Персоны

Эксклюзивный проект Posta-Magazine:

В рамках своей колонки наш колумнист, общественный деятель и владелица школы танцев Prime Academy Катя Лиепа начинает серию эксклюзивных интервью с самыми успешными и интересными героями современной России.

Все мы иногда читаем книги по психологии: о правилах и ошибках, секретах успешных людей, их крылатых фразах и примерах из учебника под названием Жизнь. Все в этих книгах хорошо, кроме одного: их герои — не из нашей жизни. То, что сработало у них, может не помочь нам. И наоборот. Поэтому Катя решила встречаться с реальными героями нашего времени и узнавать: какие секреты успеха действительно работают сегодня, здесь и сейчас.

Давид Якобашвили

Фото Jan Coomans

Мой сегодняшний герой —

известный предприниматель Давид Якобашвили. Основатель компании «Вимм-Билль-Данн», вице-президент и член Бюро Правления Российского Союза промышленников и предпринимателей — это лишь немногие сферы его деятельности. Прагматичный бизнесмен с деловой хваткой, но человек ранимый и в чем-то подчас сомневающийся, он преодолел огромные трудности, с которыми столкнулась его семья, и не потерял интерес к жизни, собрал уникальную коллекцию антиквариата и достиг уровня «форбса». Давид Якобашвили любит жизнь, скорость, гонки на мотоцикле по Европе и песни Высоцкого.

Герой интервью в фотообъективе Кати Лиепа, на съемке в Монако:

— Давид, вы родом из Грузии, родились в Тбилиси. Расскажите немного о себе, что это было за время?

— Я 57-го года, родился вскоре после войны, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Война еще очень ощущалась — еще шептали, о политике старались вообще не говорить. Моя тетя до сих пор говорит только шепотом и избегает разговоров на политические темы. А ей 92.

— Каково в этот тяжелый период пришлось вашей семье? Кто-то из родных пострадал?

— Да, репрессии коснулись всех мужчин в семье. Отец сидел, дед сидел…

— А чем занимались родные?

Дед был сапожником. Из бедной семьи. Потом начал ездить в Китай, там разбогател и, в конце концов, стал поставщиком двора Его Императорского Величества, поставлял кирзовые сапоги для русской армии во время Первой мировой войны. Вот у меня даже фотография есть: дедушка с бабушкой в Варшаве, он 1884-го года, она — 1894-го. Дед ее украл, когда ей 16 лет было. Они жили в Кутаиси, там родился папа. После революции в 1919 году у них все отняли и они бежали в Стамбул. Дед мне рассказывал, что у него тогда на счете в банке был миллион и 200 тысяч золотом. Все конфисковали, и еще четыре дома отобрали. Моя тетя родилась уже в Стамбуле, а в 1923-м они вернулись в Грузию, и деда сразу же взяли. Но потом выпустили — помог Орджоникидзе. Они очень дружили с дедом и помогали друг другу всегда. Из Тбилиси семья переехала в Ленинград, где Орджоникидзе устроил отца в мореходку. Отец стал главным судовым механиком, стал ходить в дальние плавания. С 1928 по 1938 годы он служил в торговом флоте: и в Нью-Йорк, и в Гавр, и в Лондон ходил — обошел много стран. А когда Орджоникидзе расстреляли, посадили и деда, и отца. Дед отсидел меньше двух лет, а отцу дали восемь. Отец сидел в лагере в районе Астрахани, туда приходили американские грузовики «студэбейкеры» и он их чинил. Это его спасло от штрафбата. А мама в эти же годы пережила войну в Москве. Отец ее, мой второй дед, был занят на винно-коньячном заводе «Самтрест». Мама моя работала в ресторане «Арагви». Жили они на Трубной. Мама, как и вся молодежь, дежурила на крышах, тушила бомбы во время войны — защищала Москву.

— Как складывалась судьба ваших родителей в непростое послевоенное время?

—  Родители переехали в Грузию в 1950-м, а поженились тремя годами раньше, когда отец вышел. Вся семья отца прошла блокаду — бабушка, две тети и дядя. Одна тетя в середине блокады смогла прорваться и попала в Сибирь, и только после войны все собрались в Грузии. Детство мое прошло наполовину там, наполовину в Москве: у бабушки с дедушкой по маминой линии в Доме композиторов на улице Горького была квартира. Потом после смерти деда ее разменяли: трехкомнатную в Москве — на однокомнатную в Тбилиси, тогда цены были такие. Но и в тбилисской квартире пожить бабушке было не суждено. Одному грузинскому министру (не буду называть его имя) квартира приглянулась и у бабушки ее отняли — отдали министерской теще. Бабушке пришлось к нам в Тбилиси переехать.

Бронзовая эмалированная ваза по рисунку А.С. Каминского. Фабрика серебряных и бронзовых изделий А.М. Постникова. 1885 год

— Как странно, мало что поменялось сейчас! Родители вас строго воспитывали?

— Мама чуть более строгая была, а папа совсем нет… У меня есть еще сестра и был брат, но он в три года умер. Мама тогда почти помешалась…

— А какое ощущение от детства?

— Тяжелое!

—  Но ведь дети часто воспринимают мир совсем по-другому, живут своими ощущениями…

—  Нет, у меня тяжелые воспоминания, очень много было горя — и вокруг, и в семье. Нищета вокруг послевоенная. Зависть.

— Часто люди в детстве ставят перед собой определенные установки, даже не понимая, насколько мысль сильна и материальна. Вот я вырасту и куплю самолет, полечу в космос, стану богатым… У вас были такие мысли?

— Нет, я просто хорошо учился, играл в футбол, плаванием занимался, даже в каких-то соревнованиях участвовал, мечтал стать дипломатом

На втором плане: интерьерный гарнитур в русском стиле «Отдых во время жатвы». Автор М.А. Чижов (1838-1916)

— Хотели стать дипломатом, чтобы элегантно разрешать сложные ситуации, или это было желание увидеть мир и вырваться из-за железного занавеса?

— Именно, была мечта! Отец рассказывал, что мир повидал, и я тоже мечтал — ведь тогда никуда нельзя было поехать. Например, сестре удалось съездить в Польшу, и она еще долго об этом рассказывала. А потом в 60-х многие начали уезжать в Израиль, в Германию… В старших классах я учился в физико-математической школе, потом снова попал в школу с биологическим уклоном и решил поступать на медицинский. Вообще, мечтал о дипломатической карьере, но в дипломаты не взяли бы: отец сидел, да еще такая фамилия… А медицина мне нравилась.

На первом плане: скульптура «Одалиска», выполненная в хрисоэлефантинной технике. Франция, Париж, художественная студия (мастерская), рубеж 1890-1900-х годов, авторская модель Eugene Barillot

— Учиться интересно было? Медицина захватила вас?

— Да, и я серьезно готовился поступать на биофак в Москве, но потом поступил в первый попавшийся вуз — в тбилисский Политех. Тогда мамы уже не было и далеко уезжать от семьи было неправильно. Поступил я в 1974-м, а в 1976-м взяли отца — он занимался производством. Семью нужно было кому-то содержать и я бросил учебу, пошел работать в «Метрострой» чернорабочим по ночам, а днем работал в металлургической лаборатории, где платили 60 рублей. В «Метрострое» получалось до 300 руб. — там 10 рублей за ночь платили. В конце 1977-го удалось устроиться в «Военторг». Начал заниматься звукозаписью. Потом научился немного ремонтировать аудиотехнику. Я мог бы закончить Политех заочно, сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что мог бы все успеть, но некому было меня направить.

— Удивительно и, не скрою, очень приятно, что человек, достигший таких высот, с самого детства не боялся никакой черной работы.

— А чего бояться? Так я зарабатывал и зарабатывал честно. В 1981-м мы продали дом в Тбилиси — нам пообещали, что если возместим исковые требования, отца выпустят. Мы возместили, но на суде прокурор попросил расстрела. Суд «смягчился» и расстрел заменил на 15 лет тюрьмы. Отца так и не выпустили. В 1984-м он умер в тюрьме, отсидев 8 лет. Мне было 27…

—  А вы с ним виделись? Что отец вам советовал, как вы оба переносили эту суровую, безвыходную несправедливость?

— Да, к счастью, была у меня возможность его видеть… Говорил, что все будет хорошо — что он еще мог сказать? И очень хотел, чтобы мы уехали.

— Он говорил о несправедливости, это его беспокоило?

— Да нет, все понимали: это был двойной мир, обман. Говорили одно — делали другое. Сплошная ложь.

— Почему же не уехали?

— Без отца я не мог уехать. А когда он умер, я сразу стал искать возможности покинуть страну. И нашел… Женился на финке, уехал в Германию, затем в Финляндию, потом перебрался в Швецию. В Швеции пошел в полицию, получил вид на жительство, добрые люди мне помогли найти работу, дали гарантию для банка, по которой я смог взять кредит. Я купил квартиру в 18 квадратных метров к концу года, потом машину, и занялся извозом. Не гнушался никакой работы — занимался уборкой домов, офисов.

— Как складывалась непростая жизнь за пределами Родины? О чем думал молодой Давид, что планировал, о чем мечтал?

— По-разному. Иногда становилось так больно и плохо, что слезы к горлу подступали. И думал: «Только вперед». Хотелось найти настоящее дело!

И в итоге познакомился с хорошим человеком, звали его Якоб Ханов (и сейчас, конечно, зовут). Был у него, помимо всего прочего, талант к языкам: знал польский, русский, немецкий, шведский. Через него появились полезные знакомства. Сначала я занимался фанерой и деловой древесиной: ездил в Ленинград, находил заводы, на которых размещал заказы на соответствующую продукцию, продавал затем это все в Германии и Швеции. Что-то удавалось зарабатывать. Это был первый настоящий бизнес, 1988-й год. Ханов же познакомил меня с Биллом Линдваллом, который возглавлял компанию «Черри». Под их руководством мы с партнерами поставили первые игровые автоматы в СССР, на которых можно было играть на рубли — в тот момент всего в двух гостиницах были автоматы, позволяющие играть только на валюту. В  1989-м мы установили первые 15 игровых автоматов в Питере в «Гостином дворе» — я сам их таскал и монтировал. И следующую партию установили в гостинице «Советской». И пошло и поехало.

На заднем плане: ваза. Россия, Москва. Императорское Строгановское училище. Начало XX века. Фарфор, синяя кристаллическая глазурь.

— Доход, наверное, серьезно увеличился. Не смутили лихие деньги?

— Ну, на меня и моих партнеров приходилось 25%, из них треть доходов — моя, так что не лихие, конечно, но главное, что пошел процесс и стало полегче. Затем я, опять-таки в партнерстве с друзьями, сделал первую свою гостиницу на корабле «Брюсов» в Северном речном порту Москвы. Мы арендовали корабль и сдавали каюты по 10 долларов за ночь. Потом придумали возить транзитных пассажиров, прилетавших в транзитную зону «Шереметьево», в короткие туры по Москве — арендовали автобус, договорились с погранслужбой, они выделяли нам пограничника, чтобы сопровождал транзитников. Получалась всем выгода.

— Гениально! Хорошая идея для 90-х!

— Нетривиальная! Потом появилась конкурирующая фирма с автобусами, а наш автобус вдруг сгорел дотла. (Смеется). Потом и у них самих, правда, автобусы сгорели, кому-то их бизнес тоже не понравился. В итоге мы все же с ними договорились. Купили новый автобус, и жильцов уже привозили к нам в отель… К 1988 году у меня уже была хорошая машина — новая Daihatsu.

Скульптура кабинетная «Наполеоновский гусар 1806 года» («Hussard 1806»). Россия / Франция, Париж, скульптор П.Н. Тургенев, 1899 год; отливка фабрики художественной бронзы братьев Сюсс. Около 1900 г.

Неф, фирма L. Neresheimer & Co, Германия, Ханау, 1911 г.

— Вы любите машины?

— Машина для меня была всегда главным средством передвижения, домом и офисом одновременно. Я на ней ездил в Ленинград и оттуда до Тбилиси. На ней возил компьютеры и ксероксы из Германии. Для Советского Союза это было большим дефицитом. Вообще, в Тбилиси и Москве ходил по министерствам и департаментам — искал, что бы полезного купить, чтобы продать в Швеции и наоборот.

—  А как дальше развивалась история вашего бизнеса?

— В 92-м мы начали строить казино, через год оно было готово, тогда же мы начали развивать бизнес, связанный с соками, и появился «Вимм-Билль-Данн».

— Вы ощутили, что этот момент — действительно качественный скачок, меняющий весь ваш бизнес?

— В 90-е мы также открыли салон красоты «Женьшень» и компанию «Тринити» — именно туда пришла работать секретарем моя будущая жена, мы поженились в 91-м. Сначала компания находилась на Садово-Кудринской, но потом этот дом купил Гусинский, и мы переехали на Подсосенский, арендовали там. В это время первыми получили дилерство «General Motors», создали страховую компанию, пивной холдинг, банк, первые GPS, мебелью занимались — в «Метрополе» номера обставляли, открыли пивной ресторан «Ангара» и неоновой рекламой занимались… В 1992-м начали с партнерами строить казино «Метелица», в 93-м открыли его.

— Вы часто сталкиваетесь с предательствами? Как нужно к этому относиться, как переносить, чтобы идти дальше?

—  Было тяжело… И предательство — это всегда тоже тяжело, потому что ты доверяешься полностью человеку и потом сложно пережить обман. Возможно, это какая-то грузинская чувствительность, но я это воспринимал близко к сердцу. Но это надо уметь пережить. Было же и много позитива. До 2000-го года шел мощный рост, точнее, оперирование, я тогда даже участвовал в создании с нуля компании «Билайн»: мы завозили оборудование, хранили его, оформляли таможенные декларации. Но, к сожалению, из этого проекта нам пришлось выйти, потому что все было на честном слове, а оформлять все на бумаге я тогда еще не научился, доверял людям. Было много проектов, что-то выстрелило, что-то нет, но всегда я понимал, что надо идти вперед. Зачем жить прошлым?

— Прощать надо?

— Конечно. Иначе у тебя же в голове это «свербит» и не дает покоя.

— Вы человек религиозный, верующий?

— Конечно. Не читал талмуды, но верю в душе. Бог должен быть с тобой. Вера в справедливость должна быть, вера в то, что все создано Богом не спонтанно, не просто так. Дарвин — умница, но быть материалистом сложно. Материя не исчезает, а переходит из одного состояния в другое, и я верю, что дальнейшая жизнь есть, мы живем одну жизнь в этой оболочке, но потом живем снова — пусть в другом измерении и даже в другом состоянии. Бог хранит тебя, если ты сам не вступаешь в сделку с собственной совестью.

Шахматный столик с фигурками. Литье, эмаль, дерево, полировка.
Подарок Ворошилову

— Я знаю, что сейчас у вас уникальная коллекция произведений искусства, которой позавидует любой музей. С чего все начиналось, как искусство вошло в вашу жизнь?

—  К искусству не было у меня тяги, слишком сумасшедшая была жизнь, но Билл Линдвалл, ставший к тому времени хорошим другом мне, смог как-то заразить меня своей страстью к коллекционированию. Билл был состоятельный, зажиточный человек, но при этом невероятно скромный, без пафоса — и ездящий на простом «Вольво», не швырялся деньгами и занимался коллекционированием. Он предложил мне купить его коллекцию, потому что дети не собирались продолжать его дело, несмотря на то, что собрание даже выставлялось в одном из стокгольмских музеев. Мне особенно понравились шарманки. Они напоминали о Грузии, и я решил, что дело того стоит. И пообещал ему, что когда-нибудь открою музей.

В этой первой коллекции были граммофоны, органчики, шарманки, аккордеоны, пианино, рояли, патефоны, куклы, часы… Что-то около 400 предметов было. После покупки он познакомил меня с коллекционерами, я стал бывать на аукционах и даже брал с собой маленького сына Мишу. Так постепенно коллекция начала расти.

«Рано». Андерс Зорн (1860-1920)

«Сцена похоти». Вилли Зитте. 1921 год

— Сейчас в ней более 15 тысяч экспонатов?

— Не меньше. Как-то я купил в подарок бронзовую вещь и не смог с ней расстаться: так начал собирать бронзу, серебро. Покупал все, что связано с музыкой, с Россией XVIII — начала XX веков, потом увлекся ювелиркой, табакерками, купил даже работу мастера Кехли, созданную для цесаревича Николая II. Сейчас в коллекции — и картины, и живопись, и фото, и гравюры, и литографии, и больше 30 000 носителей музыки в виде пластинок, роллов, цилиндров. Сейчас достраиваем музей, я хотел бы устраивать там музыкальные вечера, создать такую музыкальную гостиную — некую культурную точку в центре Москвы. Делать что-то доброе, для людей.

— А как появилась идея создать музей?

— Это та старая договоренность с Биллом, я же ему обещал. Я долго думал, где: просил Лужкова помочь, и он выделил мне помещение на Покровке, рядом с белорусским посольством. Но посольство попросило и я отдал им здание. Тогда белорусы и лично Лукашенко обратились к Лужкову. Мэр дал мне возможность выкупить землю на Солянке. Здесь и строю музей сейчас. Это огромная работа. Причем — денежная, да еще нужно получать массу разрешений.

— Когда откроется музей?

— Не буду зарекаться. Думал, в этом году, но не успеваю.

«Соколиная охота Ивана Грозного» В. Я. Грачев / Верфель. Бронза, литье, коричнево-желтое патинирование. Фабрика Карла Федоровича Верфеля

Статуя короля Кристиана IX Датского (дед Николая II). Копенгаген, 1888

—  Нет у вас ощущения, что в нашей стране культура многим не нужна? Такую инициативу, как музей, поддерживают не многие… Что нужно делать, чтобы обращать внимание на искусство, помогать тому, чем наша страна была сильна во все времена?

— Надо это воспитывать в людях — с воспитанием у нас плохо, слишком все политизировано. Многое могли бы сделать, но не делаем, и в этом — вечная наша беда.

«Веселье». В стиле ар-деко. Фердинанд (Фритц) Прайсс (1882-1943). Германия

«Любительница солнца». В стиле ар-деко. Фердинанд (Фритц) Прайсс (1882-1943). Германия

— Давид, у нас осталось совсем немного времени, поэтому я задам вам всего несколько блиц-вопросов. Что для вас роскошь и как представление о ней менялось с годами?

— В 20 лет я мечтал о «Жигули» с хорошими фарами и хорошим магнитофоном. У меня тогда был «Запорожец». Сейчас роскошь — это то, что я могу не думать о материальных благах. Я не хочу кораблей, не хочу больше квадратных метров, чем мне нужно, не хочу иметь свой частный самолет…

— Какие советы вы дадите тем, кто начинает свой бизнес в кризисное время?

— Верить в хорошее. Работать. Создавать. Идти вперед. Без движения нет прогресса. Учиться и учиться каждый день, самосовершенствоваться!

— А когда находит желание все бросить?

— У меня не бывает такого желания, поэтому специальных мотиваций мне не нужно. Зачем бросить? Предали? Иди дальше. Потерял? Опять найдешь!

— Все советуют всегда разделять бизнес и личную жизнь, находить время на то и на другое. Всегда ли вам удавалось это делать?

— Я не делю. Вся жизнь — бизнес. Но что такое личная жизнь: поесть, попить, пообщаться и покататься на мотоцикле? Зачем это как-то делить, все слишком взаимосвязано.

«Потерянная любовь». Аквамарин, бриллиант, платина и скульптурное золото. Генри Дунай

«Подставка для ожерелья». Фердинанд (Фритц) Прайсс (1882 — 1943)

— А жена в бизнес посвящена?

— У меня нет секретов — чтобы врать, нужно иметь хорошую память. А у меня ее нет. (смеется)

— Я знаю, что вы много времени проводите в Монако, и наша с вами встреча проходит здесь же. Какое ваше любимое место здесь?

— Здесь везде хорошо. Люблю ресторан «La Piazza», например.

— Ваши предпочтения в одежде? Любимые марки?

— Я всегда точно знаю, что мне надо, сам иду и покупаю. Без примерки, к примеру, мне легко покупать костюмы Boss. Хотя есть у меня и костюмы, купленные еще в Швеции в 1988-89 годах! Я не люблю новые вещи. Вот этот свитер, который на мне, я 15 лет ношу! Удобный и любимый. А здесь я вообще костюмы не ношу, потому что постоянно на мотоцикле. Я купил себе водный мотоцикл, а еще Jet Lev — летающий такой ранец, с которым можно подняться вверх на 10 метров и лететь со скорость до 80 км в час.

— Только летом?

— Можно и сейчас, главное — хорошо одеться. После операции я забросил спорт, но сейчас снова буду кататься. У меня даже рекорды свои есть на водном мотоцикле: несколько раз ездил до Корсики и обратно, 2 раза ее обошел, а один раз за 4 дня обошел и Корсику и Сардинию! По 12-14 часов в день нужно было ехать.

Скульптура «Одалиска», выполненная в хрисоэлефантинной технике. Франция, Париж, художественная студия (мастерская), рубеж 1890-1900-х годов, авторская модель Eugene Barillot

— Что для вас важно в дружбе — какие качества вы цените в людях? И какие — в себе?

— Порядочность и честность — на этом строится все: и отношения, и дружба, и бизнес. Всегда вопрос в том, что для человека важнее: обобрать или пусть сработать в убыток, но сохранить лицо.

— Очень многие успешные люди говорят, что в бизнесе нужно не переставать мечтать. Ставить огромные цели, чтобы добиваться успеха. Согласны вы с этим? О чем вы мечтаете сейчас?

— Надо мечтать всегда. Мечта — это прогресс! Я не очень хороший генератор идей, я скорее интерпренер, воплотитель, но какие-то идеи есть, и хочется их реализовать. А вообще, мечтаю о том, чтобы не было войны, чтобы люди образумились. Может быть, будет когда-нибудь общая вакцина от глупости? (Смеется)

— Наверняка вам часто делают подарки и гадают — чем же удивить? Чем можно удивить человека, у которого казалось бы уже все есть?

— Подарком — никаким! Но можно удивить порядочностью!

Часы «Бахус» (Bacchus) с автоматическим механизмом. Около 1580 г. Южная Германия (г. Аугсбург). Прим. Д. Якобашвили: движение глаз обеспечивается за счет механизма, расположенного в верхней части тела Бахуса

«Лев». Автоматон. Часы. Германия, Аугсбург, 1630 г.

— У вас есть любимые рестораны?

— Я почти никуда не хожу. Я в 3 ночи прихожу домой с работы и в 9 ухожу. Ем в офисе — у меня там отлично готовят и завтрак, и обед. А на ужин — только фрукты. В воскресенье могу сходить в «Тинатин», еще люблю японскую и китайскую кухню, в целом, доверяю чутью молодых, они лучше знают, где сейчас вкусно. В Монако люблю заглянуть в «La Piazza».

— Что для вас успех, и когда осознали, что вы успешны?

— Успех — это признание, это когда, наконец, видишь результат своего тяжелого труда. Но достичь успеха нельзя, можно лишь подняться на очередную ступеньку, и затем всегда нужно подниматься еще выше.

— Дает ли успех свободу?

— Конечно дает, плюс — уверенность, силы. Но свобода — чувство относительное. Свободен от чего? От самого себя главное освободиться, а это невозможно.

 

Герой предыдущего интервью в рубрике «Секреты успешных людей с Катей Лиепа» —
адвокат и ресторатор Александр Раппопорт

 

 

 

11 марта 2015
Екатерина Лиепа для раздела Персоны