Персоны

«Аккермания»: кто такой Вася Аккерман и почему его все читают

В эру интернета талант пробьет себе дорогу. Так случилось с Васей Аккерманом: отучившись в Лондоне на кинорежиссера, он вернулся в Россию, где прославился
как порнопублицист. 28-летний Аккерман ведет успешный блог, печатается в глянце и готовит несколько громких премьер.

Фото: Алёна Космина

Одна из них, о которой пока говорят полушепотом, как о большом секрете, — экспериментальная программа поэтических чтений со сцены в дуэте с популярными актрисами (познакомиться с форматом можно в «Инстаграм* (*Meta Platforms Inc. (Facebook, Instagram) — организация, деятельность которой признана экстремистской, запрещена на территории Российской Федерации)» @akkermanvasya). Другая, не менее важная, — запланированный выход книги. А за ней и второй, материал на которую уже набран.

Молодой, дерзкий, самоуверенный — Вася Аккерман не выбирает выражений, когда говорит о том, что его действительно волнует: сексе, женщинах и любви. Именно предельная откровенность автора и взгляд на отношения с мужской точки зрения обеспечили его колонкам популярность и сотни «сердечек», не говоря уже о восторженных комментариях поклонниц и возмущенных — феминисток, обвиняющих его в потребительском подходе к романам. К 28 годам он успел получить образование в Лондоне, вернуться в Россию и стать здесь успешным публицистом. Его цикл «Стихи на двоих» продемонстрировал новый подход к поэтическому жанру, который оказался востребованным молодой аудиторией, а партнерами Васи по чтениям выступили популярные актрисы: Мария Шумакова, Лукерья Ильяшенко, Полина Максимова и другие.

Арина Яковлева: Первый вопрос, понятное дело, очевиден: как ты вообще стал писателем? Ты ведь жил в Англии, учился на кинорежиссера.

Василий Аккерман: Когда ты снимаешь кино, ты его пишешь. Все начинается с текста. Сначала, как известно, было слово. Хотя это, конечно, совсем другой язык, более техничный. Писал я всегда, с детства. Что-то такое стихоподобное. И три года назад — фигак-с! — занялся публицистикой. Ну, как публицистикой — я начал писать статьи. Публицистом я себя не считаю — я все же не журналист, не профессиональный писатель. Попробовал — получилось. Я подумал: почему бы нет?


О лирическом герое и авторе-интроверте


— Одно дело — начать писать, совсем другое — чтобы тебя напечатали. Как получилось, что никому не известный Вася Аккерман стал колумнистом уважаемых изданий вроде «Дождя» и «Сноба»?

— Я приехал в Москву и думал, что буду снимать здесь фильмы. Но я немного другой школы. Да еще не знал здешнюю тусовку. Кино — это всегда команда. Мне предлагали неплохие проекты (я показал кое-какие свои работы, и мне сразу решили отвалить бабла), но собрать команду, где все работает как слаженный механизм, не удалось. Ну и все. Стал крутиться. В итоге попал на канал «Дождь», рядом сидел журнал «Сноб». Предложил им свои видео со стихами. Они говорят: «Чувак, а не хочешь попробовать прозу?» Попробовал — пошло.

«Аккермания»: кто такой Вася Аккерман и почему его все читают

— Чем тебе понравилась публицистика?

— Когда работаешь над текстом, ты сидишь перед компом, и единственный, кто может тебя подвести, — только ты сам. Написал — жрешь, не написал — голодаешь.

— Но в кино ты все равно планируешь возвращаться?

— Да. Но пока мне нравится писать. Я получаю удовольствие. И стараюсь не делать того, что удовольствия не приносит. Я не могу работать против себя.

— Однажды ты назвал себя интровертом. Как это сочетается с тем, что ты пишешь предельно откровенные колонки «от первого лица»?

— А в чем противоречие?

— Ну, вот я тоже считаю себя интровертом, и представить, что напишу когда-то о чем-то столь же личном, у меня не получается.

— Я потому и пишу, что через эти тексты раскрываюсь. Мог бы, наверное, сделать намного раньше, но решился только три года назад.

— Не приходится переступать через себя?

— Так в этом и challenge, мне кажется. Сделать что-то, что удивляет тебя самого. В какой-то момент я понял: все равно ведь никто не поверит. И как только я осознал эту мысль, я легко начал писать.

— Если говорить о лирическом герое, то кто он? И тебе самому он симпатичен?

— А я его не анализирую. В лирическом герое много от меня самого, а препарировать себя — дело неблагодарное. Главное — он человек. Во всем противоречии. Поэтому, мне кажется, за ним и следят так пристально: сегодня он сильный и мудрый, завтра может быть слабым и глупым. Это не пуленепробиваемый супергерой. Он просто живет.

 

 

О феминизме и письменном согласии на секс


— Насколько такому герою легко и комфортно жить в наш суровый век борьбы с объективизацией женщин?

— Отлично ему живется!

— То есть с неприятием решительно настроенных женщин он не сталкивается?

— Что мне их неприятие? Пусть борются — это и есть свобода.

— Тогда как ты вообще относишься к феминизму, ставшему чуть ли не главным словом этого года?

— Это забавно! Время от времени особо радикально настроенные девушки пишут в мой адрес гневные посты — бывает. Но никакой особой борьбы или противостояния между нами нет. Что касается самого феминизма, я считаю эту идею утопической.

— Для России это, может, и утопия, а на Западе вполне себе реальность текущего дня.

— Ну, так и героином раньше лечили, и кокаин продавали в аптеке. Потом провели клинические испытания, и все оказалось не так уж радужно.

— У феминизма как движения история более длинная, чем у лечения героином.

— Мне кажется, что сейчас женщины борются уже не за равенство, а за превосходство.

— Как мужчине — такому, скажем, как твой лирический герой, — выживать в этих суровых реалиях? Ты же знаешь, что в Швеции, например, теперь секс без письменного согласия будет считаться чуть ли не изнасилованием?

— Ну вот и посмотрим, сколько это протянет. Особенно в Швеции! Вот у нас, например, можно принять любой закон, и с этим придется жить, а если шведам что-то не понравится, придется считаться. Они попробуют — каково это, трахаться по согласию? — и решат. Мне кажется, это здорово.

«Аккермания»: кто такой Вася Аккерман и почему его все читают

— Но действительно, вот если без бумажки, то как понять: согласна женщина на контакт или нет? Мы ведь, девушки, народ странный: говорим «нет», а думаем «ну давай». И наоборот.

— Чем умнее становишься, тем сложнее жить. Но я считаю, что природа должна победить.

— Если вернуться к лирическому герою, то он такой Онегин наших дней…

(Перебивает.)

— Что-о-о?

— …эдакий избалованный и пресыщенный молодой человек с хорошим образованием и манерами, которому скучно жить. Разве нет?

— Да не скучно мне!

— Подожди: мы же не о тебе — о герое. Мне все-таки кажется, что в любом творчестве есть определенная дистанция между автором и героем, даже если герой — он сам.

— Меня часто спрашивают: это все правда или нет? Нет ответа! Потому что это и правда, и нет. Конечно, герой — это совокупность различных качеств и черт: какие-то принадлежат мне, какие-то подсмотрены и подслушаны. Пресыщен ли герой? Гулянками? Да! Отношениями? Нет, разве что быстрой сменой партнеров. Так и напишите: герой устал. (Смеется.)


О сервисах знакомств, «быстрой» романтике и важности «лайков»


— Раз уж ты позиционируешься как эксперт по отношениям и, не побоюсь этого слова, секс-шпион, не могу не спросить: веришь ли ты в сервисы знакомств? Как ты относишься к тому, что знакомства, романтические свидания переходят в режим fast, какая у всего этого перспектива?

— Любой прогресс что-то дает и что-то отбирает. Здесь невозможно судить однозначно: кому-то это помогает, кого-то обделяет. Каждое предыдущее поколение любит попрекать: а вот мы… Ну да, мы другие. У нас было другое детство, другие возможности. Но я не считаю, что мы становимся слабее — просто жизнь становится лучше.

— Но не лишит все это нас романтики, флирта? Двадцать первый век не зря называют веком одиночества.

— Коммуникация видоизменяется. А хорошо это или плохо, сказать пока сложно. Нужно смотреть в перспективе. Ничего нового не происходит: любой прогресс — штука болезненная.

— Многие не выдерживают. От количества информации, которая льется непрестанным потоком с различных устройств, люди становятся нервными, тревожными.

— С одной стороны, это так. С другой — благодаря соцсетям, например, творческие личности могут получить признание при жизни. Плохо, что ли?

«Аккермания»: кто такой Вася Аккерман и почему его все читают

— Но одновременно и куча откровенных бездарностей получают свою минуту славы.

— Я уверен, что все бесталанное рано или поздно отсеется. Если люди перестанут лайкать какую-нибудь Ольгу…

— Какую Ольгу?

— …некую Ольгу и начнут лайкать других, более талантливых исполнителей, то, глядишь, и тренды изменятся, и вкусы начнут воспитываться. А у нас же все «взрослые и умные», лайки ставить не хотят — не тот уровень, а потом удивляются, почему лента выглядит так уныло.

— Говорят, что институт семьи умирает. Ты согласен?

— Смотря что ты имеешь в виду. Саблезубые тигры вымерли, войны стали реже — кучковаться, чтобы защитить себя, больше нет необходимости. Штамп в паспорте сам по себе тоже ничего не гарантирует. Но если рассматривать институт семьи как сообщество двух людей, которые решили разделить одну жизнь на двоих, то это, по-моему, прекрасно: я вообще за моногамию.

— Что мужчины твоего поколения ищут в женщинах?

— Женственность. С приходом феминизма этот вопрос встал особенно остро. И в этом, кстати, виноваты мужчины, которые стали слишком инфантильными. Это подталкивает женщин меняться ролями. Парни вроде меня хотят видеть рядом с собой женщину со стержнем, но одновременно нежную и хрупкую. Не надо на меня давить!

— Вот тебе, например, важно, чтобы твоя половина умела готовить, поддерживать уют в доме?

— Мы, мужчины, существа простые (стучит по дереву. — Прим. авт.). Про уют. Я два года жил в квартире и только недавно сменил матрас, лежавший на полу, на кровать. И то не по своей инициативе. Я люблю красивую жизнь, но мне не нравится фиксироваться на быте. Я иногда думаю: вот было бы круто, если бы тут все стало уютненько. Но мне больше ***** (все равно. — Прим. авт.), чем надо. Вот в чем проблема. В женщине это заложено на генетическом уровне. Она даже если не сама сделает, то хотя бы подтолкнет.

 

 

О монетизации, русском рэпе и баттле с Оксимироном


— Писательство — это твой основной источник дохода? Ты пишешь про красивую жизнь — насколько твоя работа обеспечивает такой образ жизни?

— Сейчас — да. Два-три года назад это было не так. Что стало возможным за счет интернета? Если у тебя есть какой-то талант, ты можешь его монетизировать. Вот, например, ты ******** (талантливый. — Прим. авт.) водопроводчик. Ты заходишь в соцсеть и начинаешь вести блог. Кто-то начинает за тобой следить. По мере того, как твой бренд разрастается, ты начинаешь зарабатывать на нем деньги: продавать гаечки, трубы. Так же и с текстами. Социальные сети — это просто рычаг.

— У того, что ты пишешь, есть какая-то перспектива?

— Все, кто работает с текстами, хотят, чтобы рано или поздно их признали литературой. Это наивысшая оценка писательского труда. Планов или стратегии у меня нет, для этого у меня есть продюсер. Я просто творю, потому что мне это нравится. Три года назад, когда все мне отказывали и говорили: «Мальчик, тренируй свой пальчик», я понял: у меня есть интернет, и начал работать над качеством. Сейчас — не знаю, могу ли говорить об этом? — мы обсуждаем выход моих книг: стихов и прозы. А ведь прошла всего пара лет!

— Раз уж зашел разговор о поэзии, назови главных для тебя поэтов современности.

— 50 Cent. Шучу. Я не читаю других поэтов.

— Тогда давай поговорим о рэпе.

— Еще немного, и я начну его сам читать. (Смеется.) Денег ради, конечно. Нет, я не рэпер по своей сути, у меня нет «черной» души. Но я чувствую, что сейчас появляются исполнители, которые пишут код, созвучный моему.

— О ком ты сейчас говоришь?

— Скриптонит, например. Я рассматриваю его через призму текста. И я вижу: он пишет код, а не рэп. Мне это нравится.

— А как же главный рэпер всея Руси Оксимирон?

— Мне нравится, как он выступает на баттлах — он умеет показать ширину и возможности языка. Но, обучаясь в Оксфорде литературе, было бы странно, если бы он это не делал. В Оксфорд не берут просто так. Это не МГИМО и не МГУ, куда ты можешь прийти с папой и — хочешь не хочешь — тебя возьмут. Если русский парень поступил в Оксфорд, это о многом говорит. Но как исполнитель он мне не близок — для меня в нем слишком мало музыки.

— Если бы тебя вызвали на баттл, ты бы согласился?

— Разве что с Оксимироном. Оксфорд против Кембриджа. Это было бы круто!

 

 

О России будущего, 30-летии как рубеже и разнице менталитетов


— Ты много лет прожил в Англии, потом вернулся в Россию. Что изменилось за это время?

— Во-первых, меня стали печатать. (Смеется.) Я родом из Петербурга, но жить предпочитаю в Москве — Питер для меня слишком медленный. Мне кажется, люди стали лучше считывать иронию, а это говорит о более высоком интеллектуальном уровне. На Западе юмор воспринимают легче, естественнее — у нас все слишком серьезны, за каждое неудобное слово готовы разорвать. Люди устали от «розовых котят» — все хотят мысли, идеи. Это, наверное, главный показатель нашего поступательного движения.

— Насколько русские женщины отличаются от европеек?

— Европейские женщины все очень разные. В Англии, например, процветает пресловутый феминизм — надо быть очень осторожным, чтобы не нарваться. При этом они очень свободные, раскрепощенные, даже агрессивные — это, видимо, черта всех островитян. Русские женщины теплее, мягче, женственнее. Хотят отдаться мужчине в доминирование.

— Ты застал в Англии такое спорное, на мой взгляд, нововведение, как туалеты для «нейтрального» пола? Как ты относишься ко всей этой истории со стиранием гендера?

— Чем круты англичане — несмотря на традиционность и даже консервативность их общества, они настоящие революционеры. Первый гей-парад прошел именно в Англии. Они не боятся экспериментировать.

— В отличие от русских — у нас скрепы.

— Нужно понимать, что Англией управляют очень умные люди, настоящая элита — они приходят во власть не ради наживы, но из искреннего желания служить стране. Это принципиально другая история.

— В одной из старых колонок ты говорил о 30-летии как об определенном рубеже. С тех пор прошло несколько лет. Сохранилось ли это ощущение? С каким настроением ты приближаешься к этой дате?

— У меня как у мужчины есть определенные амбиции, и мне кажется — «кажется», ключевое здесь слово! — определенные вещи к этому возрасту надо успеть. Я не говорю про необходимость заработать все деньги мира, нет. Но про ощущение, что ты движешься в верном направлении. Не мечешься, а точно понимаешь, что выбрал правильный путь. Это даже биологически можно обосновать: после 30 у мужчин происходят определенные гормональные изменения. А пока силы есть, нужно многое успеть.

«Аккермания»: кто такой Вася Аккерман и почему его все читают

 

 

 

04 июня 2018
Арина Яковлева для раздела Персоны