Покупка и коллекционирование современного искусства — закономерный этап культурного развития каждого образованного человека, считают Екатерина Винокурова и Анастасия Карнеева, основательницы консалтинговой компании в области современного искусства Smart Art. В интервью Posta-Magazine они рассказали о подводных камнях и перспективах отечественного арт-рынка, а также о том, что такое FoMO и как с ним справляться.
Основав Smart Art летом 2016-го, уже в следующем году Екатерина Винокурова и Анастасия Карнеева с успехом провели две выставки молодых художников: в кинотеатре «Ударник» и московском представительстве Christie’s. В этом году проектов еще больше, и наши героини намерены только наращивать темп.
Екатерина Винокурова получила образование в Колумбийском университете и Лондонской школе экономики. С 2007 по 2010 годы она представляла в России одну из самых авторитетных мировых галерей современного искусства Haunch of Venison, а позже руководила направлением по развитию бизнеса Christie’s в России и СНГ, открыв в этом качестве новый офис аукционного дома с постоянным выставочным пространством. Первый же офис Christie’s в Москве еще в 2008 году открыла Анастасия Карнеева, выпускница факультета журналистики МГУ. В 2012 году Анастасия стала директором инвестиционной компании Sapinda UK Limited в Москве, оставаясь консультантом Christie’s.
Изначально профессиональное знакомство наших героинь довольно быстро переросло в дружбу, которая, в свою очередь, дала начало совместному бизнесу, ставшему темой нашего разговора. Впрочем, страстно увлеченные современным искусством, они уже давно не разделяют частную жизнь и работу.
Инна Логунова: Расскажите, что это за формат: консалтинговая компания в сфере искусства?
Екатерина Винокурова: Мы с Настей десять лет проработали в индустрии современного искусства, поэтому понимали, что в России есть коллекционеры, которым интересна эта сфера, но на рынке отсутствует определенный тип организации. Не уверена, что наш формат консалтинговой компании существует где-то еще в мире — мы его сами придумали. Мы не хотели работать как галерея, а хотели помогать художникам реализовывать себя в разноплановых проектах, в том числе музейных. То есть художник, с которым мы работаем, приходит к нам и говорит: «У меня есть такой проект, можем ли мы его осуществить?» А мы начинаем думать, с какой музейной или частной институцией мы можем это сделать, находим финансирование, организуем все от и до. Галерейный формат не давал бы нам такой свободы.
Анастасия Карнеева: То есть уникальность в том, что мы не просто проводим выставку, а изначально продюсируем все работы художника. Кроме того, мы консультируем наших клиентов — коллекционеров или тех, кто еще только задумывается о том, чтобы начать собирать искусство: рассказываем, что есть на рынке, знакомим с творчеством художников, рекомендуем — то есть выполняем образовательную функцию.
Е.В.: В нашей стране существует информационный вакуум в том, что касается современного искусства — по сути, российская аудитория сталкивается с ним лишь последние пятнадцать лет. Это очень небольшой период по сравнению с Америкой и европейскими странами. Многие люди приходят к нам с довольно смутным представлением о том, что бы они хотели, и тем более не ставя перед собой цели стать коллекционером. Обычно все начинается одинаково: «У меня есть стена, хочу что-то на нее повесить».
Анастасия Карнеева
— То есть изначально люди просто думают, как украсить свой дом?
Е.В.: Так происходит во всем мире: люди хотят жить с искусством, и мы это приветствуем. Более того, мы хотим показать, что жить с искусством — это здорово. Можно купить какой-нибудь принт и его повесить, но за сопоставимые деньги можно приобрести и хорошее произведение искусства, с которым ты будешь жить, которое будет приносить удовольствие и, потенциально, даже подниматься в цене.
А.К.: Мы всегда призываем к тому, чтобы покупка искусства была разумным, взвешенным выбором. Не стоит покупать первую понравившуюся картину, потому что вам кажется, что она впишется в интерьер. Нужно узнать о художнике, выставках, которые у него были, изучить его биографию и портфолио. Если это, скажем, концептуализм, посмотреть, что еще было создано в том же году, какие еще художники работают в этом направлении. Для нас это тоже часто своеобразный квест, потому что мы порой тоже кого-то не знаем, и это абсолютно нормально. Мы работаем с уже состоявшимися художниками и находим новые имена. Коллекционеры, которые к нам приходят, — в основном молодые, они тоже взрослеют с современным искусством. И этот интерес к тому, что происходит сегодня, вполне объясним, потому что время, в которое мы живем, находит отражение в искусстве.
Е.В.: Мы пытаемся показать людям, что они должны переформировать свое восприятие искусства. Для многих искусство ограничивается исключительно живописью — картиной, которая что-то изображает. Но эти вещи неактуальны уже последние лет сто, даже больше. Все наши художники — концептуалисты, за их работами стоят идеи — совершенно разные, которые часто отсылают к творчеству их предшественников, но при этом абсолютно современные, выражающие дух времени. Шишкин прекрасен, но мы живем сегодня, давайте же что-то сделаем с сегодняшним контекстом. Возможно, потом вы сможете сказать: «Я жил во времена Сапожникова, помню его первую выставку в „Ударнике“». Мы хотим, чтобы люди поняли, что лет через двадцать будут гордиться, что были на той или иной выставке, купили работу того или иного художника. На самом деле таким образом искусство развивается, начиная со Средних веков, но это в недостаточной степени осознается, а мы как раз пытаемся донести до людей эту мысль.
Из проекта Сергея Сапожникова The Drama Machine. 2017
А.К.: С появлением фотографии фигуративная живопись в принципе перестала существовать. Это ремесло. Сегодня недостаточно просто нарисовать, за этим должна стоять определенная идея.
Е.В.: На русском языке современное искусство часто называют актуальным, потому что оно создается здесь и сейчас. И те художники, которых мы представляем, как раз делают работы про наше настоящее: политическое, социальное, культурное, личное.
— А какие вопросы сегодня волнуют художников?
Е.В.: Например, текущая выставка Светы Шуваевой «Последние квартиры с видом на озеро» в ММОМА — про то, как мы становимся жертвами маркетинга и рекламных лозунгов. Собственно, название проекта — это слоган из рекламной брошюры. Света придумала лирического героя, который очень хотел бы жить в одной из таких квартир, но скорее всего он не сможет достичь своей цели.
Из проекта Светы Шуваевой «Последние квартиры с видом на озеро» в ММОМА. 2018
А.К.: Выставка состоит из объектов, как будто сделанных этим вымышленным человеком. Не имея возможности приобрести квартиру, он начинает придумывать фантастические способы воплощения своей мечты: изобретает свои деньги, создает объекты, из которых складывается его собственный мир. И настолько увлекается этим процессом творчества, что в итоге сама квартира оказывается ненужной, а все, что он сделал, приобретает ценность истинного искусства, которое мы и видим на выставке.
Из проекта Светы Шуваевой «Последние квартиры с видом на озеро» в ММОМА. 2018
— Вы задумывали проект Smart Art как коммерческий?
Е.В.: И да, и нет. Наши музейные проекты некоммерческие, но при этом мы берем на себя коммерческую функцию, которая очень важна. На рынке довольно много некоммерческих организаций, фондов, которые осуществляют выставочные проекты, находя под них финансирование. А вот продавать художников нелегко. Наша задача в том, чтобы поддерживать интерес к их работам у коллекционеров, тем самым способствуя развитию российского арт-рынка.
А.К.: Когда мы думали над концепцией будущей компании, мы, изучив зарубежные примеры, определи для себя основную функцию: активно участвовать в становлении рынка современного искусства в России. Фонды — это здорово, но они не имеют никакого отношения к рынку. Художник не должен рассчитывать на благотворительность, это неправильно, он должен своим трудом зарабатывать деньги. Меценатство — очень важная часть развития художественных течений, но рынок также должен динамично развиваться.
Е.В.: Без коммерческой составляющей ничто не может развиваться. Художник должен рассчитывать на какой-то постоянный заработок. А сегодня многие подрабатывают в других сферах, чтобы иметь возможность заниматься искусством, которое зачастую приносит очень небольшой доход.
— В чем ваш источник дохода как коммерческого предприятия?
Е.В.: Это деньги, которые платят коллекционеры за нашу экспертизу (мы консультируем по искусству ХХ века), а также комиссия от продажи работ художников, которых мы представляем.
— Возвращаясь к отечественному арт-рынку — в каком состоянии он сейчас находится, если вообще существует?
А.К.: Он, естественно, существует. Но мы можем отвечать только за себя. В первую очередь мы пытаемся добиться адекватного ценообразования. Сейчас художники в разных местах продаются по разным ценам, такого в рыночной экономике быть не должно.
— Насколько различаются эти цены?
А.К.: Разброс не очень большой, но он есть.
Е.В.: Проблема в том, у нас нет легализованного рынка. Как работает западная система? Художник сотрудничает с определенной галереей, которая полностью за него отвечает: продает работы, реализовывает проекты, знакомит с музеями, отслеживает некоммерческую деятельность. А у наших художников либо нет галерей, либо, даже если они есть, авторы нередко продают свои работы через знакомых, что для покупателя, естественно, дешевле. А это неправильно. Человек, который приходит к нам, должен знать, что у нас адекватная цена, что он не может потом прийти к какому-нибудь другому человека или напрямую к художнику и купить за меньшие деньги. Это рушит всю систему.
А.К.: В нашей области — не до конца прозрачной, скажем так, — мы пытаемся создать систему, которая позволила бы следить за доходами, налогами и рыночной стоимостью каждого отдельно взятого художника. То есть мы платим налоги, регистрируем все наши расходы и доходы и к этому склоняем каждого художника, с которым работаем.
Е.В.: Мы даже хотим ввести какую-то традицию ежегодного отчета о своих доходах и призываем к этому всех участников рынка.
А.К.: Несколько лет назад какое-то агентство посчитало, что наш рынок оценивается, по-моему, в полтора или два миллиона долларов. Весь рынок! Но это просто невозможно! Он намного больше, а оценивается так, потому что нет официальных данных.
— Как сложился круг из тех девяти художников, с которыми вы сейчас работаете? Как вы их выбирали?
Е.В.: Нам часто задают это вопрос. Это был долгий путь. Начиналось все лет десять назад, когда мы с Настей еще работали в Christie’s и сами были начинающими коллекционерами. За эти годы у нас сложился круг любимых художников, многих из которых мы знали лично. Решив создать собственное агентство, мы, после консультаций с разными людьми, составили шорт-лист, а потом выбрали из него девять авторов, потому что на тот момент у них не было никаких контрактов с другими галереями, они были свободны и открыты для сотрудничества. Мы поставили себе цель сделать персональные проекты для каждого из наших художников. За последние полтора года мы организовали три выставки: Дарьи Иринчеевой, Сергея Сапожникова и Светы Шуваевой. Еще два проекта состоятся до конца этого года: это выставки Александры Галкиной в Новой Третьяковке (31 октября — 18 ноября) и Александры Паперно в Музее архитектуры (14 ноября — 13 декабря). Остальные планируем на следующий год. Вообще мы открыты для общения, со временем будем набирать новых художников.
Анастасия Карнеева, Екатерина Винокурова, Света Шуваева
А.К.: Да, наверное, в первую очередь это персональная, субъективная выборка художников. На самом деле тех, кого мы любим и собираем сами, гораздо больше. А на этих художниках мы остановились еще и потому, что нам было важно жанровое разнообразие: живопись, скульптура, фотография.
— Как происходит общение с художниками? Насколько они свободны в реализации своих задумок, работая с вами как с агентством?
Е.В.: Обычно художники сами приходят к нам с проектами, но здесь многое зависит от психотипа человека. Есть очень активные, с кучей идей, которые мы вместе обсуждаем и приходим к какому-то решению. А есть такие, которые тихо креативят у себя дома или в студии, не стремясь к общению. Тогда мы сами идем на контакт, стараемся их немного подтолкнуть.
А.К.: Если мы понимаем, что какой-то из художников уже долгое время ничего не производит, стараемся создать дополнительную мотивацию. Так, у нас есть грантовая программа: на протяжении года мы выплачиваем одному из художников ежемесячную сумму, которую он может использовать для оплаты студии, покупки материалов и других необходимых расходов. Собственно, из этой программы вырос один из основных принципов Smart Art — продюсирование проектов с нуля: мы предоставляем художникам бюджет и организационную помощь, а они получают возможность реализовать задуманное. Мы принципиально не вмешиваемся в творческий процесс, никогда не говорим художникам, что должно быть так или иначе. Между нами, конечно, бывают разговоры: о господи, это невозможно продать! Но даже если мы понимаем, что та или иная идея художника будет в ущерб нашей коммерческой деятельности, мы все равно идем навстречу, делаем все, чтобы автор мог реализовать свой творческий замысел. До такой степени, что, если нам говорят, что балки инсталляции должны быть металлические, а не деревянные — которые нам обошлись бы дешевле, — мы бежим искать дополнительные деньги, чтобы купить именно металлические. Так что мы хорошие консалтинговые работники. (Смеются.)
— А где вы находите средства на реализацию проектов?
А.К.: Мы обращаемся в банки и другие финансовые и нефинансовые организации, заинтересованные в поддержке искусства, потому что это приносит им определенные репутационные бонусы.
Е.В.: Чаще всего это организации с обширной клиентской базой, которые хотят показать своей клиентуре, что они участвуют в чем-то актуальном и важном. По такому же принципу спонсируются музеи, аукционные дома и другие культурные институции во всем мире, это стандартная ситуация.
А.К.: Собственно, во всем мире искусство развивается преимущественно благодаря частной инициативе — государственная поддержка всегда отстает.
Е.В.: Стоит сказать, что появление больших игроков вроде «Гаража» или V-A-C способствует популяризации современного искусства в целом, эта сфера становится все более доступной и интересной, и многие хотят быть к ней причастными в том или ином виде.
 |
 |
Екатерина Винокурова
— Расскажите немного о ваших личных коллекциях. Каких художников вы собираете?
А.К.: Мы тоже банально начинали с того, что «у меня есть стена». За время работы в аукционном доме Christie’s — а там продается искусство всех эпох — у нас сформировались определенные личные предпочтения. Мы хотели заниматься именно актуальным искусством. Постепенно это вылилось в какие-то покупки. Моим первым приобретением в 2010 году стала работа Lord Byron (голова лошади в натуральную величину) португальской художницы Джоаны Васконсьелос, которую я, кстати, импульсивно купила в галерее Haunch of Venison, где тогда работала Катя. Но вообще я не импульсивный коллекционер, всегда изучаю творчество художников, чьи работы потом оказываются у меня дома. Но даже при таком рациональном подходе основной критерий для меня — это эмоция, которую работы во мне вызывают. Я покупаю произведения, которые хочу видеть каждый день. У меня много российских художников — Павел Пепперштейн, Сергей Братков и, конечно, те, кого мы представляем: Сергей Сапожников, Дарья Иринчеева, Света Шуваева, Алексей Булдаков, Настя Потемкина, Арсений Жиляев и другие. Есть в моей коллекции и некоторые западные художники: Джон Балдессари, Рой Этридж, Эйлин Квинлан, работы которой позже были выбраны куратором Венецианской биеннале для основного проекта.
Е.В.: А я как раз импульсивный коллекционер — если что-то нравится, сразу покупаю. У меня много русских художников, есть Авдей Тер-Оганьян, несколько работ Павла Пепперштейна. Из западных — Филип-Лорка Ди Корсия, Дэниэл Лефкурт. Моей первой работой была картина Павла Пепперштейна, которую я купила в 2007 году в галерее «Риджина». Я тогда еще мало что знала о современном искусстве, увидела ее и поняла, что она мне необходима. В моей коллекции также много художников, которых мы представляем, например, Сережа Сапожников, Саша Паперно, Саша Галкина. Из последних пополнений — две работы художников-женщин Камиль Анро и Латифы Экакх. Кстати, так получилось, что в этом году все наши выставки женские, хотя это и ненамеренно.
— У вас был очень любопытный проект на прошедшей в начале сентября арт-ярмарке Cosmoscow…
А.К.: На Cosmoscow мы курировали некоммерческий стенд Collector’s Eye («Взгляд коллекционера»), который каждый год отдается разным людям. Мы посвятили его одному из феноменов жизни современного человека — страху пропустить что-то важное. В английском языке он обозначается как FoMO (fear of missing out)
Е.В.: В последние годы, с развитием соцсетей, на которые мы тратим дикое количество времени, меняется наше психологическое состояние, у людей развиваются психические расстройства: желание постоянно быть в курсе происходящего, страх упустить интересное событие и неспособность сделать выбор из слишком большего числа предложений. И вот у нас на стенде на протяжении всех дней работы ярмарки разворачивалось перформативное действо среди произведений искусства, своего рода арт-терапия: у нас там работал психолог, массажистка, и тренер по дыхательной йоге. Мы показывали людям способы отключения от потока информации и борьбы с психологической перегрузкой.
А.К.: Идея проекта Collector’s Eye в том, чтобы продемонстрировать, что в настоящий момент собирают российские коллекционеры, что и почему привлекает их внимание: на стенде всегда представлены работы из различных частных коллекций. У нас там были совершенно разные художники: как звезды современного российского и зарубежного искусства — Андрей Монастырский, Ричард Принс, Сиприен Гайар, Евгений Антуфьев, так и молодые авторы — Анастасия Потемкина, Сергей Сапожников, первую выставку которого мы делали в прошлом году.
Е.В.: Кроме того, Collector’s Eye призван показать, что приобретение искусства — это хорошо, что это часть жизни, нормальный этап развития культурного человека. И все это мы связывали с уже упомянутой проблемой выбора, совсем не праздной для современного человека. Чтобы почувствовать и понять искусство, сделать правильный выбор, приобрести именно то, что нужно тебе, необходимо отключиться на время от внешних раздражителей, сконцентрироваться.
— А насколько вы сами подвержены всеобщему неврозу? Как справляетесь с симптомами FoMO?
А.К.: Мне кажется, сегодня этому все подвержены. Постоянно присутствует давление окружения: ты не посмотрел эту премьеру, не сходил в кино, не был на катке, не отвел ребенка на теннис, фортепиано и английский… Можно продолжать бесконечно.
Е.В.: Собственно, идея посвятить стенд этой проблеме родилась в разговоре, когда мы обсуждали конкретные ситуации из нашей жизни. И куратор проекта, Маша Крамер, ухватилась за эту тему.
— А как вы лично с справляетесь с ощущением, что ничего не успеваете?
Е.В.: Друг друга успокаиваем! (Смеются.) Я по характеру очень спокойная, поэтому мне, наверное, легче, чем многим.
А.К.: Важен сознательный выбор, расстановка приоритетов: например, выделять на «Инстаграм* (*Meta Platforms Inc. (Facebook, Instagram) — организация, деятельность которой признана экстремистской, запрещена на территории Российской Федерации)» не более пятнадцати минут в день в строго определенное время. А вообще, мне кажется, идеальный способ борьбы с этим — это полное отсутствие свободного времени. Завести двоих-троих детей, работу, хобби, и тогда у вас просто не будет вариантов! (Смеются.)
