В широкий прокат выходит долгожданный фильм Квентина Тарантино «Омерзительная восьмерка». Трехчасовое брутальное действо в жанре вестерн, состоящее из шести глав, главные роли в котором сыграли семь мужчин и одна женщина.
Posta-Magazine нашел
самые интересные высказывания самого, пожалуй, бесшабашного режиссера в истории Голливуда. Любителя женских ступней и большого киномана.
Соединенные Штаты приходят в себя после Гражданской войны. Перед зрителями — заснеженная долина, по которой едет карета. В ней двое — легендарный охотник за головами Джон Рут и опасная преступница. По дороге к путникам прибивается еще один охотник. Начинается снежная буря и эти трое вынуждены искать укрытие в лавке на отшибе, где уже прячется довольно-таки пестрая компания: генерал, шериф, мексиканец, француз и ковбой. Ну а закончится все, как обычно у Тарантино, массовым кровопролитием.
Этот фильм уже получил «Золотой глобус» за сценарий и, возможно, получит еще и «Оскар». Хотя Тарантино, по его собственному признанию, к этой премии относится весьма скептически. «Я кое-что заметил про „Оскары“, — говорит он. — Когда „Красота по-американски“ стала лучшим фильмом, это было как новая эпоха. Фильм про неудачников, крутой фильм, наконец выиграл. До этого у них всегда было так: был фаворит, голливудское кино и крутое кино. Знаете, любимец критики. И всегда, когда доходило до награждения, голливудское кино выигрывало. Лучший фильм, лучший режиссер. Ну а крутое кино всегда получало приз за сценарий. Это был такой утешительный приз за крутизну».
Он искренне уверен в том, что большие идеи портят кино, и что самое главное для режиссера — сделать хорошее кино. «Если в процессе работы тебе в голову придет идея, это отлично. Но это не должна быть Большая Идея, это должна быть маленькая идея, из которой каждый вынесет что-то свое», — утверждает режиссер. И мы ему верим, ждем и смотрим очередную картину, обсуждаем, спорим и снова ждем новую ленту. А Квентин, меж тем, успевает не только снимать свои киношедевры, но и смотреть работы коллег по цеху. В Голливуде он считается едва ли не самым большим киноманом.
Про «Омерзительную восьмерку»
Сейчас много говорят о проблеме расизма и превосходства белых. Мой фильм как раз об этом. Я в восторге, что люди сейчас горячо обсуждают эту проблему, которая всегда существовала в этой стране, но всегда задвигалась на задний план. Сценарий «Восьмерки» писался до того, как на общественных дебатах стали обсуждать тему институционального расизма. Фильм просто вышел злободневным. Хотя мы не пытались его таким сделать.
Мне очень нравятся парни, снявшиеся в моем фильме, но по-настоящему я люблю своих героев. А работа актеров в том, чтобы произносить придуманные мной диалоги.
Для «Восьмерки» я специально искал актерский ансамбль, в котором ни один актер не важнее другого. Брэд Питт или Лео и Каприо здесь бы просто не сработали.
Я всегда представлял «Омерзительную восьмерку» как вестерновую версию «Бешеных псов», и я подумал, что этот фильм как нельзя подходит для данного момента в моей карьере — как будто я прошел полный цикл. Для меня что-то в этом фильме просто кричало: «Девяностые!»
Работать в условиях холодной зимы все равно было, конечно, непросто. К тому же погода постоянно менялась, что все время вносило коррективы в рабочий распорядок.
О зрителях
Откровенно говоря, умные зрители — это не проблема для меня. Проблема — это тупые зрители. Но я думаю, что зрители и в самом деле становятся умнее — это просто влияние времени.
Про школу
Я ненавидел школу. Она меня угнетала. Я никогда не сек в математике. Я никогда не сек в правописании. Я всегда любил читать и интересовался историей. Для меня она была как кино.
До пятого класса я не умел кататься на велосипеде. Не умел плавать даже в старших классах. Я не понимал, как узнавать время до шестого класса. Я мог назвать целые часы и половинки, но когда дело доходило до чего-нибудь посложнее, бывал абсолютно сбит с толку. Я до сих пор не могу как следует сказать, сколько времени.
Я хотел быть актером с пяти лет. Я никогда не понимал подростков, спрашивающих что-то вроде: что ты собираешься делать со своей жизнью. Я знал, чем буду заниматься с первого класса. Я хотел стать актером, вот почему я бросил школу.
Про первый актерский опыт
Я никак не мог найти работу. По правде говоря, единственная законная работа, которую я получил, была роль в «Золотых девочках». Это была единственная работа, которую я вообще получил. Я играл роль двойника Элвиса. Я был Элвисом-деревенщиной.
Про мысли о самоубийстве
Я был готов на самоубийство. Собирался налить в ванну горячей воды и перерезать вены. Я действительно собирался сделать это. Знаете, когда три года думаешь об этом, это по-настоящему жутко. Что меня спасло? Это был сериал «Семейство Партриджей», он как раз должен быть начаться. И я подумал, о’кей, посмотрю его, а потом покончу с собой. И втянулся.
О матери и женщинах
Я не могу смотреть кино вместе с матерью, потому что она все время болтает. Ей на самом деле понравилась «Дикая орхидея», она считает, что это — потрясающий фильм.
Я не утверждаю, что я не буду жениться и не заведу детей, пока мне не исполнится 60 лет, но пока я сделал именно такой выбор и пойду по одной дороге, поскольку это — мое время, чтобы делать кино.
Если бы я хотел каждый вечер клеить новую девушку, это было бы совершенно потрясающе, но я не хочу. Мне особо не надо.
О кино и профессии
Все, в чем я не преуспеваю, мне не нравится.
Я фанатик кино. Я всегда мечтал его делать, быть частью этого мира. У меня богатейший зрительский багаж: от Николаса Рэя до Брайана Де Пальмы, от Терри Гиллиама до Серджо Леоне, от Марио Бавы до Жан-Люка Годара и Жан-Пьера Мельвиля, включая даже Эрика Ромера.
Я был морально готов к успеху. В том, что я создал, есть смысл, и мое имя останется в истории кино. Я всегда полагал, что у меня есть все для того, чтобы прославиться, но это произошло за такой короткий промежуток времени, что стало полной неожиданностью для меня самого. Я превратился в имя прилагательное раньше, чем предполагал.
О насилии
Фильмы о насилии не превращают детей в жестоких людей, максимум — в режиссеров-садистов.
Меня совсем не трогает, если кому-то в кино сносят полбашки из винчестера. Это всего лишь клевый спецэффект. Но меня по-настоящему занимают простые человеческие истории, те, которые я могу на себя примерить. Получить в живот очередь из винтовки — ну как можно на себя такое примерить?
Про стиль
Черные костюмы — это всегда круто. Знаете, нельзя одеть парня в черный костюм, чтобы он не выглядел немного круче, чем он есть на самом деле.
О жизни в Лос-Анджелесе
В Лос-Анджелесе жизнь вращается вокруг ресторанов. Независимо от того, зарабатываете вы 10 или 310 тысяч долларов в год, вам хочется пойти куда-нибудь с друзьями, вы говорите что-то вроде «Давайте пойдем чего-нибудь пожуем». В Англии говорят: «Пойдем пропустим по кружке», а здесь: «Пойдем позавтракаем, пойдем пообедаем, поужинаем, съедим по куску пирога». Свидания происходят за едой, друзей заводишь за едой. Странно.
О себе
Я никогда не беспокоился, что обо мне могут подумать, потому что искренний человек всегда узнает искреннего человека. Нормальные люди всегда меня поймут. А люди, которые сами полны ненависти и хотят всех подловить, будут спускать на меня всех собак. Другими словами, если у тебя проблемы с моими фильмами, значит, ты расист. Буквально. Я действительно так думаю.
Все, что случается со мной, даже если это никак не связано с тем, что я делаю, неизбежно проникнет в сцены, которые я снимаю, потому что я хочу, чтобы сердца моих героев бились по-настоящему. Если вы действительно знаете меня, вы удивитесь, как много мои фильмы рассказывают обо мне.
Мне уже 52 и я заметил, что с возрастом становлюсь мягче. И, пожалуй, я рад этому. В молодости я был довольно зол, но сейчас у меня действительно прекрасная жизнь. Это же очень редкая ситуация — быть художником в моем положении. На что мне вообще злиться? Я могу раздражаться, но в целом я стал мягче. Жизнь слишком коротка.
Детали от Posta-Magazine:
«Омерзительная восьмерка» — с 14 января во всех кинотеатрах страны
