Чаще всего интервью со звездами кино, режиссерами и продюсерами берут для СМИ журналисты или критики, которые могут блестяще говорить о предмете и разбираться в нем, но те, кто работают непосредственно в индустрии, знают большее количество деталей и подводных камней. Поэтому для интервью и репортажей в нашей рубрике «КиноБизнес изнутри» мы пригласили в качестве ведущей Ренату Пиотровски — профессионала индустрии.
Генеральный продюсер проекта: Аниса Ашику
Фото: Александр Толстов
Сегодня ее собеседник — российский режиссер театра и кино, актер, художник, двукратный лауреат премии «Золотая маска» Алексей Франдетти.
Не все любили, когда я пел
У меня всегда была любовь к музыкальному театру, и я всегда любил петь. Правда, не все любили, когда я пел. (Смеется.) И как я с такими данными получал роли? Думаю, это какая-то такая зверская вера в самого себя, которая транслируется абсолютно всем. Но именно поэтому, как говорит Римас Владимирович Туминас, я постоянно живу с ощущением, что обязательно кто-то придет и меня разоблачит.
На фоне шкуры волка и березы
Подбор актера — это всегда очень сложный процесс. Мы провели открытый кастинг на мюзикл «Стиляги» — и получили около 2,5 тысяч анкет, но половина кандидатов прислала фото на фоне шкуры волка или березы, так что на очный отбор пришло уже гораздо меньше людей. И в итоге мы с огромным трудом нашли главного героя. Там, кстати, два состава — и на премию «Золотая маска» был номинирован не премьерный состав, на моей памяти такое происходит лишь второй раз в жизни: на главную женскую роль номинировали артистку, которая играла в страхующем составе. Так что театр — сложная система, в которой далеко не все можно просчитать и предугадать.
Страх мотивирует
«Джекил и Хайд» я переписывал не раз: начал еще в институте, и он лет 10 пролежал в шкафу. В итоге его выкупил Театр музыкальной комедии
в Санкт-Петербурге, и до сих пор пятый год спектакль идет на аншлагах. Работать с этим материалом для меня было бешеным кайфом. Когда дико страшно — дико интересно, меня подстегивает, мотивирует именно страх, что я не справлюсь, и интерес к материалу и формату. Я убежден: мюзикл — это безумно сложно, сложнее только опера — это более элитарный вид искусства, и там важно не просто наличие голоса, а наличие определенного голоса, определенных красок этого голоса. В мюзикле ты можешь что-то отрепетировать, что-то поменять за счет микрофона, а в опере это просто невозможно.
Мы не работаем по отдельности
У меня очень крутая команда, с которой я всегда работаю: я давно понял, что залог успеха — в нашей сплоченности, если меня хотят пригласить как постановщика, я сразу объясняю, что мы не работаем по отдельности, можно пригласить только сразу всю мою команду — хотя внутри нее безусловно возможна какая-то мобильность. Я знаю, что какую-то пьесу, например, лучше сделает художник Рябушинский, какую-то — Марголин, а какую-то — Маша Трегубова. Но каждый из них — профессионал высочайшего уровня.
Иногда бургер — это клево
В сфере мюзикла часто приходится заниматься не только своими прямыми обязанностями, порой я выступаю и как креативный продюсер, когда приходится вникать даже в договоры и в нюансы покупки прав. Да, у меня большая кровавая мозоль на лбу от моих же собственных граблей, но от этого я не начинаю меньше любить свою работу. У нас в этом узком сегменте музыкального театра мало специалистов. Опера — другое дело, почти в каждом большом городе есть большой оперный театр, и люди понимают, как это работает. А с мюзиклом приходится все везде строить с нуля, объяснять, как это работает. Знаете, мы часто ругаем «Макдональдс», но иногда бургер — это клево. И для его приготовления тоже нужна определенная технология — и она по всему миру одна и та же. То же самое и с мюзиклом.
Денег не хватает всегда!
Я прихожу к инвестору, который любит театр, и говорю: «Дайте денег, пожалуйста. Они к вам не вернутся, но мы классные ребята». Потому что пока музыкальный театр не приносит денег. Хотя успешные кейсы уже есть, например, модель, в которой существует компания Димы Богачева, выпустившая спектакли «Первое свидание» и «Ограбление банка» — спектакль идет восемь раз в неделю в большом зале и тогда приносит деньги именно с точки зрения зарабатывания этих денег.
А если мы играем два-три раза в месяц, то о серьезной прибыли говорить не приходится. Тем более что в России долгих денег не любят: нужно здесь и сейчас, желательно за год уже отбиться, а лучше вчера начать уже получать чистую прибыль. Но в театре такого не бывает.
А тут артисты начинают петь
Наш мюзикл пока держится на драматических артистах: где что не допою, то доиграю. И, например, для зарубежного композитора это трагедия.
Когда приезжает американский композитор в МХАТ, он ожидает от него уровня хотя бы не ниже регионального американского театра, ждет знака качества по всем абсолютно параметрам, а тут артисты начинают петь… Нет, ему лучше на «Бориса Годунова» в Большой…
Десять крестиков — десять слонов
Режиссер ледового шоу (я ставил «Синдбада» и «Аладдина») или даже режиссер большого балета работает не на льду, а, в основном, за столом. Например, для работы над балетом «Шанель», который мы сделали для Светланы Захаровой в Большом театре, я как автор либретто прочитал несколько книг про Шанель, затем утверждал проект в Париже, затем композитор Илья Демуцкий с нуля написал музыку. А когда есть либретто и есть музыка, ты просто закрываешь глаза, и твое воображение риcует тебе картины, которые ты препарируешь — и зарисовываешь. Я плохо рисую — крестиками: десять крестиков — десять слонов. А потом приходит продюсер — и остается один крестик-слон, а вместо пяти павлинов — три пера. И об этом я должен заранее сам подумать. Жанр, которым я занимаюсь, все равно сильно коммерческий, и с тобой просто не будут работать, если ты не понимаешь, сколько это стоит, и придумываешь все только в системе «я хочу вот так».
Черт с тобой, приходи на кастинг
В «Фейсбук* (*Meta Platforms Inc. (Facebook, Instagram) — организация, деятельность которой признана экстремистской, запрещена на территории Российской Федерации)» я уже не могу добавлять друзей, потому что лимит запросов превышен, а мне все время дико неудобно нажать «отказаться». И чаще всего мне пишут артисты, с которыми я не знаком и с которыми никогда не буду работать. Но иногда эта стена пробивается. Главный герой «Стиляг» в Театре Наций настойчиво писал мне и присылал свои видео, пока я не сказал: «Черт с тобой, приходи на кастинг, я на тебя посмотрю».
И он оказался тем, кто нужен, и мы его взяли на главную роль.
«Сказка о царе Салтане»
В Большом театре мы поставили трехчасовую русскую историческую оперу «Сказка о царе Салтане». Три с половиной часа живой музыки.
Но она сделана для такого зрителя, который, возможно, вообще пришел в оперу впервые. Это спектакль для родителей с детьми. Именно поэтому для меня было очень важно, чтобы артисты постоянно держали внимание зрителя, в особенности маленького: каждые 10 минут что-то выезжает, взлетает, в этом спектакле работает целая цирковая труппа, очень много костюмов, очень сложные декорации… Цель одна: обрадовать маленького зрителя. И, честно скажу, мой главный маленький зритель (семилетний сын Марк) с удовольствием просидел эти три часа, хоть и частично у меня на коленях.
Ну и что?
Я никогда не учился на режиссера. Ну и что? Помню, как поехал в Лондон на режиссерские курсы и сначала дико расстроился, потому что нам предложили «невиданный для русского человека эксклюзив»: разбор пьесы «Чайка»! Надо было приехать в Англию, чтобы заняться разбором «Чайки»… Но именно на этих курсах я понял одну важную вещь: я часто иду правильной дорогой — не потому что знаю, а интуитивно. То есть я могу себе доверять, доверять своему чутью режиссерскому. А не ошибается только тот, кто ничего не делает. Когда-то у меня случилась сильная травма ноги, из-за которой я больше не мог полноценно заниматься актерством. И режиссура возникла сама собой — и мгновенно стала занимать гораздо больше времени, чем актерская деятельность. А сидеть одной попой на двух стульях я не хочу.
Двойная ответственность
Однажды я все же сидел одной попой на двух стульях: на съемках сериала для СТС, когда одновременно был коучем и снимался в одной из главных ролей. Это было очень тяжело: ты приезжаешь раньше всех на площадку, уезжаешь позже всех с площадки, у тебя двойная ответственность, которая по уровню стресса не обязательно перекрывает радость от двойной зарплаты. Но это, надо сказать, был незабываемый опыт и возможность поработать с очень крутой командой, с которой мы до сих пор общаемся. Прекрасный продюсер Саша Бондарев, замечательный Илья Иосифов, Пашка Прилучный — все оттуда.
Нет ничего невозможного
Сейчас в работе — музыкальное кино кинокомпании 2D Celluloid, полный метр, история концертной бригады во время Великой Отечественной войны, которая задумывает диверсию в осажденном немцами городе. Я придумал историю, сценарий писала прекрасная Саша Денисова. Музыкальное кино в нашей стране — это новый жанр, еще не все к нему привыкли, и это большие риски. Но когда небезызвестный человек создал телефон с зеркальной поверхностью и одной кнопкой (а сейчас этой кнопки вообще нет), наверное, все тоже думали, что он сумасшедший, это гигантские риски, и никому такой телефон не будет нужен. Но продолжение истории весь мир знает. Нет ничего невозможного.
500 человек массовки
Нормальные люди дебютируют в кино с короткого метра, с трех людей в кадре, а у меня сразу 500 человек массовки. И я прекрасно понимаю, что мне нужен опытный помощник. Три батальные сцены — как на них не опозориться? Пригласить художественного руководителя, которому я доверяю. Поэтому я и позвонил Саше Котту. Чтобы знать, что я могу к нему обратиться, что он будет готов приехать ко мне на съемочную площадку, проверить мою раскадровку. У меня не упадет корона с головы, если кто-то грамотный и талантливый поможет мне советом. А оператор у меня — обладатель берлинского «Медведя» Азиз Жамбакиев.
За три копейки получится полный фарш
Если ты ставишь рисковый проект — ищи инвестора. Так было со спектаклем «Последние пять лет»: это сложный материал, непростая музыка, и я просто привел с собой человека, который помог театру, решившемуся на эксперимент.
Да, эксперимент можно было поставить за три копейки, но хотелось-то полный фарш. А хочешь полный фарш — найди… фарш. Главное — желание и вера. «Каждому по вере его», как один человек давно сказал. Его, правда, потом распяли, но тем не менее. Эти «Последние пять лет» в Театре на Таганке мне очень дороги, хочется, чтобы зритель принял и полюбил, как полюбил другие мои успешные проекты.
«Питер Пен»
В середине декабря выходит спектакль «Питер Пен», который мы делаем в областном ТЮЗе под руководством Нонны Гришаевой. И это тоже очень важная для меня история, на создание которой ушло два года. Это мой второй заход на территорию этого произведения, надеюсь, он будет уже не комом.
Доверяют свой бюджет
Номинация на «Золотую маску» — это подтверждение того, что ты идешь правильной дорогой, и это самое важное. А еще это дополнительный шанс обратить на себя внимание: начинают звать в какие-то большие театры к себе на постановки, потому что тебе доверяют, в том числе свой бюджет. Я занимаюсь зрительским театром, я не буду экспериментировать за государственный счет и за счет инвестора просто для того, чтобы повеселиться. Я понимаю, что любой эксперимент должен быть окупаемым, хотя бы уходить в ноль. Мне кажется, это важно, это честно.
Солнце садится, артист уезжает
Я люблю работать на телевидении, хотя это совсем другие деньги, и хотя бы раз в сезон позволяю себе сделать какое-то шоу для канала. Потому что это очень сильно мобилизует, потому что благодаря этому темпоритму на телевидении я очень быстро работаю в театре. Люди удивляются: «А где вы этому научились?» Ребятки, солнце садится, артист уезжает через 15 минут: либо ты снимаешь, либо ты остаешься без артиста. И это учит быстро принимать решения и нести ответственность за то, что принял это решение. Я люблю риск — меня это заводит.
Ему не нравлюсь я, мои носки, моя обувь…
Я считаю, что как любой деятель культуры, как любой публичный человек ты должен освещать то, что у тебя происходит, в соцсетях. Это просто необходимо, особенно при нынешнем плотном инфопотоке. Единственное, я пока никому не доверяю ни свой «Фейсбук* (*Meta Platforms Inc. (Facebook, Instagram) — организация, деятельность которой признана экстремистской, запрещена на территории Российской Федерации)», ни свой «Инстаграм* (*Meta Platforms Inc. (Facebook, Instagram) — организация, деятельность которой признана экстремистской, запрещена на территории Российской Федерации)», веду их сам. А в «Телеграме» я подписан на всякие театральные штуки: «Закулиска», «Смольный без провода», «Антиглянец» и «Неистовый Бродвец» — это оперный хейтер, который меня страшно не любит. Ему не нравлюсь я, мои носки, моя обувь, цвет костюма. И, конечно, мои бездарные постановки. Он настолько неистово критикует, что это крайне увлекательно читать.
Впечатления
Меня очень тронул фильм «Джуди» с Рене Зеллвегер: сценарий, кстати, написан по пьесе, которую я ставил с Нонной Гришаевой. Действительно
изумительный фильм, потрясающая актерская работа Зеллвегер — это полное перевоплощение. При этом это не история с пластическим гримом, когда от артиста остаются только глаза. А «Джокер» для меня — это в первую очередь музыка моего любимого композитора из мюзикла «Маленькая ночная серенада» Стивена Сондхайма: главная музыкальная тема фильма — Send In The Clowns, мировой хит, и мне было дико приятно услышать его в финале. А еще «Джокер» — громкий пример того, как из попсовой попсы сделали авторское кино.
