В нашем очередном книжном обзоре месяца — психологический триллер Даниэля Кельмана, неоднозначная биография принца Чарльза, а также увлекательный рассказ о происхождении человека и хоббитов.
Человек, будучи созданием крайне противоречивым, всегда стремится к крайностям, чему подтверждение — настоящая подборка книг, авторы которых с одинаковым успехом и изяществом приоткрывают тайны и тут же создают новые.
Колм Тойбин. Бруклин М.: Фантом Пресс, 2017. Перевод с английского С. Ильина На первых порах «Бруклин» Колма Тойбина вызывает смешанные чувства. С одной стороны, от одного из главных мэтров современной ирландской литературы ждешь все же большего, чем просто милая и трогательная, ладно рассказанная и аккуратно скроенная история. С другой стороны, именно этим умением — привести читателя из точки А в точку Б, ни на что не отвлекаясь, не впечатывая собственную уникальность в каждый абзац, — на сегодняшний день владеют немногие. Мастерство в данном случае кроется в простоте. Итак, Ирландия, 1950-е годы (хотя примерно до середины романа о том, когда на самом деле все происходит, можно лишь догадываться). Девушка по имени Эйлиш работает продавцом у напоминающей диккенсовского злодея лавочницы, которая платит ей гроши. Вскоре, воспользовавшись подвернувшейся возможностью, главная героиня отправляется на заработки в Америку и там влюбляется в итальянца. Потом ненадолго возвращается домой и снова влюбляется, на этот раз — в ирландца. Нехитрая, в общем-то, коллизия, напоминающая строчку из старой песни Валерия Сюткина: «Что мне выбрать — север или юг?». Ценность же этой небольшой книжки о поисках своего места в мире и настоящей любви заключается в том, что автор не проговаривает очевидно напрашивающихся мыслей и не формулирует ровным счетом никаких выводов, предоставляя читателю проделать эту работу самостоятельно. Что превращает чтение «Бруклина» в полноценный акт сотворчества. |
Чарльз Чаплин. Огни рампы М.: Corpus, 2017. Перевод с английского Т. Азаркович Если представить себе гипотетическую необходимость выбрать одну-единственную мелодию, в которую бы уместился весь ХХ век с его надеждами, тревогами, страстями, болью, отчаянием, парализующей меланхолией и очищающей грустью, ликующим счастьем и поиском абсолютной красоты, такой мелодией могла бы стать заглавная тема из «Огней рампы» Чарли Чаплина. В этой музыке, как бы парящей над временем, слышится что-то вроде мудрого сыновьего приятия действительности, подчас начисто лишенной гармонии. Точно так же «Огни рампы», годами переписывавшаяся киноповесть, легшая в основу фильма и ставшая отправной точкой к созданию этой книги, рассказывают не только историю взаимоотношений престарелого клоуна Кальверо и юной балерины Терри, но в более широком смысле повествует о людях, подчас боящихся жизни больше, чем смерти. И о необходимости жить, превозмогая этот, если разобраться, самый древний и глубинный человеческий страх. Очерк Дэвида Робинсона «Мир „Огней рампы“», занимающий ровно половину сборника, рассказывает о генезисе сценарной идеи и непосредственно производстве картины, а также о Лондоне начала ХХ века — месте и времени, в которые помещен сюжет одного из самых грустных, красивых и глубоких фильмов Чарльза Спенсера Чаплина. |
Даниэль Кельман. Ф. М.: АСТ, 2017. Перевод с немецкого Т. Зборовской Все начинается как роман в духе Джона Ирвинга: уже на второй странице одного из троих сыновей Артура Фридлянда чуть не сбивает машина, после чего они все вместе отправляются на выступление придурковатого гипнотизера, где каждому внезапно открывается нечто важное; в тот же день отец в буквальном смысле бросает детей на обочине и, визжа тормозами, скрывается из виду и из их жизни, чтобы вернуться лишь много лет спустя, став известным писателем. Однако на этом сходство между прозой живого американского классика и новым романом одного из самых заметных молодых немецких писателей заканчивается. Ирвинг, несмотря на его склонность к литературному садизму, если разобраться, весьма сентиментален и сам полон разнообразных фобий (именно эти качества, как мне кажется, лежат в корне его наиболее внушительных удач). Кельман, похоже, не боится вообще ничего либо хорошо это скрывает. Он откровенно беспощаден — как к персонажам, так и к читателю. А то, что казалось в его прозе милым и душещипательным, на поверку является просто поводом для очередной тщательно спланированной циничной шутки. Одна из таких шуток, кстати, — название романа, истинный смысл которого раскрывается лишь на последних страницах. (Ты-то, читатель, думал, что Ф — первая буква фамилии главного героя? Как бы не так. Да, к слову: здесь, как ты довольно скоро поймешь, вообще нет главного героя.) Меняя стиль в каждой главе, а иногда внутри отдельно взятых эпизодов от чистого нарратива к потоку сознания, от потока сознания к point of view, Даниэль Кельман создает ритмичную, пружинящую историю, притворяющуюся то психологическим триллером, то хроникой семьи, то философским романом, а то и вовсе коллективным бредом группы душевнобольных. На поверку же «Ф» — это непрерывный сеанс гипноза, с которого, по сути, все и началось. Но даже когда понимаешь, что автор попросту водит тебя за нос, подчиняя своей воле, вырваться из-под его цепкого контроля не удается до самого конца. |
Кэтрин Майер. Чарльз. Сердце короля М.: АСТ, 2017. Перевод с английского М. Тогобецкой Начать стоит с того, что книга «Чарльз. Сердце короля» не авторизована представителями Букингемского дворца, то есть согласия на публикацию от членов королевской семьи издатели биографии принца Уэльского авторства Кэтрин Майер не получили. Возможно, первоначальный отказ был вызван вполне понятным желанием не разглашать определенные факты, не делать достоянием общественности некие нежелательные истины, на знание которых автор вроде как претендует. «Эта биография ставит своей целью развеять предубеждения и хотя бы немного приблизиться к куда более интересной правде, — пишет Майер в предисловии. — Королевское происхождение, предмет зависти для многих, — продолжает она, — эту правду надежно скрывает». С одной стороны, раз скрывает, на то есть объективные причины, частная жизнь семьи на то и частная, даже если эта семья самая известная в мире. Однако довольно скоро становится ясно, что дело тут не столько даже в тех или иных приводимых фактах, а в том, каким образом все подается. Мягко говоря, легкомысленный, а местами откровенно вульгарный язык, которым написана эта книга, попросту оскорбителен — не то что для королевской особы, но вообще для любого хоть сколько-нибудь уважающего себя человека. Майер порой будто бы забывает, что пишет о вполне конкретных людях, позволяя себе то сомнительные фамильярные остроты, то откровенно неуместные оценки там, где вернее всего было бы промолчать. При этом интересных (и, похоже, действительно претендующих на правду) сведений о принце Чарльзе здесь собрано немало, объем проделанной работы вызывает неподдельное и вполне искреннее уважение. Однако любая, даже самая достоверная информация, изложенная — пускай с благими намерениями — на языке условного британского эквивалента журнала «Тайны звезд», моментально и весьма значительно теряет в цене. |
Станислав Дробышевский. Достающее звено М.: Corpus, 2017 «Об антропогенезе человеческим языком» — в принципе, на этом максимально кратком пересказе двухтомника Станислава Дробышевского «Достающее звено» можно было бы остановиться. Люди, интересующиеся вопросом, наверняка книгу прочтут. Люди, смутно представляющие себе, что такое антропогенез, скорее всего, не дочитают до конца даже этот абзац. Но если вы все еще с нами, то вот, из первой главы: «В приложении к человеку теория эволюции называется антропогенезом». На самом деле автору «Достающего звена» удается не просто максимально быстро ввести неподготовленного читателя в курс дела понятными, в лучшем смысле доступными словами, но, что гораздо важнее (и, учитывая специфику текста, куда сложнее), на протяжении всей книги удерживать читательское внимание на одном и том же уровне, и в итоге подарить ни с чем не сравнимое счастье владения фактом людям, от академического мира безнадежно далеким. Этот обстоятельный рассказ о происхождении человека, по объему не уступающий «Властелину колец», на поверку оказывается чтением не менее захватывающим. И, кстати говоря, хоббиты в «Достающем звене» тоже играют далеко не последнюю роль. |