Чаще всего интервью со звездами кино, режиссерами и продюсерами берут для СМИ журналисты или критики, которые могут блестяще говорить о предмете и разбираться в нем, но те, кто работает непосредственно в индустрии, знают большее количество деталей и подводных камней.
Фото: Александра Погиба
Генеральный продюсер проекта: Аниса Ашику
Поэтому для интервью и репортажей в нашей рубрике «КиноБизнес изнутри» мы пригласили в качестве ведущей Ренату Пиотровски — профессионала индустрии. Сегодня ее собеседник — американский актер Джон Сэвэдж, который в этом году вошел в жюри Московского кинофестиваля.
О силе кино
Для чего я иду на фильм? Чтобы обо всем забыть, чтобы открыться новому опыту. Примерно с теми же ощущениями я читал книги, когда был маленьким мальчиком. И теперь я смотрю телевизор, хожу в кино, чтобы оказаться в реальности, в которой живут люди на экране — будь то Россия XVII века или старая Европа. Когда фильм заканчивается, я как будто пробуждаюсь и думаю: «Ого, я был там!» Если картина задевает меня эмоционально, у меня просто мозг отключается: я не могу контролировать свои чувства.
Плохого кино не бывает
Конечно, в кино иногда встречается перебор, но в целом я очень непредвзято ко всему отношусь. Да, это не всегда умно, но меня все устраивает. Мне нравятся и плохие, и хорошие люди. Что касается кино, то для меня важно, как фильм во мне отзовется. Иногда картина может мне не понравиться просто потому, что атмосфера не та: например, я пришел в кино не с теми людьми. К тому же, становясь старше, я все чаще не отпускаю себя туда, где могу открыться слишком сильно. Допустим, если на экране рассказывают правду о храбрости и жертвенности, физическом напряжении, потерях и боли, иногда я предпочту посмотреть что-нибудь другое. Порой нелегко смотреть детские фильмы.
Я могу извлечь многое из фильмов о войне в Афганистане, о потерянных солдатах, недоумевающих, что же им делать со своей жизнью, с этим бременем. Об их женах, проживающих это безумие внутри себя. Но меня также трогают и простые истории о двух старых людях, которые уже ничего не ждут от будущего и радуются каким-то мелочам, приходят к пониманию, что такое высшая сила, растут духовно.
Цените настоящее
Настоящее — это подарок. Здесь и сейчас. Вот и все.
О «Движении вверх»
У фильма о баскетболе, который мы делали в России, особый дух. В сценах с моим участием было очень много людей: тысячи человек массовки на стадионе, множество актеров, два тренера… И знаете что? Поскольку по большей части все происходило на другом языке, это было намного легче, чем слушать, как аналогичного размера толпа говорит по-английски. Я легко отвлекаюсь, а тут звуковой фон был больше похож на музыку. Команды играют — как будто задают ритм. Кто-то крикнет: «Па-па-па!», а потом — другой: «Лалала-лалала!». При этом все были полностью вовлечены в процесс, даже когда мы снимали масштабные сцены и приходилось несколько раз делать все заново. Я как будто наблюдал за матчем и думал: «О, отличная комбинация!» или «Надо повторить!». В перерывах мы с парнями могли немного побросать мяч в корзину, пока кто-то опять не скажет что-то по-русски — мол, «Поехали!».
Не люблю много разговаривать
Я вообще не люблю слишком много разговаривать: мне больше нравится думать о других людях и других вещах. У меня были фильмы с кучей реплик, с очень длинными диалогами. Но, если все вокруг говорят на другом языке, мне не остается ничего другого, кроме как оставаться в своем собственном мире, и это очень важное ощущение, которое я пытаюсь поддерживать, даже когда принимаю участие в работе над американскими фильмами. У некоторых актеров эта потребность выражена особенно ярко, но она вообще возникает не просто так. Когда ты все время кого-то играешь, притворяешься, тебе важно сохранять себя.
О российских кинематографистах
Я очень уважаю российских артистов и режиссеров. Никиту Михалкова. Андрея Кончаловского. У режиссеров разные подходы к работе, но Кончаловский умеет привнести в фильм музыку человечества, музыку истории. Он сам и есть музыка.
Вообще-то ты можешь умереть
Люди часто начинают делать что-то с воодушевлением и страстью, чтобы изменить мир, сделать его лучше, а потом сталкиваются с последствиями. Например, молодые парни, которые отправляются в армию, порой думают: «Да, я действительно хочу скорее начать обучение, выпрыгивать из самолета, воевать!» Я работал с некоторыми из них, имел возможность с ними побеседовать. Они такие молодые. Некоторые намного круче меня — крупные, сильные. Кто-то говорил: «Я играл в футбол, вот посмотрите на фото. А это моя жена, мы ждем малыша, но мне нужна работа, я должен пойти в армию». Очень много мужчин идут этим путем. Теряют ноги, подорвавшись на самодельных взрывных устройствах. Иногда спрашиваешь у кого-то из этих парней:
— Ты в порядке?
— У меня все отлично!
— Каково быть военным на самом деле? Похоже ли это на то, что показывают в кино, по телевидению?
— Вообще-то ты можешь умереть.
Война и женщины
В военные действия в Афганистане, в Саудовской Аравии, в Ливане вовлечены все больше женщин: например, именно они оказывают медицинскую помощь. Это отражается даже в кино: в одном фильме я играл отца женщины-врача. Когда по сценарию произошел взрыв, мужчина-сержант уже не мог взять на себя командование — он умирал. А женщина приказывала: принесите этого мужчину, держите его ладонь, спасайте голову, подайте то, принесите это. Так и в жизни.
Кто такой американец?
Как мы умудрились избрать человека по фамилии Трамп? Я не знаю. Страна в большом замешательстве. Некоторые говорят: «Да, нам нужен Гитлер! Не он конкретно, но сильный лидер! Мы должны защитить Америку!» Что это значит? Знаем ли мы вообще, что такое Америка, кто такой — американец? Скажите мне, кто? Индеец? Так их было три сотни племен. Кто из них был мексиканцами, а кто — нет? Внутри США сегодня как бы зашито множество стран, но при этом все их представители — американцы. На кого они работают? На свои семьи русских американцев, на свои семьи американских мусульман.
У меня есть пасынок, ему сейчас сорок девять лет. Моей дочери, кстати, столько же. Так вот, он уехал очень молодым, чтобы вернуться, получить образование в Америке и Мексике, начать работать в том числе в кино. Теперь он руководит студией и приезжает выступить перед нашим Конгрессом. Его зовут Хосе Коэн. Фамилия еврейская, а семейные корни — мексиканские, французские, еврейские и мои. Смесь, образовавшаяся за сто пятьдесят лет. И в России, и в Советском Союзе народы смешивались. Среди жителей вашей страны нельзя выделить, например, «московских россиян». Я вот ездил в Сибирь, любовался по весне прекрасным: на мили вокруг — сплошные цветы. Чудесные цвета: пурпурный, голубой, зеленый, желтый, оранжевый. Я был в восторге. Но ведь люди — они как эти цвета, как цветы. И если мы начнем сотрудничать, может быть, у нас все будет в порядке, правда?
Об американских проблемах
Чувствую ли я себя в безопасности в современной Америке? Не знаю. Но я знаю, что одна из крупных наших проблем — постоянное и, на мой взгляд, идиотское перенаправление инвестиций в новые отрасли. С самого детства вокруг меня ходили разговоры о том, что мы можем делать водородные двигатели — очень легкие. И маленькие автомобили — не такие тяжелые, как старые. Мне шестьдесят восемь лет, и пятьдесят из них я слышу эти рассуждения. А еще — разговоры о солнечной энергии.
В плане секса мне очень повезло
Я не пью и не курю, а в плане секса мне очень повезло: я старше своей спутницы Бланки Бланко и очень рад, что у меня есть возможность разделить свою жизнь с этой молодой женщиной. Она получила отличное образование и работает в сфере психологии, помогает людям, больным раком. Она трудилась в хосписе, когда по моим меркам была еще ребенком. У нее — удивительная судьба. Они бежали в США из Мексики, пересекли пустыню, ее родители не говорили по-английски, а она с братьями и сестрами вынуждена была целыми днями собирать яблоки в штате Вашингтон. Без отопления, без проточной воды, без туалетов. Работу на фермах им помогала найти бабушка: она уехала в Америку совсем молодой, вышла замуж, открыла маленькую забегаловку. Сегодня все дети окончили колледжи, получили магистерские степени. Образование — это главное.
Бланка Бланко
Больше женщин в политике
Я считаю, что нам нужно больше женщин в политике — как в странах с древней конституцией. Есть мнение, будто при составлении Конституции США были заимствованы идеи коренного народа — ирокезов. Но какие-то вещи отцы-основатели все-таки выкинули. Например, в традиционных культурах были женщины — старейшины племени, которые также назначались женщинами и имели высокое положение. Нам тоже нужно, чтобы общину представляли пятьдесят процентов мужчин и пятьдесят процентов женщин. Чтобы их было поровну в Сенате, в Конгрессе, в советах директоров корпораций. Почему? Потому что одна женщина может действовать скорее в личных интересах, а когда они вместе, у них больше силы, они внимательнее наблюдают за мужчинами и другими женщинами. Они поддерживают друг друга.
Сейчас один мужчина хочет превратить историю нашей страны в авантюру, в азартную игру. У США есть деньги, но мы вложим их в огромную аферу, пойдем на поводу у алчности. А ведь мы копили эти деньги на строительство школ, на улучшение качества воды. Хотели вкладываться в новый бизнес, обеспечивать налоговые льготы для инвестиций. Америка очень меня огорчает, и я думаю, что именно женщины могут исправить ситуацию.
Люди не видят изменений
Я вижу в Москве много новых машин, но знаю, что здесь по-прежнему есть те же проблемы, что и в Америке: наркотики, бездомные, дети, которые рождаются в нищете. Это так несправедливо, ведь в некоторых сферах мы добились большого успеха. Но люди все равно не видят изменений, в которых нуждаются. Не могут найти работу, понять, что им делать со своей жизнью. Мы видим, как на протяжении долгих лет существуют очень бедные населенные пункты. Снаружи они вроде как неплохи, но живущие внутри люди ими не владеют. Они не могут взять ссуду. У тебя сгорел дом? Очень жаль. Возможно, его сожгла преступная банда, и страховку ты получить не сможешь. Впрочем, в Америке решить эту проблему пытаются богатые спортсмены — атлеты, зарабатывающие миллионы. Многие из них берут свои деньги и возвращаются в бедные районы, откуда они родом, и говорят: мы построим кинотеатры, баскетбольные площадки и магазины с более низкими ценами.
О санкциях
Мировая экономика растет, и Россия тоже является ее частью. Для меня как для американца в санкциях нет ничего хорошего. Но наш президент сказал, что санкции — это только для компаний, которые производят химическое оружие. Да? Ну окей. Звучит страшновато.
Я видел, как стреляли по Белому дому
Однажды я снимался в Москве. Это был мой первый фильм совместного производства: другой страной-участницей была Италия. Я наблюдал, как танки проезжали мимо гостиницы «Украина». Видел, как стреляли по Белому дому. В один из дней съемки шли возле церкви, снаружи Кремля. Мы услышали шум, выглянули, и оказалось, что это сдающий задом танк. Никто не знал, что делать. Танк открывается, из него выходит молодой человек. Он смотрит на нас, мы — на него. Он закуривает и говорит: «Продолжайте». И мы продолжили. Но я навсегда запомнил это чувство, когда ты видишь, как солдат получает приказ и ждет, сам не зная, чего именно. Возможно, молится. Впрочем, я сомневаюсь, что солдаты молятся. Солдаты — люди, которые не просто участвуют в исторических событиях: они сами их создают. А тот человек просто стоял — и курил.
Об интернете
Я пользуюсь интернетом, но там происходит столько всего одновременно. Мне приходится десять минут смотреть на экран, чтобы найти то, что мне нужно. С другой стороны, я вижу людей, которые каждый день сидят в кофейне со своим компьютером, и они явно делают что-то конструктивное. Так что я уверен, что интернет — конструктивен.
Хочу быть человеком мира
Мне бы хотелось иметь возможность и дальше путешествовать, увидеть новые места — в той же Москве. Может быть, я выучу новый язык и смогу сказать по-русски что-то еще, кроме «Я не понимаю». Я хочу оказаться за пределами Москвы, прогуляться на природе, увидеть города Золотого кольца. Встречать художников. Рыбачить на озере. Ощущать себя человеком мира. С людьми иногда бывает страшновато, но в то же время очень волнительно, очень здорово.
