9 мая в ограниченный, четырехдневный прокат выйдет фильм Алексея Федорченко «Война Анны», прогремевший на нескольких, в том числе европейских кинофестивалях.
Фото: © tania naiden
Кинокритик Дмитрий Барченков поговорил с режиссером о Тарковском, сказках и желаниях современного зрителя.
Дмитрий Барченков: У вас недавно состоялась серия мастер-классов. Я знаю, что с вами подобное случается крайне редко. Какие впечатления?
Алексей Федорченко: Да, правда. У меня нет базового режиссерского образования, поэтому я не могу рассказывать о каких-то технических вещах, которые обычно от таких лекций ждут. Но я могу поделиться своим опытом: как снимал и писал свои фильмы. В этот раз была хорошая, профессиональная команда — и мы остались довольны друг другом.
— «Война Анны» собрала целый пул наград, среди которых, например, «Золотые орлы» и за лучший фильм, и за режиссуру. Сразу целились на призы?
— На первых порах, конечно, с трепетом ждал. Когда я закончил свою дебютную картину «Первые на Луне» в декабре, то подумал, что еще успеваем подать на «Нику» и «Орла». Никто, естественно, даже смотреть фильм не стал. А через год, после целой тьмы призов, в числе которых и Венеция была, мне позвонили из «Ники» и спросили, почему мы не подаем ничего. А ведь отправляли заявку, но до того, как фильм стал громким. Я тогда удивился, какая разница в отношении была к одной и той же картине. И сейчас отношусь к этой всей истории гораздо проще.
— В одном из интервью вы определили жанр своих фильмов как «документальная сказка» …
— Скорее, просто «сказка». Если документальное кино, то документальная, игровое — игровая.
— Какие особенности у этого жанра?
— Особенность одна: я показываю нашу же реальность, но с некоторыми отличиями. В случае «Войны Анны» это история про девочку, которая победила во Второй мировой войне, чего в принципе в жизни быть не может. Но сама война, конечно же, была.
— Кстати (раз заговорили про «Войну Анны»), у меня при просмотре возникла аналогия с «Ивановым детством» Тарковского, где ребенок тоже помещается автором в условия войны…
— Интересная аналогия. Как ни странно, до этого мне ее еще никто не озвучивал. На самом деле, к подобным сравнениям я всегда отношусь спокойно, я сознательно не опирался на работу Тарковского. Перед съемками передо мной была лишь история девочки, которая пряталась в немецкой комендатуре.
— Назовете любимый фильм Тарковского?
— Мне нравятся все его ранние фильмы: и уже упомянутое «Иваново детство», и «Андрей Рублев», и «Солярис»… В поздних его фильмах пропала самоирония, они более пафосные, что я не очень принимаю.
— Вернемся к «Войне Анны». Я смотрел картину на благотворительном показе, где было много людей преклонного возраста. Честно признаюсь — многие зрители отмечали, что фильм вышел слишком тяжелым, даже для военного кино. В связи с этим вопрос: думали ли вы о широком зрителе, когда работали над фильмом? Для кого он?
— Когда ты начинаешь думать о зрителе, то начинаешь идти на некие компромиссы и смотреть на зрителя сверху вниз. Я считаю, что зритель — человек умный, образованный и начитанный, и, соответственно, работаю от себя. Если я что-то заложил в фильм, то это кто-то обязательно поймет. Что же касается «Войны Анны», то это семейная картина для всех. Ее должны увидеть все, а сколько уходит — уже не мой вопрос.
— В «Войне Анны» для главной героини война — это не эпизод жизни, как это часто бывает в подобных картинах, а вся жизнь. Мы видим, как девочка условно рождается из войны и ее проходит, иными словами ее бытие ограничивается войной. Несмотря на реальную историю, это все-таки метафора?
— Это метафора, основанная на реальной истории. Мой первый короткометражный фильм «Давид» рассказывает о еврейском мальчике, для которого жизнь началась в Холокосте — явлении столь же страшном, что и война. Там было что-то похожее — метафора по реальным событиям.
