В понедельник Christie’s провел очередной аукцион русского искусства в Лондоне. Среди лотов был представлены уникальные произведения декоративно-прикладного искусства и ряд живописных полотен, включая картины Василия Верещагина и Ивана Айвазовского. Аукционный дом в очередной раз подтвердил свой статус лидера мирового арт-рынка: итоговая сумма продаж достигла внушительной цифры в £4,5 миллиона.
Арина Холод и Сара Мэнсфилд
Фото: Lottie Povall Photography
Накануне аукциона
мне удалось встретиться с экспертами Christie’s. Специалисты в области русского искусства Сара Мэнсфилд и Хелен Калвер-Смит рассказали мне о самых значимых лотах, поделились мыслями насчет современного арт-рынка и помогли разобраться в нюансах работы в аукционном доме.
Переступив порог знаменитого здания по адресу 8 King Street, я оставила позади городской шум и суету лондонского района St James и погрузилась в атмосферу волнительного ожидания. В Christie’s оживленно: до аукциона русского искусства, второго в этом году, остались считанные часы. Я поднимаюсь по украшенной к Рождеству лестнице и попадаю в светлый зал, в котором выставлены лоты — на стенах можно увидеть картину Константина Коровина «Лесной ручей» (позже я узнаю, что при предварительной оценке £120 000-£150 000 полотно было продано за £317 000). Здесь меня встречает глава отдела русской живописи Сара Мэнсфилд.
Арина Холод: До аукциона осталось совсем немного времени. Наверняка в такие моменты уровень стресса просто зашкаливает — как вы справляетесь с давлением?
Сара Мэнсфилд: В году мы проводим два аукциона, один в июне и второй в ноябре, и подготовка к каждому из них — это длительный и кропотливый процесс. Но настоящее напряжение начинаешь ощущать где-то за месяц до события, после выхода каталога. В это время я общаюсь с коллекционерами, составляю списки тех, кто придет на торги. Затем настает время презентации — в Christie’s она занимает всего три дня, в субботу мы встречаем гостей в аукционном доме, а в понедельник уже продаем лоты — это крайне короткий период, за который надо многое успеть. С давлением помогают справляться увлеченность, огромное количество кофеина и иногда овощной сок для детокса (смеется).
— Вы упомянули подготовку — расскажите о ней чуть подробнее. Как вы ищите картины для каталога?
— Мы находим их самыми разными способами. Christie’s — международная компания, филиалы часто передают нам картины. Также нам регулярно пишут на электронную почту, некоторые потенциальные клиенты даже сами приходят в аукционный дом с картинами на руках. Но лично для меня наиболее интересный момент заключается в поиске людей, которые коллекционировали русское искусство, например, 50 или 100 лет назад. Тут надо заметить, что русское искусство — одна из очень редких категорий, его можно найти в любой части планеты. Мы привозили работы и из Турции, и из Новой Зеландии… В основном это обусловлено исторической ситуацией, а также культурой вручения подарков в имперские времена. Значительная часть моей работы заключается именно в том, чтобы находить предметы живописи, другая, не менее важная, часть — это общение с коллекционерами, которые желают их приобрести.
— А как вы открыли в себе интерес к русской живописи — это, все-таки, не самое популярное направление искусства…
— Искусством я интересовалась всегда, но в свободное время. В университете я изучала русскую и английскую литературу, после выпуска некоторое время провела в Сити, после чего начала серьезно задумываться о том, чем мне заняться дальше. Появилось желание работать в арт-индустрии, и я решила превратить свое увлечение в карьеру, правда, не совсем понимала, как это сделать. Но я точно знала, что в мире искусства все зависит от опыта и именно его я хотела получить. Мне повезло прийти на практику в Christie’s: я начала свой путь в отделе акварели и чуть позже перевелась в русский отдел. В нем я и осталась — в аукционном доме я уже 12 лет.
— А как изменился сам отдел за это время?
— Когда я начинала, у нас работало всего 3 человека… Конечно, сегодня он значительно больше!
— Несложно догадаться, что это связано с ростом популярности русского искусства. Рынок расширился и, наверняка, тоже значительно поменялся…
— Я бы сказала, что сегодня коллекционеры гораздо тщательнее подходят к выбору предметов — они больше знают о том, что покупают, больше знают о наших предложениях. Исторически рынок русского искусства — русский, то есть несколько лет назад живопись, в основном, приобретали русскоговорящие коллекционеры. Сегодня европейские и американские покупатели также крайне заинтересованы в русских художниках. Что касается самого рынка, то сейчас ему приходится сталкиваться с некоторыми трудностями. «Брекзит» и нестабильный курс валюты сыграли свою роль: многие сомневаются, стоит выставлять произведения на торги сейчас или стоит подождать? Лучше сделать это в Англии или лучше в Америке? В данный момент подобную динамику можно проследить в любом значимом секторе, в недвижимости, например… Одновременно с этим, для ценителей русского искусства это время можно назвать крайне удачным для покупок. Кстати, европейские коллекционеры сегодня часто покупают именно русское искусство — это отличное вложение.
— Из-за цен?
— Цены весьма привлекательны. А вот выбор не такой большой: продавцы с осторожностью расстаются с искусством, а коллекционеры зачастую заинтересованы в весьма специфических предметах. Именно поэтому для нас так важны топ-лоты — их, кстати, весьма сложно найти. Но когда получается, то я точно знаю, что на торгах он выручит внушительную сумму, так как будет интересен коллекционерам.
— Как часто картины возвращаются на аукцион?
— Тут все не так просто: рынок русского искусства очень молодой, настоящую популярность оно стало обретать около 10-12 лет назад. Это крайне короткий срок для того, чтобы сделать какие-то выводы — грубо говоря, поколение еще не успело смениться. Но, в целом, русский рынок никогда не отличался подвижностью: нет смысла покупать что-то в понедельник и перепродавать через две недели.
— А вам бы хотелось вновь увидеть какие-то из проданных ранее картин?
— Мне повезло: благодаря профессии я могу вынимать работы из рам и рассматривать из подробно… Нельзя потрогать экспонаты в музее или, например, в доме у коллекционера, у меня же есть возможность прямо взаимодействовать с предметом искусства, изучить каждую деталь. Это невероятные ощущения! Иногда мне приходится щипать себя для того, чтобы вернуться в реальность. Когда ты проводишь с картиной столько времени, работаешь с ней так близко, она оставляет неизгладимый след. Увидеть ее вновь — это как встретить старого друга.
— Каким вы видите рынок русского искусства в ближайшие десять-двадцать лет?
— Ох, вы же практически отправили меня на пенсию! (смеется) Я думаю, что он расширится еще сильнее: мы станем выставлять больше художников — это, кстати, уже происходит, например, социалистический реализм становится все популярнее. Расширится и вторичный рынок. Процесс, вероятно, будет медленным, но вполне стабильным. Кстати, уже сегодня можно наблюдать всплеск интереса к русскому искусству в Лондоне: в этом году Королевская академия художеств откроет замечательную выставку, Музей Виктории и Альберта готовит тематическую экспозицию в следующем. Даже в моде славянские мотивы набирают популярность — люди начинают лучше чувствовать русскую эстетику.
— Есть ли какие-то четкие критерии, по которым можно точно определить будущий успех лота? Период, направление, имя художника…
— Русское искусство — необычная сфера. Мы охватываем период длиной в 300 лет: в Christie’s очень мало отделов, которые работают с таким широким временным промежутком. Мы же представляем все, от икон до картин современных художников. Поэтому явную тенденцию выделить сложно, успех зависит скорее от качества лота. То есть сказать, что авангард продается успешнее, чем картины 19-го века, нельзя — сегодня наши клиенты хотят создавать обширные и респектабельные коллекции русского искусства и их интересы не ограничиваются одним периодом или какой-то специфичной техникой.
— А в рамках грядущего аукциона какие лоты вы оцениваете как наиболее успешные?
— Это всегда сложно предсказать. К аукциону можно подготовиться, но как именно пройдут торги, предугадать невозможно. Верещагин, например, находится в центре внимания — к тому же, в жизни его картины смотрятся совсем иначе, нежели на фотографиях в каталоге. В целом, я думаю, что этот аукцион будет весьма успешным.
Забегая вперед, скажу, что в своих прогнозах Сара не ошиблась: в понедельник на аукционе Christie’s было продано почти 80% всех лотов. Впрочем, сегодня внимание коллекционеров приковано не только к живописи. Другие предметы русского искусства также вызывают их неподдельный интерес. Поэтому, тепло попрощавшись с Сарой, я встретилась с еще одним ведущим экспертом аукционного дома, директором отдела русского декоративно-прикладного искусства Хелен Калвер-Смит.
Хелен Калвер-Смит
— Я спрашивала у вашей коллеги, что привело ее в Christie’s, и не могу не начать наш разговор с похожего вопрос: как вы стали работать с предметами русского искусства?
Хелен Калвер-Смит: Я изучала искусство в Принстонском университете, затем поступила в магистратуру по специализации «история платья». Это очень узконаправленная тема, но она позволила мне научиться датировать картины по костюмам. То есть, если кто-то принесет мне портрет, скажем, Толстого, я смогу посмотреть на него и сказать: судя по типу одежды, судя по ткани, человек на картине Толстым быть не может. Это умение и привело меня в Christie’s: здесь я стала работать с европейскими миниатюрами, серебром и золотыми шкатулками — совершеннейшими творениями подобного плана можно назвать работы Фаберже. Мне кажется, именно они способствовали пробуждению моего интереса к русскому рынку.
— Каково это — постоянно взаимодействовать с предметами, которые можно в прямом смысле назвать частью российской истории?
— Это сложно передать словами. Когда я смотрю на объект, я всегда пытаюсь представить его историю: допустим, мне в руки попадает канцелярское устройство Марии Федоровны для секретного письма — где оно хранилось? В столе ее кабинета в Гатчине? И как оно попало к британскому коллекционеру? Перешло ли оно по наследству? Привез ли его эмигрант? Вокруг подобных вещей всегда стоит почти мистическая аура, они помогают оживить образы людей из прошлого. Ведь мы все живем в окружении предметов. Даже шедевры Фаберже часто можно назвать функциональными — рамы, часы, шкатулки… Именно поэтому многих коллекционеров интересует декоративно-прикладное искусство — зачастую они хотят окружить себя красивыми вещами с богатым прошлым.
— Сложно ли искать лоты для аукциона?
— Мы с большой ответственностью подходим к формированию каждого из них. С живописью все немного проще: если вам принесли работу Пикассо, вы всегда можете обратиться к эксперту по Пикассо. В нашем случае, это невозможно. Именно поэтому мы работаем большой командой и вместе принимает решение о том, достоин ли объект того, чтобы быть представленным на торгах, или нет. Впрочем, поиски я все равно считаю самой захватывающей частью своей работы! Иногда я получаю звонок, приезжаю куда-то, не зная, что именно мне предстоит увидеть, и вот — из сейфа появляется изделие Фаберже невероятной красоты.
— Говоря о вещах невероятной красоты… Невозможно не обратить внимание на орден в витрине!
— Это орден Святой Екатерины — он был назван в честь Екатерины Великой и вручен великим княжнам из императорской семьи, а также двенадцати представительницам зарубежных королевских домов. Орден был создан известной петербургской ювелирной фирмой «Болин» — именно они отвечали за потрясающие тиары, которые можно увидеть на дворцовых портретах. Для нас лот имеет особенное значение: проследив указанный на нем номер, мы узнали, что именно этот орден был вручен королеве-консорту Виктории Баттенбергской в 1908 году, всего через два года после того, как она стала супругой короля Испании.
Фото: Christie’s
— Есть ли какие-то предметы, которые пользуются особой популярностью у коллекционеров?
— Очень хорошо продаются иконы, но не всякая икона подойдет коллекционеру. Мы всегда тщательно проверяем все потенциальные лоты, чтобы убедиться в том, что они будут интересны для покупателей. Тем более, что иконы — это совершенно особенный вид искусства. Работы Фаберже по-прежнему остаются одними из самых востребованных. В последнее время есть интерес к серебру. Бронза одно время продавалась плохо, но на предыдущем аукционе бронзовые изделия пользовались огромной популярностью. На самом деле, рынок крайне разнообразен: например, некоторым коллекционерам интересен имперский фарфор, а некоторым — по душе фарфор советский…
— Одним из топ-лотов грядущего аукциона является икона с изображением святых Алексея, Петра и Ионы. Что делает ее особенной?
— Это очень редкая икона: во время своего исследования мы выяснили, что именно она была подарена цесаревичу Алексею во время первого официального визита в Москву. В 1912 году, незадолго до трагических событий, он посетил город с родителями — икону ему вручили в качестве подарка. Установить это удалось по надписи на раме и другим характерным признаками: например, сама рама была создана из фрагментов, датируемых 17 веком, как было принято в то время. Это невероятно красивый предмет искусства и весьма важный лот, особенно если принимать во внимание его связь с историей царской семьи.
— Ваша работа чем-то напоминает детективную. Как вы собираете информацию о лотах?
— Мы досконально проверяем историю каждого предмета. Например, мы выяснили, что золотая табакерка, созданная Фридрихом Кехли — это одна из двух табакерок, заказанных двором Александра III. Изначально мы знали о ней немного, но изучив все данные и связавшись с исследователем в Санкт-Петербурге, мы смогли сделать вывод, что именно она была подарена зарубежному послу. Это филигранная работа, приходится внимательно взвешивать каждый шаг — мы тщательно описываем свои исследования в каталоге и предоставляем коллекционерам возможность самим делать выводы.
— Насколько популярно декоративно-прикладное искусство у коллекционеров из России?
— Мы тесно сотрудничаем с клиентами из России — их, пожалуй, большинство. Впрочем, работы Фаберже весьма популярны на международном рынке: у них множество преданных поклонников в Европе и Америке. Это касается и других предметов, когда-то принадлежащих российской аристократии. Ценителей российской имперской истории можно найти по всему миру.
— За время работы в Christie’s вы наверняка сталкивались с необычными предметами. Какой самый странный лот вам приходилось выставлять на аукцион?
— Мы часто выставляем по-настоящему интересные вещи. Примером может служить один из лотов этого аукциона, и хотя я не могу назвать его самым странным, я все же считаю этот объект удивительным. Это модель карпа работы Фаберже, созданная из нефрита. У него очень необычная стилистика: статуэтка похожа на нэцкэ, в ней явно прослеживается влияние восточного искусства. До этого мне всего один раз приходилось сталкиваться с анималистической моделью Фаберже подобного размера. Когда я впервые увидела карпа, не смогла сдержать удивления — конечно, часы и ювелирные изделия всегда производят впечатление, но эта модель меня действительно поразила.
— Я не раз слышала о кризисе на русском арт-рынке. Наблюдаете ли вы спад интереса к предметам декоративно-прикладного искусства?
— Я бы так не сказала. Он стабилизировался. Если раньше стоимость предметов была очень, очень высока, то сегодня цены можно назвать привлекательными. Что касается топ-лотов, то здесь ситуация почти не изменилась: в июне, например, итоговая сумма торгов была весьма и весьма впечатляющая. Сегодня рынок можно назвать более сдержанным, но спрос на значимые предметы искусства по-прежнему высок. Что касается менее важных объектов — отношение к ним действительно изменилось, но я не могу назвать эту тенденцию негативной. В целом, если речь идет о вещах с определенной ценностью, о вещах с историей — современный рынок можно назвать стабильным.
