Как пианист и композитор он обратил на себя всеобщее внимание в 1968 году альбомом Now He Sings, Now He Sobs, который спустя 30 лет был включен в Зал славы премии «Грэмми». Тогда же 27-летний Чик заменил Херби Хэнкока в ансамбле Дэвиса и стал осваивать электрические клавишные с модуляторами и прочими примочками — при его участии появились культовые альбомы Filles de Kilimanjaro, In a Silent Way и Bitches Brew. Следующим этапом стал собственный фьюжен-ансамбль Чика и басиста Стэнли Кларка Return to Forever, который прошел эволюцию от бразильских ритмов с перкуссионистом Аирто Морейрой до энергичного рока с появлением ураганной электрогитары в лице Эла ди Меолы.

Фламенко и в целом испанские мотивы и ритмы были важным мотивом в творчестве Чика — он даже выпустил отдельный концептуальный альбом My Spanish Heart.

Помимо различных комбинаций инструментов, Чик Кориа стал записываться и гастролировать как солирующий пианист. В одной из таких поездок по Европе судьба свела его на одной сцене со старым знакомым Гэри Бёртоном, и это сотрудничество стало отдельной историей успеха: из двух десятков премий «Грэмми» семь статуэток Чик Кориа получил за альбомы с участием вибрафониста. К выступлениям дуэтом они то и дело возвращались на протяжении сорока с лишним лет и объездили весь мир, в частности, посещали Советский Союз эпохи холодной войны в 1982 году, получив визы как личные гости американского посла.

Другой популярный формат совместного музицирования — игра в два рояля. Спарринг-партнерами Чика в таких дуэлях становились Херби Хэнкок, австриец Фридрих Гульда, кубинец Гонзало Рубалькаба, японка Хироми Уэхара, а пару лет назад на концертном марафоне Чика в честь 75-летнего юбилея — Брэд Мелдау. А в дуэте с виртуозом Белой Флеком и его таким экзотическим для джаза инструментом, как банджо, Кориа выпустил уже два альбома и даже выступал в Концертном зале им. Чайковского Московской филармонии. Как и с вокалистом Бобби Макферрином — это вообще особая песня, которую надо слышать и видеть вживую. У этого дуэта вышел всего один альбом Play в 1992 году, поскольку аудиозапись не в состоянии даже наполовину передать очарование и эмоции совместного шоу этих двух больших детей, с их мимикой, жестами и юмором.

Зато у них есть другой, почти серьезный совместный проект The Mozart Sessions, где оркестр под управлением Макферрина-дирижера исполняет фортепианные концерты Моцарта с солистом Чиком Кориа за роялем. Правда, и здесь не обошлось без импровизированных вступлений в исполнении дуэта вокалиста и пианиста. Чик Кориа вообще неоднократно был замечен в пресечении строго охраняемой границы между классикой и джазом: то нафантазирует отсебятины в исполнениях Скрябина, Скарлатти или Анри Дютийё, то сочинит собственную мелодию с фривольным названием Mozart Goes Dancing. Еще одной из его масштабных работ стал концерт The Continents для джазового квинтета и камерного оркестра, состоящий из шести частей: «Африка», «Европа», «Австралия», «Америка», «Азия» и «Антарктида». А одним из альбомов с Бёртоном еще в 1982 году стала «Лирическая сюита» Чика для рояля, вибрафона и струнного квартета.

В своей автобиографии Бёртон занимательно описывал творческие методы своего друга-композитора. На очередных гастролях дуэта Чик стал проводить время в самолетах и автомобилях за изучением квартетов Бетховена и Бартока с партитурами в руках и аудиозаписями в наушниках (интересно, какого размера в то время были портативные проигрыватели?). Назначив даты следующего тура на август, Кориа взялся за четыре недели июля написать час музыки для струнного квартета. Через неделю Бёртон поинтересовался прогрессом. Чик еще не начал писать, но уже нашел отличную нотную бумагу. Еще через неделю была закончена первая пьеса. К началу репетиций, само собой, все было готово: переписчик как раз доделывал финальные штрихи в отдельных партиях. Чтобы войти в рабочий режим, Чик уединяется за роялем, пишет первую мелодию и откладывает ее в сторону, затем вторую и, может быть, с третьей уже «раскочегаривается», сочиняет без остановки до отхода ко сну и продолжает с утра — главное, не отвлекаться, не выходить из дома и ни с кем не разговаривать.

Тот же Бёртон отмечал свободную манеру Чика в общении с публикой. Казалось бы, зарубежным зрителям логичнее кратко представить исполняемые композиции, и хватит. Чик же как ни в чем не бывало нес, что в голову взбредет, например истории о любимых композиторах.