29 марта в прокат выходит новый фильм-притча Павла Лунгина «Дирижер» о непростых взаимоотношениях знаменитого дирижера и его сына. Накануне премьеры режиссер рассказал о создании картины обозревателю отдела культуры Posta da VIP Анастасии Филатовой.
Фильм, который заставил говорить о себе задолго до премьеры,
наконец смогут увидеть все — с 29 марта в кинотеатрах по всей Роcсии, а 15 апреля на Пасху кино покажут по одному из центральных каналов. Павел Лунгин рассказал Posta da VIP, как создавался фильм.
О замысле картины
Лет пять тому назад ко мне пришел молодой священник Илларион Алфеев. Он тогда еще не был митрополитом, служил в Австрии, в Вене. Он — то и принес мне диск со своей пасхальной ораторией «Страсти по Матфею». Я, честно говоря, страшно уворачивался от идеи что-то делать с этой музыкой. Меня и так после фильма «Остров» связывают с православием, поэтому я не сразу стал работать над этой темой. Но музыка запала мне в душу, и я написал несколько вариантов сценария, но вскоре понял, что это все не то. Потом я снял фильм «Царь», и только после этого ко мне пришло понимание того, что это должна быть очень простая история. Главный герой должен сам быть носителем этой музыки. Отсюда — дирижер, оркестр и хор, который едет в Иерусалим (в том, что в картине непременно должен быть Иерусалим, я был уверен с самого начала). Эта музыка имеет право звучать все время в фильме. И поэтому мне важны были какие-то простые бытовые фразы, движения. Вот он встал, пошел — и одновременно с этой историей сливается духовная музыка. Будет ли это алхимия, будет ли это перерождаться во что-то — именно это было главное пари моего фильма. У меня изначально был не сценарий, а музыка. Странным образом они растворились друг в друге, и получилось что-то общее.
Режисер Павел Лунгин и оператор Игорь Гринякин
Съемка сцены похорон сына главного героя
О правде и вымысле
В моем фильме, безусловно, все истории выдуманные. То есть, в картине нет никаких автобиографических отголосков. С другой стороны, что называть выдуманным? Взять хотя бы из фильма ситуацию семьи, в которой умерла любовь. Посмотрите, ведь такие истории вокруг нас повсюду. Зачем выдумывать, когда это все тебя окружает? Или, например, ситуация, где есть сын и жестокий отец. Мы одновременно можем являться и тем и другим… Но, видимо, какая-то боль по отношению к детям у меня все-таки есть. Когда делаешь фильм, то невольно живешь во всех персонажах. Я себя также отождествлял и с героиней Инги Оболдиной, и с ее вечно изменяющим мужем, который не может сказать ей правду. Ведь именно из пространства драмы пришло пространство трагедии.
Заметьте, в драме у Чехова люди никогда не говорят друг другу правды, они всегда говорят около правды. А трагедия — это тот мир, где люди говорят друг другу правду.
Актриса Анна Чиповская
Актриса Дарья Мороз
Актеры Карен Бадалов, Всеволод и Арсений Спасибо
Актриса Инга Оболдина и оператор Игорь Гринякин
О выборе актеров
Я пытался уйти от известных и медийных лиц. Хотелось, чтобы актеры не несли за собой шлейф актерского мастерства, а несли правду психологии. Главная роль — у Владаса Багдонаса. Это очень хороший театральный актер. Интересная роль у Инги Оболдиной и актера театра Фоменко — Карена Бадалова.
Режисер Павел Лунгин с актерами Сергеем Барковским и Владасом Багдонасом
О главном герое
По-моему, понятен тип этого человека. Он подчинил себя мысли, подавляет всех вокруг себя и вообще не знает жалости.
Он такая «машина духовности» в кавычках.
Герой Владаса и не был отцом. Он очень инфантилен: когда идет по кладбищу, то признается, что боится мертвых. Взрослый, серьезный человек — глыба, для которого такие вещи, как боль, горе, смерть как будто бы и не существуют. Первое осознание потери сына к нему приходит на его могиле. Но, разумеется, он не отец с большой буквы О.
Актер Владас Багдонас
О продолжительности фильма
Это мой самый короткий фильм. Обычно у меня все фильмы по два часа, а этот — всего полтора часа.
Об Иерусалиме
Самое сложное было снимать Иерусалим. Его совершенно не ухватишь. И чувства от него очень сильные. Те, кто был там, знают это. Город некрасивый, библейского там ничего не осталось, там все разрушено.
Иерусалим — это город, который с тебя срывает все маски, он как бы тебя обдирает. Разве история из моего фильма могла бы случиться в Тамбове? Может быть и могла бы, но это была бы уже совсем другая история.
Съемка сцены подготовки террориста смертника к терракту
О структуре фильма
Мой фильм — это такая «матрешка». Во-первых, есть Иерусалим, в котором отец послал на смерть своего сына, и там произошло чудо его возрождения физического и духовного — я сейчас говорю о нашей цивилизации, которой две тысячи лет. Во-вторых, в фильме есть конкретная история отца, погубившего своего сына. В третьих, есть еще история мальчика — смертника, которая во время монтажа в фильме укоротилась. История, когда отец-араб готовит сына к смерти. Я даже сначала хотел назвать фильм «Страсти». Потом я вспомнил, что уже есть такой фильм Мэла Гибсона «Страсти Христовы».
Поэтому «Дирижер» — это, с одной стороны, такое дежурное название. А с другой стороны — это наводит на мысль о том большом Дирижере, который дирижирует всеми нами…
О гибели и возрождении
Это фильм о состоянии кризиса. Я вообще-то за кризис. Кризис — это свидетельство того, что ты живой человек. Ведь температура поднимается у живого человека. У трупа она не поднимается. Кризис — это то, что всегда позволяет тебе увидеть себя со стороны, понять, что ты поднялся на другую нравственную ступень. В музыке, которая звучит в моем фильме «Дирижер», в пасхальной оратории «Страсти по Матфею» есть мистерия о смерти и возрождении. Я имею в виду то, что вся христианская цивилизация уже много веков живет в этом образе гибели и возрождения. Мне кажется, когда главный герой в конце фильма плачет, в этот момент он превращается в ребенка. В этом эпизоде есть ощущение начала другой жизни для него…
Съемка сцены взрыва на рынке в Иерусалиме
Актриса Дарья Мороз в гриме — съемка сцены взрыва на Иерусалимском рынке
О смысле жизни
Я считаю, что человек не может измениться. Человеческий характер — это колодец. И в этом колодце ты можешь быть на дне, а можешь подняться наверх. Любая реклама и любой гламурный журнал, которые рассказывают о том, как любить, как одеваться, как испытывать оргазм — они нас учат тому, как измениться. И мы живем в этой данности. И в этой данности мы можем опускаться вверх и вниз. Эти изменения, мне кажется, и есть жизненный путь.
В колодце собственной личности пытаться ползти вверх — в этом я вижу смысл жизни.
