КиноБизнес изнутри с Ренатой Пиотровски: Дарья Мороз — об артхаусных лицах, экспериментах над собой и судьбе инстаграм-кумиров

Чаще всего интервью со звездами кино, режиссерами и продюсерами берут для СМИ журналисты или критики, которые могут блестяще говорить о предмете и разбираться в нем, но те, кто работает непосредственно в индустрии, знают большее количество деталей и подводных камней.

Фото: Георгий Кардава
Make-up: Татьяна Соколова, AltoSenso
Прическа: Анастасия Лопатина, AltoSenso
Продюсер: Арина Ломтева
Продюсер проекта: Аниса Ашику

Благодарим отель Baltschug Kempinski

за помощь в организации съемки

На Ренате: платье, А.G.P; туфли — собственность актрисы

На Дарье: топ и юбка, все — I AM Studio

Поэтому для интервью и репортажей в нашей рубрике «КиноБизнес изнутри» мы пригласили в качестве ведущей Ренату Пиотровски — профессионала индустрии. Сегодня ее собеседница — актриса Дарья Мороз.

У меня никогда не было стилистов

А жаль, между прочим. Стрижка, которую я ношу сейчас, была изначально сделана для одной картины: ее снимает Костя Богомолов, называется она «Настя». Я надеюсь, к лету мы фильм увидим. Мне стало так комфортно с этой прической, что я чуть-чуть видоизменила ее и оставила. При этом у меня совсем нет возможности полдня готовиться к мероприятию, долго делать маникюр, курить, пить кофе и изображать из себя кинозвезду. Ну, кроме, может быть, ММКФ или каких-то крупных церемоний. Но в основном все происходит спонтанно. Я, допустим, понимаю, что в ближайшие две недели у меня три мероприятия, на которые я вроде бы должна попасть. Иду в какой-нибудь H&M и говорю: «Ребята, мне надо три раза выйти». Беру три наряда и, если потом успеваю, быстро крашусь в машине. С другой стороны, я научилась понимать, что мне действительно идет. Нет какого-то одного дизайнера, который меня одевает. Я дружу с несколькими очень приличными, прекрасными, хорошими людьми, но все равно все зависит от сочетания наряда и мероприятия. Понятно, что я никогда в жизни не попрошу Сашу Терехова или Сашу Арутюнова одеть меня на какой-нибудь легкий коктейль или премьеру.

Сложная рожа

Когда я была сильно моложе, чем сейчас, то очень часто снималась для журналов. Не могу сказать, что у меня было много обложек, но мне кажется, что еще семь лет назад все в целом как-то спокойнее к этому относились. Потом я так устала от журналов, мне так надоело, что это сжирает массу времени, что в какой-то момент я просто сказала: «Стоп», журналам — бой, и вообще перестала фотографироваться для них. И они меня за год примерно забыли все, чему я была несказанно рада. Прошел еще пяток лет — и они опять обо мне вспомнили, так что сейчас я периодически снимаюсь. Но я ведь и не Белла или Джиджи Хадид, которым звонят каждый день и говорят: «Давайте мы вас снимем на обложку „Инстайла“, „Вога“ или какого-нибудь еще журнала». Журнальной индустрии проще и выгоднее взять стандартное, красивое лицо. А у меня слишком сложная рожа для этого, честно.

Шарлиз — прекрасна

Шарлиз Терон всегда прекрасна! И Кейт Бланшетт всегда прекрасна! На сто процентов! Шарлиз Терон более, скажем так, классически одевается, а у Кейт Бланшетт всегда какие-то безумные наряды то ли от Givenchy, то ли от кого-то другого. На ней они смотрятся не пошло и не вызывающе, а очень стильно.

Вдруг возник Георгий Николаевич Данелия

Мама с папой, конечно, очень не хотели, чтобы я шла в актерскую профессию. Поэтому отдавали меня в разные кружки, но все они были на две недели, за исключением, может быть, рисования и мультипликации. И английского. А в остальном — немножко поплавала, разок сходила на гимнастику, разок на коньках покаталась. Как у любого ученика старших классов, у меня не было понимания, кем мне стать, что мне делать. Хотя подспудно мне, конечно, хотелось пойти в артистки, потому что эта сфера всегда меня интересовала. Я как будто не столько снималась, сколько проводила время в компании друзей, и мне ужасно нравилось, что у меня есть совсем другая жизнь, которой не было у моих сверстников. Вместе с тем для меня мои родители всегда были очень высокой планкой, хотя папа, мне кажется, вообще мало участвовал в моем воспитании лет до пятнадцати. А мама сделала все для того, чтобы я знала английский язык. Однажды она сказала: «Раз уж ты выучила английский, то давай поступать куда-нибудь, где он будет тебе нужен». Мы придумали МГИМО, международные отношения. Я уже начала готовиться, но от судьбы не уйдешь: вдруг возник Георгий Николаевич Данелия с «Фортуной», и мы забросили историю с МГИМО.

Девочка-цветок из хорошей семьи

Я пошла в Школу-студию МХАТ к Земцову на подготовительные курсы. Сергей Иванович страшно меня гнобил, я ему совершенно не нравилась! На тот момент он был деканом Школы-студии, а мне было пятнадцать лет, я была совсем маленькой и очень зажатой, такое парниковое растение, девочка-цветок из хорошей семьи. А мама, естественно, очень нервничала: не дай бог со мной что-нибудь случится. В общем, она позвонила Сергею Ивановичу через Митю Золотухина, нашего общего друга, и тот сказал: «Нет, без вариантов. Нафиг нам ангел на курсе? До свидания!» Благо тут пришли наши будущие педагоги — смотреть подготовишек. И из нашей группы выбрали троих,
кто им понравился: Лешку Розина, Юру Квятковского и меня. Сергей Иванович задумался, а потом решил, что, может быть, чего-то не понимает, и стал мною заниматься, готовить мне программу получше. И когда я начала проходить один тур за другим, мама вздохнула и сказала: «Ну что же, ты хотя бы получишь хорошее гуманитарное образование. В крайнем случае, еще чему-нибудь потом поучишься». Вот так, собственно, я и поступила.

Вот это жизнь!

Я помню, что пришла первого сентября в Школу-студию и вижу: от Тверской идет Сашка Матросов, а от Школы-студии к нему бежит Шурка Урсуляк с криком «Саша!». Прыгает на него сверху, обхватывает его ногами, чуть ли не взасос его целует. И я такая: вот это жизнь! Или это не первое сентября, а субботник был. В общем, учиться мне было несложно, хотя коленки тряслись, естественно. Но я могу понять, почему мама так переживала. Был 1999 год, время после того адского кризиса, когда кино рухнуло. Мама, находясь примерно в том же возрасте, что и я сейчас, будучи суперзвездой, фактически лишилась профессии: за десять лет она снялась в трех картинах. Чем только она ни занималась: озвучивала «Дикую Розу», например. Пройдя весь этот путь полного безвременья, полной профессиональной катастрофы в лучшие годы своей жизни, мама понимала, насколько зависима актерская профессия от обстоятельств. Никто не мог предугадать, что именно в 1999 году все изменится и в ближайшие десять лет дела пойдут в гору, в театры станут брать молодежь. Наверное, это было лучшее время для того, чтобы учиться и сниматься.

Фильм может вытащить только режиссер

Я еще застала островки советского кино: поснималась у Данелии и Рубинчика, поработала с Клебановым. И в том числе поэтому раньше очень бесилась, когда сталкивалась с непрофессионализмом. Для меня это — как красная тряпка для быка. Но потом я привыкла и поняла, что мне никто не поможет, кроме меня самой. Встречаясь с малопрофессиональными режиссерами, ты научаешься сама выстраивать себе роли, вместо оператора подкладывать белый листочек на стол. Я предъявляю к себе очень высокие профессиональные требования — как к актрисе, как к части съемочной группы. А сейчас я стала как бы еще немножко умнее: мне уже на пробах о режиссере все ясно. Схема «режиссер так себе, зато сценарий хороший, он нас и вытащит», на мой взгляд, совершенно не работает. Фильм может вытащить только режиссер, в редких случаях — продюсер.

Однажды я работала на очень большом, 20-серийном проекте с режиссером, который даже не прочитал сценарий. Он вообще очень нехороший человек: любит издеваться над артистами. И вот он дает тебе задачу, настаивает на том, чтобы ты что-то там играла, прессует тебя, орет, а ты вдруг осознаешь, что этот человек совсем не понимает, что в сцене происходит. Конечно, мне бы хотелось поработать в старом советском кино, но, пройдя через такие эпизоды, я вижу, что мне, в общем-то, уже ничего не страшно.

У вас не артхаусное лицо

Если выбирать из европейских режиссеров, то мне бы хотелось поработать, наверное, у Ханеке. Как ни странно, я не снималась ни у кого из поросли молодой режиссуры: Звягинцева, Хлебникова, Хомерики, Попогребского. Вернее, у Хлебникова снималась, но скорее случайно, на проекте «Без свидетелей». Ни к кому из них я ни разу даже на кастинг не ходила, клянусь! И никогда не понимала почему. Возможно, нам будет друг с другом не о чем разговаривать, но, по крайней мере, я, как актриса, могу им дать огромный навар. Наверное, они считают, что у меня не артхаусное лицо. Это тоже моя любимая тема: «У вас не артхаусное лицо». Вот у Кости Лавроненко артхаусное лицо, а у вас не артхаусное. Почему? А хрен его знает! Возможно, я много в сериалах, по их мнению, снимаюсь. Но ведь это очень размытая граница: мне в кино мало что интересно, а в сериалах я что-то для себя нахожу. Но с Германом-младшим я бы хотела поработать. С Ренатой Литвиновой как с режиссером — тоже. С Наташей Мещаниновой, с Гай Германикой, хотя ее мало кто понимает и принимает. Есть еще прекрасный Кантемир Балагов. Посмотрим.

Слушайте, пожалуйста, не надо меня трогать

Если честно, меня известность очень отягощает. Не могу сказать, что меня хватают за руки и рвут на части, как, допустим, Пашу Прилучного. Хотя если бы я была мужчиной, то была бы суперзвездой. Правда! Мальчикам вообще гораздо легче: у них и ролей больше, и роли эти получше. Короче, поскольку я абсолютный социопат, каждый раз, когда мне говорят: «А теперь, пожалуйста, на автограф-сессию», я отвечаю: «Нет, нет, нет! Умоляю!» Представьте: на тебя надвигается толпа людей, некоторые еще лезут обниматься или, не дай бог, целоваться — это для меня ад кромешный. Когда человек подходит к медийной персоне, он ведь не думает о том, что до него к ней подошло еще десять таких же. И когда кто-то начинает хватать тебя за руки, а ты говоришь: «Слушайте, пожалуйста, не надо меня трогать», они очень обижаются. Мол, как же так, она же моя подруга из телевизора. А то, что эта самая подруга может быть занята, бежать куда-то или у нее просто нет настроения в тот момент фотографироваться, никого не волнует.

В моей жизни был совершенно гениальный случай. Я пришла в магазин техники ночью, когда народу нет. Мне нужно было что-то купить: сковородку или телевизор, не помню уже. Стою в очереди на кассу, зачуханная, в шапочке, в уггах, а рядом — пожилая пара. Они тоже в шапках-ушанках — зимой дело было. Стоят и меня обсуждают, а я — буквально в метре от них. «А, ну, эта… ну, как ее… Ну, вот она же это… ну, из телевизора… не помню, как ее зовут. Нет, ну как ее зовут-то? Она в этом фильме-то играла, не помню, как называется… А, это вот эта!» И продолжается это минут десять, и меня даже не раздражает, что они не помнят, как меня зовут. Дело в другом: я чувствую себя какой-то голограммой. Людям и в голову не приходит, что я — живой человек. С другой стороны, когда я на свои фотографии в журналах смотрю, мне порой тоже кажется, что там — не я, а какая-то другая тетка в платье, которая хорошо выглядит, стоит в обнимку, допустим, с Верником. И я даже не знаю, как к ней относиться. Единственная прелесть бытия артисткой и медийной личностью заключается в том, что некоторые двери открываются легче. Если тебе нужно подписать какую-нибудь чиновничью бумагу, ты включаешь улыбку и пользуешься своим лицом для более быстрого достижения цели.

В профессии надо жить долго

Инстакумиры — это бизнес и довольно скоротечная вещь. По большому счету, мы через год не вспомним о том, кто такая Оля Бузова. У нее нет реальной базы, фундамента, труда, за которые мы должны ее любить. Предполагается, что любить ее нужно просто за то, что она — Оля Бузова. А что она сделала в этой жизни, я не знаю. Да, она споет свои песни, и я скажу: что-то хуже, что-то — лучше. Или удивлюсь: боже, в каком диком наряде она вышла! Но я понимаю, что она выходит в диком наряде только ради пиара. А дальше что? Что дальше? Мой папа всегда говорил, что в профессии надо жить долго. Не нужно стремиться получить все и сразу: ты должен понимать, что профессия — это забег длиною в жизнь. Поэтому необходимо грамотно распределяться, иногда брать паузу, иногда — работать во всю мощь.

Ради эксперимента над собой

На самом деле я тот псих, который в такие проекты идет не для того, чтобы раз в неделю появляться на Первом канале, а ради эксперимента над собой. На «Две звезды», например, я пошла исключительно ради того, чтобы научиться петь. Наверное, это прозвучит наивно, но я совершенно искренне не понимала, что иду в коммерческий, циничный проект. И в итоге поплатилась за это морально, эмоционально, но в то же время неожиданно получила огромный медийный навар.

Принимать участие в «Ледниковом периоде» я отказывалась в течение десяти лет, хотя меня звали практически на каждый сезон. А потом, когда мне уже на финальном этапе сказали: «Все, мы без тебя вообще не начнем», скрепя сердце согласилась, но с большими сомнениями. И неожиданно абсолютно влюбилась и в команду, и в этот вид спорта. То есть получилось все наоборот: я знала, что иду в коммерческий проект, что будет жюри, будут травмы. Но Илья Авербух и Катя Цанава ограждают тебя от желтой прессы и от всего, что обычно окружает такие передачи, и позволяют тебе погрузиться в очень кайфовый рабочий процесс. В итоге и результат получается исключительно качественный, и все, кто в проекте участвовал, так или иначе возвращаются, продолжают дружить. К тому же я знала, что на волне интереса к моему новому имиджу мне нужно делать номера, которые помогли бы с какой-то другой стороны себя зрителям показать. И это действительно отлично сработало.

Злого гнома я бы сыграла

У меня нет конкретных желаний относительно того, какого персонажа мне бы хотелось сыграть. Все мои мечты заканчиваются там, где встречается какой-нибудь не очень хороший режиссер или продюсер, который говорит: «Так, все, прижались: снимаем не семь минут в день, а двенадцать». Наверное, мне бы хотелось поработать в Европе, просто чтобы посмотреть именно на съемочный процесс. Может быть, я бы хотела получить большую, серьезную роль — такую, которая тянет за собой весь проект. Я убеждена, что, если ты действительно очень много сил тратишь на роль, это влияет на качество продукта в целом, а впоследствии — на зрительское отношение. Работает и сарафанное радио. Скажем, «Аритмия» — некоммерческое кино, но она имела огромный успех — в том числе потому, что над ней трудилась команда профессионалов. С другой стороны, в регионах сейчас, вероятнее всего, смотрят не «Аритмию», а «Последнего богатыря», и он тоже — хороший, качественный, пусть и коммерческий проект. Мы с Димой Дьяченко смеялись недавно. Я говорю: «Пожалуйста, вы, когда будете снимать вторую часть, возьмите меня на роль доброго или злого гнома!» Вот злого гнома я бы с удовольствием сыграла, да и вообще — какую-нибудь острохарактерную байду.

Рекомендую

Из последнего, что я видела, меня совершенно потряс «Рассказ служанки». Это бомба! Какая-то фантастическая история, за гранью добра и зла. Если кто-то не видел «Богатыря», мне кажется, для каникул — самое то. Я не посмотрела еще «Тайну Коко», но все говорят, что фильм — просто фантастика. А вообще, смотрите «Один дома», все три части! С детьми. Что касается книг, то я начала читать «Рукопись, найденную в Сарагосе», но она, конечно, не для каникул. Зато есть совершенно прекрасная вещь под названием «Ленинградские сказки». Вот ее рекомендую.

Аня, моя дочь, выиграет Уимблдон

Через 30 лет я надеюсь, что уже не буду заниматься актерской профессией, а буду только продюсировать. У меня будет еще один или два ребенка. Может быть, один не свой, какой-нибудь пришлый. Наверное, я хотела бы жить не в Москве, а в хорошем месте с большим количеством кислорода, а в Москву только приезжать работать. Аня, моя дочь, к тому моменту выиграет Уимблдон. И у нее тоже будет большая семья, собаки и много теннисных призов.

Детали
Baltschug Kempinski Hotel: ул. Балчуг, 1, тел.: +7 (495) 287-20-00; https://www.kempinski.com/en/moscow/hotel-baltschug
AltoSenso: http://www.altosenso.ru
A.G.P: http://#i/a.g.p
I AM Studio: ЦУМ, ул. Петровка, 2, тел.: ‪+7 (495) 933-73-00