Новый роман Дэвида Духовны, нонконформисты, которые двигают мир вперед, сборник рассказов лауреатки Нобелевской премии по литературе канадской писательницы Элис Манро и второй роман «Сезонного квартета» Али Смит — книжный «улов» февраля.
Выбирает и рассказывает наш колумнист Сергей Кумыш.
Дэвид Духовны. Мисс Подземка
М.: Фантом Пресс, 2019. Перевод с английского Ш. Мартыновой
За последние четыре года голливудский актер Дэвид Духовны опубликовал три романа, проделав стремительный путь от многообещающего литературного новичка до крепкого беллетриста, голос которого безошибочно распознается среди множества других, — и дело здесь не в звездном статусе автора, (за)ранее известного миллионам по ролям спецагента ФБР Фокса Малдера и писателя (совпадение?) Хэнка Муди, а в том, что всякий хороший прозаик, на самом деле, занимает пустовавшее ранее место, которого до его появления никто не замечал, но вскоре оказывается, что представить жизнь без его книг теперь достаточно трудно. «Мисс Подземка» — смешной, нежный, умный роман о жительнице современного Нью-Йорка по имени Эмер, которая неочевидным образом повторяет отдельные жизненные перипетии своей тезки из ирландских мифов и легенд. Духовны использует кельтские сказания как своего рода трамплин: Трамп ли, «Убер» ли (боги умерли?) — все приобретает очертания вроде и не то чтобы сказочные, но при этом какие-то не вполне реальные. Так, во время сна подземка сознания ведет нас от станции к станции, где обитают фантастические твари, которые, как бы странно они ни выглядели, почему-то не вызывают особого удивления (но не приведи Таранис встретить их на поверхности). И сон этот — из тех, что непременно хочется запомнить.
|
|
Адам Грант. Оригиналы. Как нонконформисты двигают мир вперед
М.: Corpus, 2019. Перевод с английского Т. Азаркович
Книга «Оригиналы» появилась в результате неверного решения. В 2009 году 28-летний Адам Грант, самый молодой штатный профессор Уортонской школы бизнеса при Пенсильванском университете совершил, по его собственным словам, крупнейший бизнес-просчет в своей жизни: отказался инвестировать в стартап четверых студентов, планировавших заняться продажей очков через интернет. Несколько лет спустя созданная ими фирма Warby Parker превратилась в многомиллионный бизнес и возглавила рейтинг самых инновационных компаний мира (предыдущие три года в списке попеременно лидировали Google, Nike и Apple). Принятие значительных решений, не важно, меняют они в итоге судьбу одного человека, целой компании или, как заявлено в подзаголовке, двигают мир вперед, зачастую связано с антирациональным способом мышления. В том, чтобы пытаться учитывать возможные риски, ничего плохого нет, однако в определенные моменты не менее важно уметь отринуть все, чему нас учит собственный опыт: если есть шанс попробовать, пускай и один на миллион, вполне возможно, этим шансом есть смысл воспользоваться. Оригиналы, по Адаму Гранту, — люди, не боящиеся расширять собственный жизненный опыт, порой самыми неочевидными, а иногда противоречащими здравому смыслу способами. Быть нонконформистом по жизни совершенно необязательно: это, вообще говоря, нужно далеко не всем. Но, при желании, сознательно стать одним из них или хотя бы чему-то у этих людей научиться, сделав свою жизнь более разнообразной и насыщенной, — вполне реально.
|
|
Элис Манро. Друг моей юности
СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2019. Перевод с английского Т. Боровиковой
Сборник рассказов лауреатки Нобелевской премии по литературе канадской писательницы Элис Манро «Друг моей юности» — не новый, но ранее не издававшийся на русском языке. Ее постоянно сравнивают с Чеховым, но смысла в подобном сопоставлении не больше, чем в попытках найти общие черты у Эйфелевой башни и статуи Свободы: обе да, высокие, но на этом всё. Манро, как и Чехов, — признанный мастер короткой прозы; здесь сходство, собственно, и заканчивается. Элис Манро часто пишет о скрытой от привычных глаз жизни примелькавшихся людей, но делает это, работая с доступным лишь ей одной инструментарием. Дальше мне придется сделать заявление, которое, вероятно, многим не понравится, и тем не менее: в этих рассказах моментально угадывается, что написаны они были женщиной. Только лично я вижу в этом не повод для сетевой драки, а непреложную данность. Все вроде бы давно договорились, что не бывает прозы женской и мужской, есть лишь хорошая и плохая, тем не менее, бессмысленно отрицать, что мужчины и женщины чаще всего пишут по-разному: просто в силу биологии, разного строения тела, тембральной несхожести звучания — все это не может не сказываться на манере письма, на принципе отбора деталей, попадающих в видоискатель; мягкий, мелодичный высокий голос, плавное звуковедение, естественное, лишенное всякой невротичности внимание к красоте, выбор палитры — не сознательно приглушенной, а умышленно неяркой, само дыхание текста — ни одному мужчине на свете никогда не написать ничего подобного (в лучшем случае все это будет выглядеть неизящной поделкой), что не приумножает и не умаляет достоинств прозы Манро, а лишний раз подчеркивает уникальность живого классика канадской литетаруры и доказывает бессмысленность любых сравнений.
|
|
Батист Болье, Доминик Мерму. Неотложка
М.: Манн, Иванов и Фербер, 2019. Перевод с французского И. Солодковой
«Вам незачем беспокоиться. Я не умираю, а просто подошла к концу жизни», — говорит онкобольная из палаты № 7. На третьем этаже лежит пациентка по прозвищу Галактика: она так много ест, что не влезла в карету «скорой помощи», а выглядит так, будто способна поглощать целые миры. Мамаша кормит пятимесячного малыша молочной смесью, подливая в нее «Кока-колы» — так он засыпает быстрее. Медсестра поет песню Майкла Джексона, чтобы отвлечь больную от артериальной газометрии — самого болезненного из уколов. Одним необходимо что-то отвечать, других — предостерегать или утешать, третьим — соответствовать. На первый взгляд, жизнь интерна, главного героя «Неотложки», чем-то похожа на фильм или сериал про врачей — десять капель «Клиники», щепотка «Доктора Хауса», только, например, черный юмор кажется здесь более уместным — и более черным. «Неотложка» — графическая версия книги врача и блогера Батиста Болье «Тысяча и одна ночь отделения скорой помощи», ставшей международным бестселлером и имевшей большой успех в том числе в России. Тем не менее, людям, уже знакомым с первоисточником, читать ее будет не менее интересно (чуть было не сказал «захватывающе», но это прозвучало бы слишком цинично по отношению к пересказанным здесь десяткам реальных историй больных и персонала). Это книга о смерти и жизни, провоцирующая то слезы, то смех, и последнее, пожалуй, даже ценнее. Как сказала однажды писательница и музыкант Патти Смит, в конечном счете, нам остается смех — он помогает очнуться, вернуться к жизни после потери, да и вообще он — главное преимущество, неоспоримое доказательство жизни как таковой.
|
|
Али Смит. Зима
М.: Эксмо, 2019. Перевод с английского В. Нугатова
Утром накануне Рождества София Кливз разговаривает с парящей в воздухе детской головой — второй роман «Сезонного квартета» Али Смит начинается с недвусмысленного привета Чеширскому коту. Нет, не так. На самом деле, «Зима» начинается со смерти привычного: умерло почти все, кроме жизни как таковой. Теперь она наполнена призраками когда-то существовавших вещей, явлений, понятий. София варит кофе. Голова качает самой собой. Как и «Осень», первая книга цикла, попавшая в шорт-лист Букеровской премии 2017 года, «Зима» балансирует на грани поэзии — или же странноватой прозы, которую достаточно трудно уложить в хоть сколько-нибудь привычные жанровые рамки. Здесь все имеет значение — длина фразы, размер абзаца, заглавная буква, случайной гранью игральной кости ложащаяся на страницу, и поначалу не столько даже сам по себе перевод, а факт перевода как такового несколько сбивает с толку: переносить подобный текст в изначально чуждый ему синтаксис — это как пытаться пересказать балет или экранизировать скульптуру. Тем не менее, поэту и переводчику Валерию Нугатову в конечном счете удается проделать с читателем тот же трюк, на который, судя по всему, изначально рассчитывала автор: ввести читателя в некое подобие нерелигиозного транса, когда спадают языковые барьеры, слова освобождаются от своей физической оболочки и превращаются ровно в то, что за ними стоит.
