Где проходит граница между личным и публичным пространством? Кто ее определяет? Что мы прячем глубоко внутри от самих себя? Эти вопросы — в центре всех творческих проектов известного аргентинского режиссера и художника Фернандо Рубио.
Один из его главных проектов — странствующий спектакль «Все, что со мной рядом», где зритель делит с актером самое интимное человеческое пространство — кровать.
Мы встретились с Фернандо Рубио в Москве на театральном фестивале «Территория», для которого режиссер создал русскоязычную версию спектакля, развернувшуюся в одном из залов Московского музея современного искусства на Петровке. Восемь кроватей, восемь актрис, в постель одной из которых на десять минут ложится зритель. Они просто лежат неподвижно, смотрят друг другу в глаза, и в этот момент что-то происходит, рождается чувство, которому еще нет названия, и у каждого оно свое. «Однажды пришло время, когда ты осталась одна, — начинает свой монолог незнакомка. — Ты была совсем маленькой. Ты проснулась, а мамы и папы не было. Рядом никого не было». Ее голос звучит спокойно, мягко, она меня понимает — она говорит о себе и обо мне. Мне тоже хочется сказать ей что-то важное, но я только молча улыбаюсь. Она улыбается мне в ответ. Я знаю, что мы могли бы стать друзьями. За десять минут мы узнаем друг про друга что-то важное, то, что я унесу с собой. Я уйду. Она останется. Она останется незнакомкой — и близким человеком. С которым мы, возможно, больше никогда не увидимся.
Инна Логунова: Ваш спектакль — это исследование границ частного и публичного. Как эти границы очерчены в аргентинской культуре, в которой вы сформировались?
Фернандо Рубио: Мне сложно говорить конкретно об аргентинской культуре в этом ключе. Идея моих произведений — это всегда что-то универсальное. Как художник работаю с общественно-политическим контекстом, но в определенный момент я задумался над вопросом: что для человека означает близость, интимность? Я начал поиски, которые одновременно превратились в переосмысление существующей идеи о театральном пространстве. Мой спектакль — это еще и попытка создать связи, которые в повседневной жизни мы часто не замечаем или игнорируем в силу разных причин. А связи возникают из наблюдения деталей, вовлеченности в ситуацию, и «Все, что со мной рядом» как раз дает возможность быть внутри спектакля, проживать его вместе с другим человеком.
—
Этот проект для вас — театр или все-таки он ближе к перформансу?
—
Для меня театр, визуальное искусство, перформанс сосуществуют естественным образом. В моих спектаклях много спонтанности, сиюминутности. Готовые определения вещей очень условны, я верю, что спектакль определяется своим внутренним посылом, а в процессе работы я уже нахожу форму — пространственную, звуковую, визуальную, текстуальную. Мне кажется, важнее театральности — само создание театра, который для меня основывается на идее прожитой ситуации и встречи с другим как некоем ритуале. А зрелищность меня не интересует, я от этого освободился очень давно.
—
Спектакль побывал в нескольких странах, как он менялся в каждой из них?
—
Да, я показывал его в Америке, Европе и Азии. Для меня это постоянное исследование, в каждом городе я работаю с местными актрисами, что значительно расширяет его масштаб, позволяя пойти дальше, глубже, что было бы невозможно, если бы я просто привозил готовый спектакль. Каждый раз он разворачивался в разных пространствах: в культурных центрах, посреди улицы, в горах, в лесу, на берегу озера. Очень важны зрители, их способы проживания этой ситуации, эмоциональные реакции, опять же, связи, которые возникают между ними и актрисами. Я убежден, что единственный способ быть художником — это постоянное исследование и обучение. Этот спектакль постоянно развивается, так же как и я сам. И хотя у него вполне определенные параметры, что-то позволяет ему существовать, наполняться новыми смыслами, а мне — продолжать исследование.
—
Что вы поняли про себя, про людей, про время, в которое мы живем, за тот период, что существует спектакль?
—
Как пели «Битлз» — все, что нам нужно, это любовь. Места, в котором происходит спектакль, каждый раз по-разному определяют его лицо. Но есть эмоциональная составляющая, которая всегда проявляется одинаково: то, как мы приближаемся к человеку, как позволяем себе раскрыться, необязательно внешне, но внутри себя — все это универсальные механизмы, которые составляют человеческую природу, и они не зависят от художественного контекста.
За время существования спектакля я научился лучше видеть и избавился от предрассудков. Я считаю, что нам нужно разрушить существующий художественный истеблишмент и построить его заново. Нам нужно вернуться от зрелища, развлечения к ритуалу — благодаря которому и проявляются какие-то глубинные вещи человеческой природы. А для этого необходимо создавать пространства, в которых нет обычной дистанции между зрителем и актером, что позволяет не просто проводить время, а размышлять, осознавать что-то про себя.
—
Виртуальное общение с близкими и дальними — реалии нашего времени. Как по-вашему, возможна ли тонкая душевная связь на расстоянии?
—
Мне крайне важно физическое присутствие, именно поэтому в большинстве моих постановок есть тело. А если в спектакле или перформансе нет тела актера, я ищу, как включить тело зрителя. Интеллектуальное поле без физического опыта мне менее интересно. Нет ничего более вдохновляющего, чем ощущение другого человека рядом с собой.
—
Другой феномен, который, по прогнозам, в очень недалеком будущем станет частью нашей жизни, — виртуальная реальность. Как, на ваш взгляд, это поменяет человека?
—
Честно говоря, меня иногда это пугает — потому что сейчас мы не совсем понимаем, где проходят границы этого огромного поля. Но, возможно, со временем мы сможем их очертить и определить место виртуальности в нашей жизни. В развитии коммуникаций, мне кажется, важно понять, как еще мы можем их использовать. Я верю, что мы найдем такие способы их применения, которые позволят нам проживать новые опыты, открывать что-то в самих себе. Ведь по большому счету технология нейтральна, она может облегчить или осложнить нашу жизнь в зависимости от того, какое значение мы сами ей придаем, важно не становиться ее заложниками.
—
У каждого человека есть личное пространство, в которое он никого не допускает. Где проходят границы вашего личного пространства?
—
Это некоторые зоны, связанные с болью. Чем ближе к этим болевым зонам подходит другой человек, тем сильнее эмоциональная связь с ним. Кроме того, боль дает нам возможность осознавать свое существование. При этом счастливое событие тоже иногда становится частью интимного пространства. Спектакль как раз позволяет его участникам открыть для себя эти границы интимного, которые мы часто не осознаем. Причем необязательно с помощью слов. Молчание тоже позволяет установить эту эмоциональную близость, поэтому паузы в спектакле столь же важны, что и слова.
—
Какую роль в нашей жизни играют слова? Может, самое важное в словах не нуждается?
—
Мне кажется, здесь есть равновесие. Слова — наш самый мгновенный способ общения и мощный инструмент в театре и в искусстве в целом. Но думаю, что от выбора слов зависит выбор тишины. В моем спектакле есть баланс между словами и паузами. Он начинается в состоянии тишины, именно оттуда рождаются слова. Однажды, когда я работал с глухонемой актрисой, я понял, что жесты для разговора могут быть очень красивыми. Но мне было бы грустно не иметь этой возможности — говорить словами. Я верю в слова, мне нравится, как они звучат. Мне кажется, голос — одна из самых красивых форм воспоминаний.
