КиноБизнес изнутри с Ренатой Пиотровски: интервью с актером Милошем Биковичем

В Сербии я сейчас играю в двух спектаклях. В «Даме с камелиями» в нашем Национальном театре и в спектакле «Когда цвели тыквы», сербского писателя Драгослава Михайловича. Театр для меня — жизненная необходимость. Живой контакт со зрителем требует определенного вида концентрации, это как «качалка» для спортсмена, актерский «фитнес», без которого нельзя оставаться в хорошей форме. Когда ты можешь держать 300 или 500 живых душ в зале, когда ты владеешь их вниманием и можешь манипулировать им, тогда ты можешь быть рассказчиком истории. И тогда и в кадре ты можешь управлять своим образом, концентрировать энергию. А обмен энергией — это суть контакта.

Важно постоянно наблюдать за реакциями людей, раскладывать эмоции на составляющие. Это у нас называется — инвентарь. Умение плакать, смеяться, кричать. В театре ты постоянно вырабатываешь новые средства, когда по три месяца ежедневно готовишь спектакль, — и потом этим «ружьем» пользуешься в кино. А вот текст для театра и кино мы учим по-разному: для площадки выучил — и через два дня ты его не помнишь, а театральный текст ты помнишь годами, потому что запоминаешь его на другом уровне: текст зашел глубже, он там утонул и там лежит.

В театре перед спектаклем я всегда выполняю некоторую актерскую «зарядку», как меня учили в белградском ВУЗе. А на съемках в кино иногда готовиться вообще не надо — например, лучше не отрабатывать сцену без партнера, потому что ты пойдешь в каком-то своем направлении, заучишь текст в своей манере, тогда как партнер, может быть, совсем по-другому будет чувствовать эту сцену. Для кино я иногда вообще не учу текст: изучаю, но не учу. Хотя, например, у Михалкова продумана и важна каждая запятая. И там упустить запятую — это будто недовыучить Шекспира. С другой стороны, и у Шекспира можно менять текст — но это тоже надо уметь делать. Надо сначала достичь уровня Шекспира.

Почему фестивальное кино порой так тяжело смотреть, а так называемое коммерческое кино переживает пик? Потому что человечество потеряло возможность думать на тяжелые темы, оно настолько перекормлено трагедиями и страданиями через СМИ, всякими вирусами, социальными несправедливостями, экономическими кризисами, угрозами «холодной войны», что, насытившись этим в реальной жизни, человек не может смотреть это в искусстве. В искусстве он впадает в эскапизм, он хочет сбежать от мира, хочет чего-то хорошего и доброго. Если ты хочешь заниматься искусством не ради выполнения своих амбиций — смотрите, какой я крутой и талантливый, — а рассказать историю, ты должен пойти таким путем, чтобы тебя услышали. И это не компромисс, это подвиг.

Тотальный фильм — это кино, которое имеет в себе те художественные элементы, тот посыл, который позволит картине стать популярной. И это очень важно. Мы почему-то всегда считаем, что популярный — это что-то пошлое, глупое, но это не всегда так. «Джокер» популярен — но это не пошло, а прекрасно. Это история о том, как человек не находит даже частицу любви, чтобы за нее схватиться и не сойти с ума. И он сходит с ума и становится дьяволом. Это библейская история, рассказанная так, чтобы ее хотели смотреть. Это не фастфуд, а кино, которое говорит о том, что сейчас актуально, и тем языком, который сейчас зрителю понятен. Такими тотальными фильмами были «Утомленные солнцем» Михалкова, «Андеграунд» Кустурицы. Важна актуальность, которая происходит от искренности выражения, а не из желания быть актуальным.

Я занялся продюсированием, потому что мне не хватало проектов. Я понял, что как актер постоянно жду хороший проект, а как продюсер, могу сам увеличить шансы, что этот хороший проект меня найдет. Кроме того, я понял, что актеры находятся под воображаемым стеклянным колпаком, в каком-то детском мире. А если ты режиссер, если ты продюсер, это совсем другой мир, потому что ты должен нести ответственность за то, что происходит на площадке, тебе нужно понимать, что делать, когда тебе угрожают по телефону какие-то непонятные люди, которых наняли, чтобы машина была в кадре, ты знаешь, как в деревне торговаться, чтобы человек дал тебе овцу, потому что она тебе сейчас нужна в кадре. Но продюсер я пока начинающий: я продюсер-ребенок, тут есть ребята и поопытнее, и посильнее.

Я захотел снять «Отель Белград», чтобы люди приезжали к нам в Сербию, чтобы у них появилось желание туда съездить, что-то почувствовать, что-то прожить, увидеть, послушать. Страна умеет влюбить в себя. Знаете, что режиссер фильма «Лед» Олег Трофим и режиссер фильма «Отель Белград» Константин Статский назвали своих сыновей именем Савва? Я всем рассказываю, что это потому, что они были в Сербии и узнали, что основатель нашей церкви — архиепископ Савва. Может, это и не так, но я всем так рассказываю и буду рассказывать, сколько бы они ни обижались! (Смеется.) Так что я обратился к ребятам, которые делали «Отель Элеон», предложил им идею, она им понравилось — и все завертелось. И я в главной роли. Хорошо быть продюсером! (Смеется.)

Мой «Инстаграм* (*Meta Platforms Inc. (Facebook, Instagram) — организация, деятельность которой признана экстремистской, запрещена на территории Российской Федерации)» — это бизнес-проект. Меня этому научила Равшана Куркова, и я ей за это очень благодарен. Но это не значит, что я там не могу выложить стихи или фотографии. Да, сейчас это мое маленькое частное СМИ, за которое мне иногда платят деньги, и я редко публикую фото своих пальцев, своей собаки, голубя, которого я встретил на улице, или облака, которое меня увлекло.

Генеральный продюсер проекта: Аниса Ашику
Фото: Александр Толстов