лет оставалась неизменной?
—
Практически да. Она, конечно, обновляется, к нам приходят новые люди, но ядро остается. Это исполнительный директор биеннале Анна Пьянкова, продюсер Алексей Глазырин. Кураторы, которые работают в уральском филиале ГЦСИ, делают в биеннале блестящие проекты, получают российские и международные премии. То, что в Екатеринбурге появилось поколение сильнейших кураторов, — важный результат биеннальной работы в том числе.
—
Как на протяжении этих десяти лет менялась биеннале?
—
Интересно, что биеннале началась в Екатеринбурге и постепенно посредством программы арт-резиденций расширилась на почти тридцать городов Уральского региона. Конечно, это требует большой смелости и открытости от руководства предприятия, но у нас уже такой большой опыт, что сами заводы к нам обращаются с предложениями разместить у себя резиденции художников. В этом году в программе арт-резиденций участвуют двенадцать городов с разной спецификой заводов, от медной добычи до фарфора. За годы проведения биеннале к нашей работе стали с удовольствием подключаться партнеры и вовлекаться содержательно, для нас это очень важно. Вот в этом году такая география резиденций стала возможна благодаря фонду «Искусство, наука и спорт». Есть компания «Сибур», которая сейчас активно готовит программы развития регионов и в этом году тоже поддерживает наши резиденции. Благотворительный фонд «Синара» уже второй раз поддерживает грантовую программу для уральских художников-участников биеннале.
Входная группа 4-й Уральской индустриальной биеннале (2017), Приборостроительный завод
Постепенно биеннале становится все более индустриальной и менее уральской, появляется все больше проектов за пределами региона, и это часть нашей стратегии. Кроме того, в Екатеринбурге за годы существования биеннале сложилась интересная ситуация: собственно индустриальные пространства, где нам так вольготно — здесь 15 тысяч квадратных метров, там 20 тысяч — заканчиваются. Происходит джентрификация пространств, к которым мы привлекли внимание. Они начали жить своей жизнью и больше нам недоступны: где-то открылся арт-кластер, где-то сейчас офисы, где-то, надеюсь, скоро будет арт-отель.
Флориан Граф. Two spirits
Программа арт-резиденций 4-й Уральской индустриальной биеннале (2017), Приборостроительный завод
В этом году благодаря партнерству с компанией «Ростех» стал возможен потрясающий эксперимент: биеннале впервые пройдет на территории действующего завода. Важно, что это еще и красивейшее пространство, интересный пример советского модернизма — модная сегодня тема в исследованиях архитектуры. В свое время мы отдали много сил исследованию конструктивизма — мода на него существовала не всегда. В 2000-е, когда мы разговаривали с чиновниками, нам говорили: конструктивизм — это архитектура для бедных и потому не может быть брендом территории. Переломить это отношение было непросто. Сегодня же конструктивизм стал настоящим символическим капиталом Екатеринбурга. И в заявках Екатеринбурга на проведение Всемирной выставки ЭКСПО в 2020 и в 2025 годах конструктивизм фигурировал именно как визитная карточка города.
Лиеко Шига. Rasen Kaigan
(5-я Уральская индустриальная биеннале)
—
Как вы работали с аудиторией? Если в регионе не было современного искусства, соответственно не было аудитории. Как она эволюционировала за это время?
—
Работу с аудиторией начали наши предшественники, Наиля Аллахвердиева и Арсений Сергеев, которые руководили филиалом ГЦСИ до меня. Они были первопроходцами, которые начали внедрение современного искусства в общественные пространства. В конце 1990-х — начале 2000-х они среди прочего стали показывать видеоарт на экранах наружного видео в городе. Я тогда была еще студенткой, хорошо помню, как, стоишь на трамвайной остановке, а перед глазами — совершенно сумасшедшее по визуалке видео какого-то художника. И вот ты думаешь, что это вообще такое, что оно означает, пытаешься найти ответы. Это, конечно, очень тренирует взгляд и мозг. Это была прекраснейшая стратегия, положительный эффект которой мы чувствовали еще долго.
Аки Сасамото. Yield Point at The Kitchen
(5-я Уральская индустриальная биеннале)
Когда мы пришли в ГЦСИ, решили сделать упор на образовательную программу: последовательно объяснять, что такое современное искусство и с чем его едят. Позже стали делать множество пробных фестивалей и лабораторий, где мы работали с индастриалом, заводскими пространствами. Например, в 2008 году устроили фестиваль-лабораторию «Арт-завод». Он проходил на закрывающемся заводе, который мы в буквальном смысле сквотировали.
Мы там коммуной жили две недели, было порядка 30 художников из Москвы, Санкт-Петербурга, Екатеринбурга, приехали прекрасные видеохудожницы и танцовщицы из Франции. А завершалось все фестивальным уикендом, где мы показывали все, что было создано за время работы проекта. За два дня к нам приехало полторы тысячи человек! Для Екатеринбурга в 2008 году это огромные цифры. Тем более что добраться на завод было совсем не просто, это одна из самых удаленных точек в городе. Тогда мы поняли, что в Екатеринбурге появился совершенно иной уровень запроса на культурные практики и современное искусство, что город готов к чему-то большему и что мы должны педалировать этот процесс. Одновременно это стало первым примером джентрификации. Посмотрев на этот наплыв народа, после фестиваля собственник здания Олег Кумыш сделал там самую модную концертную площадку в городе, Tele-Club, который сегодня входит в список самых технологически обустроенных концертных пространств в Европе.
—
Сегодня мы наблюдаем совершенно уникальный момент в истории: никогда еще художнику и искусству, которое делается «здесь и сейчас», не отводилась такая большая общественная роль — что мы, собственно, видим и в растущем количестве биеннале, музеев и центров современного искусства. С чем, на ваш взгляд, это связано?
—
Это неизбежный процесс. Что касается России, мне кажется, у нас сейчас возник необходимый уровень насыщенности институциями и возможностями поддержки культурных проектов. Их никогда не будет много, достаточно, но тем не менее появилась профессиональная среда и аудитория. В российском современном искусстве произошла институционализация, определились правила игры на рынке.
Главная проблема сегодня — перенасыщенность культурными практиками Москвы в ущерб регионам. Но уже начался процесс децентрализации, регионы постепенно становятся местом реализации амбиций очень сильных художников или коллабораций художников и кураторов, появляются новые форматы работы. Например, в Перми на месте бывшего индустриального пространства открылся кластер «Завод Шпагина», куда переезжают музей ПЕРММ, Пермская художественная галерея и Краеведческий музей. Это несомненно новые возможности.
Мне кажется, важно, чтобы регионы не подстраивались под Москву, а выстраивали коммуникацию с большим миром, диалог своей территории с мировыми культурными центрами. Чем Екатеринбург интересен, например, Дюссельдорфу? А какие точки пересечения есть, скажем, у Красноярска и Иокогамы? Таким образом, когда мы находим какие-то параллельные процессы и истории на глобальной карте, мир расширяется, а это сильнейший стимул для развития. И свою внутреннюю задачу я вижу именно в складывании такого диалога.
Чэнь Иныцзюй. Дополнительные исследования
(5-я Уральская индустриальная биеннале)
—
В силу специфики своей работы вы постоянно живете немного в будущем, планируя проекты на несколько лет вперед. Не создает ли это порой диссонанса и ощущения отрыва от реальности?
—
Хороший вопрос. Создает. Постоянно живу с ощущением того, что не успеваю за какими-то собственными программами. Способность замедлиться, возможность создать ситуацию медленного времени и размеренного планирования для меня — больной вопрос. Мечтаю о том, чтобы все, что интересно делать, выстроилось в какой-то гармоничный процесс, где одно вытекает из другого. Хочется, чтобы летали бабочки и журчали ручейки, но чаще приходится жить и действовать в ситуации пожара, который нужно срочно тушить. (Смеется.)
—
А когда тушить пожар совсем не остается сил, что вы делаете?
—
Провожу время с ребенком — и тогда время замедляется, все становится на свои места, определяются приоритеты. Пожалуй, это мой личный лайфхак.
Фото: Алексей Пономарчук
—
В конце 2018 года «Артгид» опубликовал традиционный рейтинг самых влиятельных людей в современном российском искусстве, где вы заняли первое место. Какие чувства вы испытываете по этому поводу?
—
Это и большая честь, и ответственность, конечно. Насколько я этому вообще соответствую? Внутренне я всегда отношусь к подобным рейтингам довольно расслабленно, даже иронично. Но, наверное, быть в компании таких мощных людей — это не про твою влиятельность, а влияние прежде всего на тебя, потому что для меня персонально важно быть среди людей, которые изменяют мир вокруг себя.
—
Кого вы считаете своими кумирами? Кто вызывает у вас восхищение?
—
У меня столько людей вызывает восхищение! Обожаю Салли Талант, которая делает Ливерпульскую биеннале; очень нравится Биге Орер, директор Стамбульской биеннале. Восхищаюсь кураторами нашей биеннале, с которыми мы поддерживаем дружеские отношения, и слежу за их карьерными взлетами. Я вообще легко влюбляюсь в людей, в их человеческие и профессиональные качества, мне всегда есть на кого равняться. Именно поэтому я так люблю сферу искусства: здесь работает огромное количество потрясающих людей, до которых тебе расти и расти. Просто быть в окружении такой среды, несмотря на всяческие сложности и драмы, является для меня базовой ценностью. Я хочу проживать жизнь с людьми, которые сильнее меня — а искусство дает эту возможность в избытке.
