Популярный американский художник-абстракционист Райан Макгиннесс известен своими коллаборациями с именитыми брендами. Одна из его последних работ — дизайн лимитированной серии коньяка Hennessy Very Special.
Нам удалось встретиться с Райаном
во время его приезда в столицу, в Louis Vuitton Lounge в ГУМе, чтобы поговорить о творчестве, вдохновении и городах, где его можно черпать, и, конечно, о Москве.
В рамках сотрудничества с миром современного искусства коньячный дом Hennessy пригласил американского художника-абстракциониста Райана Макгиннесса (Ryan McGinness) для разработки дизайна лимитированной серии коньяка Hennessy Very Special. Райан продолжил яркий ряд творческих коллабораций дома Hennessy с представителями современного искусства, такими как Futura, Kaws, Os Gemeos и Шепард Фейри.
В основе дизайна бутылки Райана Макгиннесса для Hennessy Very Special лежат две концепции: знаменитая серия работ художника Black Holes («Черные дыры») и исторические факты о доме Hennessy и коньяке. «Мне кажется, что предыдущие художники выбирали слишком темные цвета для дизайна серии Hennessy Very Special Limited Edition, поэтому моя первоначальная идея заключалась в том, чтобы добавить света и яркости. В первую очередь я создал красочную палитру цветов, после чего разработал концепцию белой этикетки со светящимися в темноте флюоресцентными лучами», — рассказывает Райан о своем дизайне Hennessy Very Special Limited Edition.
Мы встретились с Райаном не так давно, во время его приезда в наш город в рамках презентации проекта Hennessy. Мы общались в Louis Vuitton Lounge в ГУМе, где поговорили о творчестве, вдохновении и городах, где его можно черпать, и, конечно, немного о Москве.
Posta-Magazine: Я проснулась сегодня утром, а накануне было много встреч, мероприятий, какие-то концерты, презентации — как это происходит в Москве каждый день и каждую ночь, проснулась и поняла, что не отдохнула. Мой вопрос к вам следующий: где вы находите энергию в этом неспокойном мире? Не просто для того, чтобы просыпаться утром, а чтобы еще творить.
Райан Макгиннесс: Творческий процесс — это единственное, что я могу делать в этой жизни. Если я этого не делаю — например, если я в разъездах…
— …Постойте, когда вы путешествуете, вы перестаете творить?
— Когда я не у себя в студии и не могу работать, я чувствую себя как-то неправильно. Обычно я работаю в студии, приезжаю в нее рано утром либо остаюсь там допоздна и работаю всю ночь. Так вот, когда я не могу утром пойти в студию, в этом есть для меня что-то противоестественное. Но ваш вопрос на самом деле: откуда же берется мое вдохновение? Так вот, для меня это тоже, пожалуй, загадка.
— На самом деле мой главный вопрос вот в чем: как в этом безумном мире найти силы и вдохновение для того, чтобы делать что-то для других людей? И делать это не завтра, не через месяц и не через год… каждый день.
— Каждый день, когда я в студии… В остальное время я что-то записываю, делаю наброски, рисунки. За годы у меня уже выработалась система, которая помогает схватывать мимолетные идеи: все мои тетради для зарисовок одного и того же размера, я всегда использую одни и те же три карандаша, у меня есть блокноты с бумагой одного и того же формата…
— Правда?
— Мой календарь всегда одного и того же размера. Я делаю очень много списков, они развешены у меня по всей студии. Даже дома рядом с кроватью у меня лежит блокнот того же размера, так что, когда я работаю всю ночь, я могу потом принести свои идеи в пространство студии и оставаться в своей системе. Так что главное — это создавать четкие системы, чтобы под них подстраиваться.
— В одном из предыдущих интервью вы как-то сказали, что города также подпитывают вас энергией, к примеру Нью-Йорк.
— Да, это сумасшедший город! И Москва тоже, здесь столько энергии и ритм жизни просто бешеный!
— Именно об этом я и хотела спросить. Чувствуете ли вы что-то подобное в Москве? Это сумасшествие, и это настроение, и энергию?
— Да, у каждого города своя энергия и свой ритм. Есть действительно быстрые города, такие как Москва, Нью-Йорк, Токио. Это чувствуется, когда ты туда попадаешь. Париж — тоже очень быстрый город и Лондон. Это легко представить: центровые города всегда очень быстрые и безумные. Я не знаю, так ли это в Москве, но в Нью-Йорке к этому добавляется еще и безумная энергия шумового загрязнения, это очень шумный город: машины гудят, шумят отбойные молотки…
— Да в Москве то же самое.
— Правда? Хорошо. У этого есть положительная сторона: это создает много энергии. Но есть и отрицательные последствия: это создает постоянный фоновый стресс.
— Именно поэтому в конце рабочей недели чувствуешь себя совершенно бессильным, вымотанным…
— Это как будто парализует, правда?
— Да, иногда единственная мысль — это желание просто уехать. Или хочется просто остаться в своей квартире и не шевелиться, даже не читать. Потому что больше не хочется никакой новой информации.
— Это перевозбуждает. Так что хорошо время от времени куда-то уезжать.
— Есть ли у вас какое-то любимое место? Что-то вроде hide-away?
— Прошлым летом мы с семьей на месяц уехали в маленький городок в бухте в штате Виргиния.
— Значит, это было где-то поблизости от того места…
— …где я родился.
— …где вы родились?
— Да, именно! Я не помню, чтобы с тех пор я с таким нетерпением ждал поездки куда-то еще. Это городок вдали от цивилизации, очень тихий, и у меня была прекрасная возможность действительно сосредоточиться на рисовании, вдали от всего на свете. Это то место, куда я действительно стремлюсь поехать. Путешествия меня в целом тревожат, потому что, когда я в аэропорту или в самолете, я чувствую, что это далеко не лучший способ использовать мое время, так что меня это расстраивает.
— А как лучше всего удается использовать свое время? Помимо искусства и студии? Может быть, с детьми? У вас две дочери, правильно?
— Да, две маленькие девочки, одной год, другой четыре. Когда я с ними — это самое лучшее времяпрепровождение для меня. Мы вместе рисуем, когда они приходят в студию. Я уже объясняю старшей, что такое цветовой круг, что бывают базовые цвета, переходы между ними… Так что это второй по значимости для меня способ проводить время. Но должен сказать, он «далеко на втором месте». Как бы сильно я ни любил своих дочерей, меня не было и нет рядом, чтобы быть хорошим отцом. Я понимаю, что это может звучать не очень приятно, но так уж сложилось.
— Зато откровенно. Это не может быть плохо или хорошо, если это правда. Это что-то, что нельзя игнорировать.
— Да, именно. Наверное, в противном случае я был бы вечно расстроенным отцом. В конце концов, я здесь для того, чтобы делать свою работу.
— Вероятно, именно потому, что вы так откровенны с окружающим миром и самим собой, вы в общем похожи на человека, который нашел баланс между своей работой и жизнью.
— Почти.
— Почти?
— Я над этим работаю. Например, сейчас я заканчиваю ремонт у себя дома с целью обустроить там свой офис. Сегодня моя студия в Нью-Йорке находится в восьми минутах ходьбы от дома, это довольно близко, но я все равно пытаюсь обустроить студию дома, чтобы проводить там больше времени, занимаясь своими проектами.
— А вы помните тот день, когда в вашей жизни возник проект Hennessy?
— Конечно.
— Как это произошло?
— Это очень скучная история.
— Скучная?
— Я получил письмо по электронной почте. Письмо пришло совершенно неожиданно, и в нем говорилось, что Hennessy хочет поработать со мной. Я уже был знаком с этой программой, потому что мои друзья до этого участвовали в ней в роли художников. Так что, прежде чем ответить на письмо, я просто связался с ними для рекомендаций. Поэтому с самого начала я знал обо всех плюсах и минусах. И, отвечая на ваш вопрос, могу сказать: да, я все помню, но это не очень-то волнующе, когда ты просто получаешь электронное письмо. Это, наверное, не самый лучший ответ, но это ведь всего лишь очередной проект.
— Очередной проект, то есть просто возможность заработать.
— Да-да, именно. Просто разовый коммерческий проект. Такие проекты для меня — это возможность… Это возможность поработать с этикеткой, коробкой, упаковкой с художественной точки зрения. Я не думаю, что это создание произведения искусства, это обращение к продукту. Это совершенно отдельная тема.
— А другие проекты такого рода… я слышала, что вы работали с Reebok?
— Я делал обувь, работал с Reebok, я делал футболки для Uniqlo, я делал скейтборды и футбольные мячи, разные вещи. Поэтому проект не был для меня необычным. Это часть моей привычной практики.
— Создаете ли вы что-нибудь для своих дочерей, кстати? Какие-нибудь футболки?
— Конечно, а как же! Картины, футболки… Мы проводили художественный праздник для дочек. Старшую зовут Evelyn Flower (Цветок Эвелин), а младшую Maxine Violet (Фиалка Максин), так что они обе цветки. Пришло много друзей, и в студии мы сделали много детских футболок, которые гости забрали с собой в подарок. Я все время делаю им футболки, покупаю блокноты, у которых раскрашиваю обложки и делаю на них логотипы с именами девочек. Да, я все время делаю что-нибудь для дочек.
— Я вижу, как ваше лицо меняется, когда вы говорите о своих дочерях и о своем искусстве — оно совсем другое, когда вы говорите о своих коммерческих проектах. Я вижу, что для вас велика разница между искусством, семьей и коммерцией.
— Да, конечно, это всего лишь проекты. Меня удивляет, когда люди говорят, что ботинки — это все равно что чистый холст. Ведь это не так, это просто продукт, и надо думать прежде всего об удобстве его использования. Было бы глупо делать какой-то красивый продукт, который бы не работал, или футболку, которая была бы непригодна для жизни. В конце концов, цель всегда в том, чтобы продать Hennessy. Если дело касается ботинок, то давайте сделаем лучшие из возможных ботинок, а не просто какие-то глупые высокохудожественные ботинки или что-то, что не будет функционально.
— К разговору о функциональности: я помню, что была какая-то обувь с VIP-карточками…
— Да-да, как раз возник проект с Reebok, а я в то время провел у себя в студии так называемые «50 вечеринок», и я подумал: «А давайте сделаем обувь про вечеринку». И да, вы правы, кроссовки продавались с небольшой карточкой VIP-гостя, которая крепилась на бархатный шнурок, завязанный вокруг ботинка. Они были черные с красным, в соответствии с цветовой гаммой, в которой были выдержаны вечеринки.
Я сам по себе не любитель вечеринок, но мне нравится идея их создания, придумывания концепций для них. Мне нравится идея вечеринки как пространства, где люди могут обмениваться идеями и объединяться в круги по интересам. И это легло в основу проекта «50 вечеринок». Это было пять лет назад, а я до сих пор работаю над книгой, в которой пытаюсь объяснить этот проект. Но я уже скоро закончу ее. Для меня книги — это еще и психологическое начинание, так я могу разобраться в значении предыдущих проектов. И к тому же это способ в прямом смысле слова завершить главу, посвященную тому или иному проекту, поставить его на полку и сказать: «Теперь я точно с этим закончил». Так вот, я все никак не закончу с «50 вечеринками».
— Ходите ли вы в бары или рестораны? Может быть, у вас есть пара-тройка любимых мест в Нью-Йорке, куда вы ходите выпить или поужинать?
— Я стараюсь ходить в самые тихие и непопулярные места. Если мы с Тришей собираемся куда-нибудь на ужин, заходим в ресторан, а там много народу, мы сразу оттуда уходим. Я люблю, когда вообще никого нет или мало людей.
— Значит, вы со мной не поделитесь никакими названиями?
— Нет, часто от людей вроде меня ожидают какой-то список рекомендаций или название самого крутого заведения, но меня это все, честно говоря, только отталкивает, я этого не переношу. Так что, если я иду поесть суши, я даже не знаю, как называется этот ресторан, я просто иду туда, потому что там никого нет.
— А в Москве вы уже бывали в каких-нибудь ресторанах? Где, кстати, вы остановились? Four Seasons?
— Нет, там за углом… кажется, Park Hyatt? Вчера вечером мы ходили в «Доктор Живаго», это было очень здорово!
— Я сама очень люблю «Доктор Живаго», особенно завтраки там. Но это все же кухня времен молодости моих родителей, вы же понимаете, что русские люди не едят так каждый день и 40 лет назад так не ели. Но как все в целом обустроено, мне очень нравится.
— Мне понравилось. А потом мы еще пошли на крышу отеля Ritz Carlton. Оттуда открывается прекрасный вид. И это было прекрасно, потому что было уже поздно, и там было мало людей. И к тому же ночная панорама… Так что вот два места, куда мы успели сходить. И еще какой-то азиатский ресторан с кухней в стиле фьюжн — кажется, «Мистер…»
— А, Mr. Lee.
— Да, точно. Мы туда ходили несколько раз.
— Это достаточно популярные места.
— Да, я знаю, к сожалению! И в Нью-Йорке я бы ни за что не пошел в такие места, но это те заведения, которые нам рекомендуют, и мы туда идем. Хотя я сам был бы рад найти простое заведение с особенной атмосферой и местным колоритом. Кстати, когда я приезжаю в новый город, я люблю ходить в местные супермаркеты. Так много можно сказать о людях, которые там живут, просто посмотрев на то, какой они покупают сыр или зубную пасту. И я люблю покупать что-нибудь в местных магазинах, например зубную пасту, на которой все написано по-русски, и поставить ее у себя на полочке в ванной — это ведь так необычно. То же самое в Японии, где все по-японски и я вообще не понимаю, что написано. Это то, что я ищу.
— Вы пьете Hennessy?
— Конечно, я его обожаю!
— А, так значит, вы его обожаете! Вот почему вы согласились участвовать!
— Ну да, это тоже отчасти причина, по которой мне подошло это предложение. Я могу работать с этими дополнительными проектами только в том случае, если они для меня имеют смысл, если это продолжение моей собственной личности.
